Игра с отчаянием

— Разве вашей власти хватает на то, чтобы воскресить человека? — вдруг раздался в мрачной тишине зала голос Марибель.

Остальные взглянули на неё со смесью удивления и ужаса. “Неужели, она готова довериться Тау?!” — пронеслась в их голове пугающая мысль. Больше всего в этой ситуации было страшно выражение Марибель: она смотрела на Тау с холодным спокойствием, как рационалист, оценивающий все возможности. Тау с интересом вглядывалась в её лицо. Затем кукла возвела глаза к потолку и стала барабанить пальцами по щекам, задумавшись. В какой-то момент её посетило озарение. Просияв, Тау вновь опустила глаза к залу и, хлопнув в ладоши, радостно воскликнула:

— Я могу это продемонстрировать!

Слова прозвучали, как смертный приговор. Постепенно осознавая всю их пугающую суть, все, кто мог, побледнели, даже на лице Хины отразился ужас. В помещении словно резко похолодало, так что большинство заколотило.

— Ты не посмеешь… — пролепетала Хина.

Но было уже поздно: Тау с широкой ухмылкой подняла руку вверх, словно дирижёр, а затем щёлкнула пальцами. Тут же в центре зала, окружённая трибунами с учениками, стала постепенно проявляться фигура девушки. Сначала она была лишь бледным, прозрачным силуэтом с едва различимыми чертами, но с каждой секундой она становилась всё ярче. Спустя примерно минуту на том месте материализовалась девушка примерно семнадцати лет. Она лежала на полу, лишённая жизни, словно сломанная кукла. Её руки и ноги были раскинуты, голова наклонилась чуть вбок, являя части зала, где находились Ёшики и Марибель, лицо европейского типа с остекленевшими ореховыми глазами. Её рыжевато-русые волосы до плеч, когда-то аккуратно уложенные, теперь разметались по полу. Она была одета в свитер персикового цвета с рукавами по локоть, чёрные шорты и чёрные же капроновые колготки, на её ногах красовались короткие серые полусапожки с ремешками на щиколотке. И, пожалуй, самыми примечательными деталями её внешности был мертвенно-серый цвет кожи и ужасный синяк на шее — явное свидетельство удушения.

— Итак, для демонстрации моих способностей я решила провести воскрешение фройляйн Сондж Хоннекер — Супер Создательницы настольных игр! — объявила Тау и, покосившись на Хину, добавила: — Это была очень и очень неглупая мадам, вот только воспринимала жизнь, как игру, чем очень напоминала тебя, Хиганбана. Именно поэтому я заставила окружающих верить, что она — главный виновник происходящего. Результат вы можете видеть перед собой!

Они и правда видели результат. Минато, Марибель и Ёшики с ужасом взирали на тело девушки. Хина же смотрела на неё с непроницаемым выражением, но быстро перевела взгляд на Тау, и тут же в её глазах разгорелась убийственная ненависть. “Какого чёрта из-за тебя и твоих обид страдают ни в чём не замешанные люди?!” — думала она, испепеляя Тау взглядом. Та же не замечала этого и, напевая какой-то незамысловатый мотив, покачивала пальцем. Хина не смотрела на Сондж, поэтому не могла видеть происходящих с ней изменений. Зато видели остальные, в том числе и слегка заинтересованная Эрика.

А смотреть было на что: постепенно кожа девушки приобретала более естественный оттенок, и спустя пару секунд уже вполне походила на кожу живого человека. Тонкие обескровленные губы постепенно приобретали цвет, на лице проступал румянец, а синяк на шее становился всё менее заметен. Наконец, её тело стало вполне похожим на тело живого человека. Только тогда в мутных глазах появилась осмысленность, и девушка моргнула. Наблюдавшие это все как один вздрогнули.

В следующий миг девушка вновь зажмурилась и начала кашлять. Она буквально согнулась пополам в приступе ужасного кашля, во время которого то и дело жадно глотала воздух, которого ей явно не хватало в момент смерти. Наконец, она шумно вдохнула, хорошенько наполнив лёгкие, и тут только открыла глаза, уже более осознанно осматривая обстановку вокруг себя.

Едва поняв, где находится, девушка буквально подскочила на месте, приняв сидячее положение, и с выражением ужаса принялась озираться. Она выглядела, как затравленный волк, окружённый гончими: на её лице отражалось напряжение и в то же время читалась готовность дать отпор и бороться до конца в случае угрозы. Хиганбана невольно начала испытывать к ней симпатию: мало того, что Тау сочла Сондж похожей на Хину, так ещё и её поведение в подобной ситуации выдавало в ней воина.

