Советник

Рене вышла первой, а затем я увидел ее. Солнце уходящего дня блеснуло в драгоценностях на ее горле, едва ли видимых под черной накидкой, завязанной на шее. Ее платье было выполнено в особенном цвете Вайнмонтов, но Энид превзошла себя в работе с юбкой. Черные перья павлина привлекут к себе внимания больше, чем пары человек. Я надеялся, что одним из них будет Суверен.

Если этого не было достаточно, то лицо Стеллы просто излучало свет. Даже когда она переступила порог, и неуверенность сквозила в ее чертах, она сделала нечто, из-за чего внутри меня щелкнуло. Ее яркие зеленые глаза попытались поймать меня в ловушку, попытались заставить меня чувствовать что-то... но нет. Я не позволю себе.

И все равно я хотел увидеть ее. Всю ее. Черт бы побрал эту накидку. Я представлял, как сорву все с нее, за исключением украшений, и мой член налился кровью под тканью брюк смокинга. Блядь. Сейчас не место и не время.

Я собирался взять все, что потребуется, чтобы выдержать эту ночь. Еще больше этого потребуется от Стеллы. Как только все закончится, она не захочет иметь ничего общего со мной. Она, скорее всего, уже чувствовала это после стычки вчера во дворе. Сегодняшний вечер только закрепит сделку. Не то, чтобы у нее когда-либо был выбор. Она сделает так, как я ей скажу. Она заботилась об отце слишком, черт возьми, сильно, чтобы ослушаться.

На ней были высокие шпильки. Я представил, как выглядят ее длинные ноги, гладкие и нежные, в одних туфлях. Я поерзал на месте. Огромный русский вышел из-за двери помочь ей спуститься по парадным ступенькам. Он беззаботно улыбнулся, когда она заговорила с ним. Я хотел уничтожить его за то, что он вообще подумал заговорить с тем, что принадлежало мне, уложить его на лопатки и показать, что я могу сделать. Я мог причинить боль, убить. А мог сделать еще хуже.

Стелла сделала последние несколько шагов к моей машине, и русскому ублюдку хватило дерзости открыть для нее дверцу. Она втиснулась в маленькое пространство, подбирая платье и почти падая на сидение.

— Полегче, красивая, — сказал он.

Мышцы дрогнули на моей челюсти, когда он назвал ее красивой. Она была моим питомцем. Если кто-то и мог по-особенному называть ее на русском или на любом другом гребаном языке, то это буду только я.

— Увидимся, когда вернетесь, — он закрыл дверь и отошел от машины.

Нет, не увидишься. Я сдал назад и отъехал от дома. Люций стоял за одним из окон нижнего этажа и наблюдал за нашим отъездом. Вообще-то, он смотрел не на нас. Его взгляд был сосредоточен исключительно на Стелле.

— У меня от него мурашки по коже, — глаза Стеллы были прикованы к тому же окну.

— Не говори так о моем брате. — У нас с ним была одна кровь. Она была моим Приобретением. Даже если бы я хотел выбивать похотливый взгляд с его лица до тех пор, пока не закончится кровь, некоторые узы были нерушимы.

— Ладно. — Она опустилась на сидении, насколько могла, и уставилась в окно. Я посмотрел на нее, впитывая ее потрясающий профиль. Кремовая, гладкая кожа, аккуратный нос, роскошный изгиб рта. На ее губах красовалась кроваво-красная помада — прекрасное дополнение к изумрудам на ее шее.

На мне был классический черный смокинг. Мне не нужно было выделяться. Я был всего лишь шумом на заднем плане. Стелла была приманкой, звездой.

Между нами повисла неудобная тишина, пока я жал на газ, мчась по территории и выезжая на дорогу. Бал проводился в поместье Оукмэн, и так было заведено с незапамятных времен. Мероприятие этого года обещало быть еще более экстравагантным, чем в предыдущие года, учитывая, что в этом году Сувереном был Кэл Оукмэн.

Ублюдок уважал наше общество. Его победоносное Приобретение десять лет назад стало железобетонным фундаментом для его позиции в светском обществе Луизианы. Меня не было на том балу, несмотря на приглашение с платиновой гравировкой. Теперь я жалел об этом. По крайней мере, я бы знал, чего ожидать. К счастью, воспоминания моей матери о Бале Приобретений двадцатилетней давности соответствовали действительности. Должны были. Традиция и ритуал были основой целой системы.

