Игра с отчаянием

Однако впервые в жизни почувствовав страх, Хина пожалела, что именно подобный опыт, а не какие-то глупые ужастики, стал её кошмаром.

Она и не поняла, как именно дошло до подобного. Всё начиналось до безобразия просто. Лирия изъявила своё желание разорвать все связи с сёстрами и ушла в свой мир. Это было вовсе не удивительно: Лирия всегда была себе на уме и никогда не давала поводов считать себя частью их милой компании. К тому же, Хина видела, как сильно яд зависти отравляет ей жизнь: гордая и самовлюблённая, четвёртая кукла никак не могла смириться с тем, что у неё буквально отобрали третье место. Наоми, у которой в итоге оказалась эта позиция, в общем-то, ни в чём не была виновата — просто её тело отец сделал раньше. Однако ожившая раньше Лирия совсем не хотела такого положения дел и даже пыталась уничтожить сестру, изуродовав ей лицо. Если бы Роза и Сиетта не уговорили отца изменить концепт Наоми на художника с перемазанной краской щекой, то он, несомненно, выбросил бы её, как неудавшийся опыт.

Своеволие Лирии не понравилось Розе. Именно поэтому она отправилась с сёстрами в мир четвёртой, надеясь переубедить её. К сожалению, Лирия была готова к такому повороту событий и создала туман, который в конце концов разделил команду.

Так Хиганбана осталась совсем одна.

Вначале она храбрилась, говоря себе, что всё будет нормально, но в сердце закрался страх. Хина не хотела признавать, что она может его чувствовать, но чем дольше она блуждала с непроглядном тумане, в котором периодически виднелись какие-то жутковатые силуэты, тем больше он рос внутри неё, превращаясь из безобидного росточка в ядовитый плющ, отравляющий всё существование. В конце концов Хина просто прислонилась спиной к стене, сползла по ней, плюхнувшись на пол, натянула свой колпак практически на глаза и всхлипнула.

“Мне страшно… — впервые ясно осознала она, глядя в размытый из-за слёз в её глазах пол. — Я не хочу оставаться здесь одна. Заберите меня, пожалуйста… Спаси меня, Дея…”

Теперь Хиганбана прекрасно понимала, насколько же она ничтожна. Рядом не было её любимой сестры, гаранта её спокойствия и безопасности, и она тут же отчаялась. “Я просто глупый шут, который может строить из себя что угодно, пока рядом есть король, но без него я ничто”, — с горечью подумала она, безуспешно силясь взять себя в руки. Она могла сразиться с врагом, но она не видела врага и не была готова к внезапной атаке. Хина была внимательна к деталям, и это не раз помогало ей в разных играх, но какой в этом толк, если в этом чёртовом непроглядном тумане она лишена всяких ориентиров?!

Хиной впервые в жизни овладел животный ужас, а она, не испытывавшая прежде даже простого страха, не знала, как с ним бороться. “До чего же глупо!” — подумала она и закрыла лицо руками, тихонько застонав.

“Я могу помочь тебе”, — внезапно отчётливо раздался чей-то смутно знакомый голос.

Хина вздрогнула и стала затравленно озираться в поисках его источника. В ответ на свои действия она услышала невинный смех, который уже не раз слышала в своей жизни. Это был её собственный смех. Но Хина знала ещё одну вещь: на данный момент она точно не смеялась.

— К-кто ты? — дрогнувшим голосом спросила она невидимого собеседника.

— О, я всего лишь та, кто может привести тебя к сёстрам! — беззаботно ответила неизвестная собеседница.

Хина напряглась. Всё это было слишком странно: некто, кого она не видела и кто обладал голосом, как у неё самой (пусть и чуть более высоким), обещал ей помощь, когда она больше всего в этом нуждалась. Однако с чего она должна ему доверять?..

— Где ты? — уже более-менее спокойно спросила Хиганбана, в уме расценивая открывающиеся перед ней возможности.

— Я — в твоей голове, — с усмешкой ответили ей.

И действительно, голос звучал не откуда-то снаружи, а будто звенел внутри, минуя уши и попадая прямо в мозг. Хина пыталась выяснить у него что-то, но незримый собеседник загадочно увиливал от ответов. Единственное, что ей в итоге удалось узнать — обладательницу голоса звали Тау.