Тем временем девушка продолжала напряжённо оглядывать присутствующих. Наконец, её взгляд зацепился за Тау. Едва кукла попала в поле её зрения, глаза Сондж вспыхнули ненавистью.

— Du!.. — только и воскликнула она, буквально трясясь от гнева при виде Тау.

Та же невинно хихикнула.

— Ну, я думаю, что демонстрация была достаточно наглядной, верно? — улыбнулась кукла, оглядев окружающих. Те стояли в ужасе, догадываясь, каков будет её следующий шаг. Тау усмехнулась и, тряхнув головой, объявила: — Что ж, а теперь трупу пора возвращаться в морг!

— П-подожди!.. — истерически воскликнула Марибель, чувствуя, что происходящее — полностью её вина.

Однако было уже слишком поздно: Тау рассекла рукой воздух, будто палач, опускающий топор на шею преступника, и тут же откуда-то сверху на шею Сондж накинулся аркан. Она машинально схватилась за него руками. Верёвка стала стремительно натягиваться. Миг — и петля затянулась на горле, поднимая тело девушки в воздух. Она хрипела, она жадно хватала ртом воздух, она дергала ногами и царапала ногтями верёвку в тщетных попытках хоть как-то ослабить путы. Верёвка продолжала поднимать её вверх, к потолку. Момент, когда Сондж Хоннекер перестала биться в петле, её руки упали и её тело безвольно повисло, совпал с тем моментом, когда она оказалась в самом верху зала. А в следующий миг в потолке разверзлась дыра, и дважды задушенная девушка навсегда исчезла из жизней людей в низу зала…

Всю эту ужасную сцену Марибель не могла отвести глаз от происходящего. В голове настойчиво звенело: “Это всё твоя вина!” Она бы хотела отвернуться, хотела бы не видеть всего этого, но просто не могла оторвать взгляда, полная ужаса и чувства вины. “Нет, нет, я не хотела!” — говорила себе Марибель, чувствуя, как глаза наполняются слезами. От испытанных эмоций желудок скрутило в комок, и Марибель почувствовала, как его содержимое (то есть, исключительно утренний чай — Марибель уже мысленно благодарила небеса за отсутствие аппетита тогда) просится наружу. Марибель торопливо зажала рот обеими руками, чувствуя острую боль в животе и в то же время давясь всхлипываниями.

Внезапно она ощутила, как на плечи ложатся чужие руки и её быстро, но не слишком резко разворачивают влево. Марибель подняла влажные от слёз глаза и увидела перед собой взволнованного Ёшики. Тот смотрел на неё с искренним беспокойством, привлечённый её плачевным состоянием.

— Держись, всё нормально… — старался говорить он как можно более ободряющим тоном, хотя дрожащий голос плохо этому способствовал. — Давай, успокойся, дыши через нос, а то ты сейчас вся зелёная…

Ёшики в попытках успокоить Марибель слегка сжал пальцы на её плечах. Та постаралась сделать, как он говорил — получилось с трудом. Она дышала часто и отрывисто, постоянно перебиваясь всхлипываниями. Однако в какой-то момент тошнота отступила от горла, и Марибель почувствовала себя немного лучше. После этого она сдавленно кивнула, давая понять, что помощь больше не требуется, на всякий случай всё-таки пока не убирая руки от лица.

Ёшики отпустил её. Сам он выглядел ненамного лучше: его колотил озноб, вызванный ужасом настолько близко пережитой смерти, лицо приобрело болезненно бледный оттенок, словно он несколько недель провалялся с тяжёлым гриппом или чем-то подобным, всё тело покрыл холодный пот.

Эрика тем временем засвидетельствовала эту картину с выражением ровного спокойствия на лице. Сейчас она смотрела в потолок, где пару мгновений назад скрылась фигура бывшего Супер Создателя настольных игр. Вид Эрики очень сильно контрастировал с парой через несколько мест от неё, но ещё больше на фоне её спокойствия выделялся Минато. Его, в отличие от товарищей, не била истерика — он стоял на месте, не отрывая взгляда от потолка. Вот только достаточно было совсем чуть-чуть приглядеться, чтобы осознать, что с ним всё совсем не в порядке: его пальцы слегка подрагивали, лицо покрыла испарина, зрачки сузились. Он смотрел неотрывно, но он очень, очень хотел бы отвернуться. Однако в какой-то момент к своему ужасу Минато осознал: он не может пошевелиться. Сейчас он явственно ощущал на своих щеках прикосновение, словно некто держал его голову, не давая отвернуться. “Ну, что скажешь на это?” — Минато ощутил вполне материальное дыхание, скользнувшее по правой стороне лица.