— Что должно произойти?

Я проигнорировал ее вопрос. Если я опишу то, чего я ожидаю от бала, Стелла может создать весьма серьезную проблему. Она нужна была мне просто такой, какой была — идеальным, привлекательным, лакомым кусочком, с открытыми и глазами и естественной красотой. Мне нужно было, чтобы ее падение в итоге было показательным. Мне нужно было победить.

Сумерки сгущались, пока мы проезжали по проселочным дорогам мимо обширных поместий, скрытых за стенами деревьев, и темных заводей.

— Я не сбегу, — ее голос был тихим, но уверенным.

— Что? — я переключил передачу, когда мы подъехали ближе к воротам Оукмэна.

— Если ты скажешь мне, что случится, я не сбегу. Я знаю, что бежать некуда, и ты навредишь моему отцу, если я это сделаю, так что просто скажи мне.

Я резко затормозил, и Стелла вскрикнула. Опавшие листья зашуршали под колесами, когда машина остановилась.

— Ты хочешь знать, что самые могущественные люди юга, может, даже всей гребаной страны, сделают с тобой сегодня?

Она скривилась, а затем повернулась ко мне с яростью во взгляде.

— Да.

— Помнишь, я сказал, что причиню тебе боль?

— Да.

— Сегодня боль принесу тебе не только я. Это все, что тебе нужно знать.

Я хотел быть одним-единственным, кто причинит ей боль, кто заставит ее плакать, истекать кровью и кричать. Вместо этого, сраный Кэл Оукмэн возьмет часть обязанностей на себя и часть переложит на зрителей. Она была моей не потому, что я заботился о ней, а потому, что я владел ею.

Я ударил по рулю и повернулся к ней, зажимая ее подбородок между большим и указательным пальцами.

— Тебе просто нужно пройти через все это. Независимо от того, что случится.

Ее вдохи и выдохи ускорились, и она наклонилась ко мне. Накидка сползла на бок, приоткрывая изгиб ее груди.

— Но ты будешь там? Со мной?

Стелла притягивала меня каким-то образом, пока мои губы не остались всего лишь на расстоянии шепота от ее. Она пахла розовой водой и медом — запах, который я выбрал для нее на сегодняшний вечер. Он должен был опьянить, привлечь людей, но не должен был работать против меня. Ее глаза закрылись, полные губы были готовы к поцелую.

Я снова подводил семью. Стелла была собственностью. Мне нужно было перестать вести себя иначе. Но она лишь усложняла. В день, когда она лежала в своей постели и ласкала себя, издавая тихие стоны и потираясь бедрами о свою руку, мне потребовалась каждая унция силы воли, чтобы не ворваться в ее комнату и не трахать ее до тех пор, пока она не начнет выкрикивать мое имя. Воспоминание направилось прямиком к моему члену, еще больше усугубляя ситуацию.

Я вспомнил о ее вопросе. Буду ли я с ней там? Да. Будет ли она рада этому? Нет. Абсолютно нет. Ее губы молили об утешении. Я не могу и стану давать его ей. Я отстранился и демонстративно вытер пальцы носовым платком.

— Ты, наверное, в отчаянии, если думаешь, что я предложу тебе большую безопасность, чем те незнакомцы, с которыми ты встретишься. От меня ты ее не дождешься.

Она отпрянула, обожженная моими словами и действиями. Хорошо. Ей нужно было ненавидеть меня. Так ей будет легче.

Я завел машину и размял плечо. Я так отчаянно хотел выбраться из этого замкнутого пространства, подальше от ее глаз, от ее запаха, ее губ и ее дыхания.

Словно услышав мое желание освободиться, широкие врата поместья Оукмэн распахнулись перед нами. Несколько машин проехали после того, как их владельцы показали охране особенное приглашение с гравировкой — в этом году оно было сделано из золота. Я вытащил карточку из внутреннего кармана своего пиджака и протянул его, после чего мне махнули в сторону линии деревьев. Дом Оукмэна вырос на горизонте — французский замок, построенный в стиле Версаля. Стелла сделала глубокий успокаивающий вдох рядом со мной. Нервы? Возбуждение? Страх? Что-то из этого, или все вместе, пожалуй.