Игра с отчаянием

А вот Марибель и Минато её слова смутили. Растерянный Супер Повелитель персон вклинился с осторожным замечанием:

— Погоди, но ведь я тоже просто человек. Почему же Тау сочла меня “выше” Кишинумы?

— Меня волнует тот же вопрос… — пробормотала Марибель.

Хиганбана взглянула поочерёдно на обоих, а затем пожала плечами и просто предположила:

— Наверное, это как-то связано с вашими сверхсилами. Вы же, Арисато-сан, “повелеваете” некими персонами, судя по вашему таланту, а Хан-сан способна видеть то, что подвластно не каждому человеку, да и не каждому созданию выше, как показывает мой опыт…

— Верно, — подтвердила мысль Тау, тут же приковав всеобщее внимание. — Ваши “таланты”, Повелитель персон-сан, Мечтательница-сан — проявление тех осколков мощных сверхсуществ, которые присутствуют в ваших душах.

На лицах обоих упомянутых отразилось искреннее удивление. Их вид красноречивее всяких слов говорил о степени их шока от такой новости. Очевидно, что ни Марибель, ни Минато даже не допускали возможности такой близкой связи себя с чем-то сверхчеловеческим. “Хотя… Это достаточно много объясняет…” — растерянно подумали оба, в глубине души всё ещё не в состоянии признать подобный факт, но уже приближаясь к его серьёзному рассмотрению.

В этот момент Хиганбана внезапно изменилась в лице: на нём отразилось какое-то испуганное осознание, и, если бы Хина не была сделана полностью из фарфора, она бы наверняка побледнела. Однако она торопливо взяла себя в руки и, взглянув на Тау исподлобья, напряжённо поинтересовалась:

— Кстати, раз уж ты упомянула души… Что происходит с телами тех, кого ты здесь держишь?

Тау невинно захлопала ресницами и приложила пальцы к губам, глядя на Хину, которая пытливо смотрела ей в глаза. А вот на лицах остальных вновь отразился шок.

— Погоди, что это значит? — недоумённо спросил Ёшики. — Она, типа, помимо похищения, что-то ещё с нами сделала? — на этих словах его голос предательски дрогнул, выдавая его испуг.

Хина быстро взглянула на него, а затем на остальных, и, поняв, как прозвучали её слова, поспешно замахала руками.

— Нет-нет, вы неправильно поняли! — воскликнула она. — Я имела в виду, что, раз здесь находятся души… Да-да, вы сейчас — это не ваши физические оболочки, а ваши души, — пояснила она, видя недоумение окружающих, — просто им придали форму, полностью копирующую тело, чтобы было удобнее взаимодействовать. Мы с Деей сделали почти так же, только немножко исхитрились и создали новые оболочки, а не скопировали реальные. Тау же вообще не может существовать в мире физическом — тело-то у нас с ней одно на двоих, и на данный момент оно у меня. Но меня сейчас больше волнует, что там с телами остальных, — вернулась она к первоначальному вопросу и взглянула на Тау. — Они же в своих мирах остались, верно?

Эрика усмехнулась, ничуть не тронутая её беспокойством, и вместо Тау жестоко ответила, безразлично пожимая плечами:

— А что может быть с телом без души? Всего лишь пустая оболочка, которая валяется где-то без дела, но при этом функционирует. Как в коме.

Услышав это, все вздрогнули и в ужасе взглянули на Эрику. Для большинства это было и без того шоком, а тут оно окончательно приобрело жуткий оттенок. Хину же ужасало не это — она вдруг ясно увидела перед собой картину из недавнего прошлого. Недавнего, ещё свежего в памяти, и потому такого чёткого. Она с ясностью вспоминала Марти, когда он рассказывал о состоянии своих брата с сестрой. Что-то внутри неё отзывалось болью, когда она представляла его взгляд, полный муки и страдания от вида родных людей в безжизненном, но ещё не мёртвом состоянии. Надежда на то, что когда-нибудь они проснутся и всё будет как прежде, была блажью и одновременно нескончаемой пыткой.