Тау предложила Хине помощь, и Хина решилась принять этот риск. Тау направляла Хину, говорила ей, куда двигаться, приободряла, и Хина в конце концов почувствовала себя спокойнее. Страх постепенно отпускал её сердце, уступая место смутной надежде на спасение. Надежда зарождалась в её груди, разгоралась, как одинокий уголёк — сначала неуверенно, а затем вспыхнув грандиозным пожаром.

— Ты уже совсем близко! — уверяла Тау, и её голос звучал ободряюще заботливо. Она будто радовалась тому, что Хина воссоединится с сёстрами, не меньше самой Хиганбаны. Всё это вкупе лишь разжигало внутренний огонь седьмой куклы “цветочной” коллекции, пьянящий и застилающий всё прочее. “Так недолго и сгореть…” — пронеслось в голове Хиганбаны, в то время как на периферии сознания зародилось какое-то смутное предчувствие.

Пока Тау направляла её, Хину грызло ощущение, что она что-то упускает. Хина силилась понять, что именно её так беспокоит, но никак не могла ухватить ту единственную ниточку к ответу… до одного момента.

“А ведь я уже слышала её зов раньше…” — пронеслось осознание в голове Хиганбаны. Она резко остановилась посреди коридора и в шоке уставилась перед собой. Тау поинтересовалась, в чём дело, но Хина не ответила. Тогда Тау лишь вздохнула и, чуть помолчав, вдруг с усмешкой заявила:

— Впрочем, ты и так уже пришла туда, куда надо.

Хина вздрогнула. Эти слова прозвучали слишком уж странно, учитывая то, что вокруг всё ещё не было ни души. Хина ещё раз осмотрелась по сторонам, но никто не появился перед ней из тумана. И когда она хотела было выразить своё сомнение вслух, её вдруг пронзила резкая боль под грудью. Хиганбана пошатнулась и медленно опустила глаза: из того места, где у людей находится солнечное сплетение, а у кукол — сгусток энергии, являющийся воплощением их души, у неё торчала длинная игла. И в этот момент Хигабана всё осознала. “Тау с самого начала вела меня к Лирии”, — с кривой болезненной ухмылкой подумала она. От осознания ей захотелось рассмеяться над собственной глупостью, вызванной острым желанием избавиться от страха.

Однако коридор заполнил не её смех — это был бархатный смех балерины, чей силуэт проступал сквозь пелену тумана. Лирия шла навстречу Хине, в то время как та чувствовала, как жизнь покидает её тело.

— Ах, да, — в последний раз послышался голос Тау, — говоря о том, что я хочу помочь… Прости, Хиганбана. я соврала!

Тау издевательски рассмеялась. “Какая же ты сволочь, Тау…” — в бессильной ненависти подумала Хина, падая наземь и как будто сквозь толщу воды слыша насмешки Лирии.

***

Хиганбана отпустила края юбки и, заложив руки за спину, с выражением детского интереса стала вертеть головой, оглядывая зал. Окружающие смотрели на неё в молчании. Хина по очереди задержала взгляд на каждом, оценивая их реакцию на своё разоблачение. В первую очередь она обратила внимание на контраст в выражениях Марибель и Ёшики: в то время как Супер Мечтательница не была особо удивлена, Хулиган стоял в глубочайшем шоке, весь побледневший, и смотрел на Хину широко распахнутыми глазами. Пожалуй, у Ёшики была самая яркая реакция, так как Минато, хоть тоже явно был поражён, выглядел более спокойным ввиду своей общей привычной сдержанности. Но даже на фоне Супер Повелителя персон Эрика казалась ещё более непоколебимой. Хина слегка нахмурилась: похоже, детектива совсем не удивила её реальная внешность, что наводило на определённые подозрения. Чтобы немного отвлечься от неприятного ощущения, она перевела взгляд на Тау и тут же почувствовала злую радость: её главный враг сидела на своём троне и смотрела на неё с выражением неподдельного ужаса. Видя, как искривились её губы, как изломались её брови, как распахнулись её глаза, Хиганбана не могла не ликовать. Хина резко развернулась к Марибель и, вскинув руку в победоносном жесте, торжествующе воскликнула:

— Видите, Хан-сан! Теперь-то вы мне верите?! Верите, что моё появление её ничуть не радует?!