Хиганбана медленно перевела полный ненависти взгляд на Тау: та сидела на своём троне, вытянув руку и безразлично разглядывая свои пальцы в белой перчатке. От одного вида этой садистки Хину разрывало от бурного желания всё уничтожать и в то же время подарить этому отравляющему её жизнь созданию медленную и мучительную смерть. Однако сейчас она только и могла, что сжать кулаки и с ненавистью прошипеть:

— Какая же ты всё-таки мразь…

Тау безразлично скосила на неё глаза, а затем выпрямилась и, прикрыв глаза, беспечно проговорила:

— Ну да, Детектив-сан как всегда права: люди без души впадают в кому, и окружающим кажется, что этому нет никаких причин. Впрочем, я пробовала и другой способ, — добавила она после небольшой паузы. — Когда кто-то умирал здесь, вскоре в своём мире он попадал в какой-нибудь несчастный случай, за мгновение до смерти вспоминая всё случившееся тут — это я перекидывала его душу в тело из наиболее неудачного мира. Чем-то похоже на первый выпуск. Кстати, о выпуске. — На лице Тау появилась жуткая в своей безумной невинности улыбка. — Вы ведь осознаёте, что сейчас зависите полностью от меня?

Повисло мрачное напряжённое молчание. Тау с выражением превосходства оглядывала зал, но никто не возражал ей, буравя её тяжёлыми взглядами исподлобья. Внезапно Ёшики нарушил тишину. На его лице было выражение неуверенности, но он всё-таки произнёс:

— Но ведь мы же испортили твой барьер. Нас больше, и мы слаженнее, и…

— Слаженнее? — перебила Тау и громко рассмеялась. — В этом-то и ваша проблема! Я всего добилась сама, в одиночку, а вы так не смогли. Вы пытались биться в команде — что ж, скоту всегда проще в стаде, да? Или вы всерьёз считаете, что ваша “командная работа” и ваше “доверие” — это ваша сила? — издевательски поинтересовалась она, предугадывая возражения своих пленников. — Доверие между вами — всего лишь иллюзия. Достаточно одного моего слова, чтобы она развалилась, как карточный домик. Вы ведь никому из ваших здешних “друзей” так и не поведали подробности хоть одного из наших с вами личных разговоров, да, Кишинума-са-а-ан?

Видя, как он побледнел, Тау безумно рассмеялась. Она прекрасно знала, что попала в самую точку: Ёшики ни разу не говорил никому о том, как Тау постоянно намекает ему на смерть Аюми, в которой виновен только он. Ёшики постоянно пытался пропускать эти провокации мимо ушей, убеждая себя, что это всего лишь блеф, но после последнего случая ему всё труднее было это делать. Сколько можно отворачиваться от реальности, когда её преподнесли тебе на блюдечке?!

Чувствуя на себе удивлённые взгляды остальных, Ёшики, стараясь ни на кого не глядеть, нервным жестом провел рукой сквозь волосы, а затем энергично затряс головой и скороговоркой забормотал:

— Потому что все твои слова — ложь, все твои действия — трюки, всё это просто не может быть правдой…

Тау склонила голову набок и невинно захлопала ресницами.

— Если всё это ложь, то как вы объясните мой последний “подарок”? — насмешливо поинтересовалась она. — Или вы думаете, что у меня кроме вас некому убить было? Я, между прочим, прекрасно знала, у кого там проблемы с головой.

Безумная улыбка Тау стала ещё шире от подобного каламбура. Ёшики буквально затрясло. Внутри всё сжалось в комок от воспоминаний о том дне. Картинки пестрили перед глазами, и от них разрывало голову. Полумрак комнаты обработки данных, яркая подарочная коробка, удушающий запах крови — всё смешалось в памяти, чтобы всплыть в этот момент, словно кровь жертвы акулы, обагряющая бурную поверхность моря. Ёшики хотелось закрыть уши руками и закричать, чтобы заглушить звенящий смех Тау. Однако нахлынувшие чувства будто придавили его своим весом, отняв все силы, и он лишь схватился за голову и в отчаянии застонал.

Сейчас Минато прекрасно видел его состояние. Видел, как тревоги Ёшики сводят его с ума. Видел, как стоящая рядом с Супер Хулиганом Марибель сочувственно протягивает к нему руку и тут же опускает, с растерянным выражением лица прикусывая губу. Минато знал, что не может это просто так оставить, что только он сейчас может прекратить насмешки Тау над товарищем.

И всё-таки он продолжал колебаться.

“Ты ведь уверен, что она всё о тебе знает, верно? — усмехнулась Эношима, не замолкающая ни на минуту и комментирующая каждое событие этого суда. — Знаешь, чем грозит тебе твоя инициатива?” “Знаю…” — с огромным нежеланием признавал Минато. Сейчас в нём боролись взаимоисключающие желания помочь Ёшики и не привлекать к себе внимание. Именно поэтому он продолжал сомневаться. “Ведь промолчать будет проще, — думал он, нервно кусая щёку изнутри. — Тогда никто не узнает…”