Навсегда(Роман)

— А из чего же я стрелять буду?

— Мы тебе винтовку дадим. У нас в машине лежит.

— А зачем мне стрелять? — уклончиво спросил Йонас. — Я вам дорогу буду показывать.

— Ну, так бери свою лопату, если ты такой дурак, — зло проговорил Станкус. — Будешь лопатой отмахиваться, когда он в тебя начнет из автомата садить.

— Это кто? Хозяин? — по-прежнему тянул, напряженно раздумывая, Йонас.

— Скоро ты хоть его хозяином называть перестанешь? Какой он тебе хозяин теперь?

— Чего кричишь-то? — вдруг огрызнулся Йонас. — Хозяин, хозяин! И всегда его буду так называть, милый человек. Может, для меня поганее этого слова и на свете нет!.. Ну, где твоя винтовка? Давай, пойдем…

Глава тридцать третья

Собака старого лесничего Казенаса давно привыкла к стрельбе. Еще щенком она знала редкие охотничьи выстрелы, вслед за которыми нужно было бежать, подбирать падавшую сверху дичь. Потом узнала и треск автоматов, всегда смутно ее беспокоивший и заставлявший волноваться…

Услыхав сквозь сон далекие очереди автоматов, она сразу поняла, что это не охота, и, подняв голову, навострила уши. А так как хозяин продолжал ровно дышать в темноте, тихонько заскулила.

Хозяин проснулся и стал прислушиваться.

Стреляли очень далеко, где-то слева. Казенас минуту поколебался, не попробовать ли заснуть снова? Или выйти посмотреть и послушать, что будет дальше?

Громко закряхтев, он сел, потирая поясницу. Бухнул одиночный выстрел, как будто немножко поближе к лесу, чем предыдущие. «Если еще хоть раз выстрелят, я пойду, а если все успокоится, лягу спать», — решил Казенас.

Выстрелов больше не было. Можно было ложиться, но старый лесничий заметил, что беспокойство его вовсе не утихает, — наоборот. Около самой опушки леса происходит какое-то безобразие, идет пальба, а он будет спать?!

Проклиная всех чертей, что не дают людям по ночам покоя, он начал натягивать сапоги. Собака обрадованно вскочила на ноги. Увидев, что хозяин берет с собой ружье, она, повизгивая от радости, бросилась к двери и толкнула ее лапами, стараясь открыть.

Они прошли до самой опушки леса и постояли немного, прислушиваясь и глядя туда, где за большим заболоченным лугом начинались пахотные земли хутора Кумписа.

Кругом стояла тишина. Мрак становился менее плотным, близился рассвет.

Мало-помалу интерес к происшествию начал слабеть. Старик закурил трубочку и решил утром сходить на хутор, проведать. Но тут-то он и вспомнил, что проведывать некого. Хозяин хутора сбежал, как только выяснились его темные делишки. Так не затеяла ли опять эта старая хитрая жаба какую-нибудь пакость?

Услыхав глухое рычание собаки, Казенас сразу определил, что она наткнулась на след чужого. Рычание было очень тихое, злое и вместе с тем опасливое. Видно, человек где-то близко.

Вслепую лезть на рожон не имело смысла. Чуть слышным чмоканьем Казенас подозвал собаку и остался стоять, прислушиваясь. Хрустнула сухая ветка. Зашуршали кусты… Подождав немного, он опять пустил собаку по следу и осторожно пошел за ней.

Следы вели прямо к опасному проходу через болото. Ну и ну! Или это дурак шел, или кто-то, кто хорошо знает болото, так же хорошо, как он сам!..

На полянах становилось все светлее, только свет был вялый, без теней, какой бывает до восхода солнца.

Скоро лес кончился, пошли кочки и кустики, тонувшие в сыром предутреннем тумане. Человек… нет, люди (собака на ходу обнюхивала то один след, то другой, когда у какой-нибудь кочки они расходились) отлично знали дорогу через болото, если можно назвать дорогой извилистую линию, по которой, петляя и перескакивая с кочки на кочку, кое-как можно пробраться.

Старика уже злость начала разбирать: что за черт такой нашелся, что шляется по его болоту, как у себя дома?!

Он все прибавлял шагу и все больше и больше горячился. Только он один мог так знать это болото! Он — и никто больше!

О сыне Казенас даже не подумал. Да и с чего бы ему вспоминать в такую минуту своего погибшего сына?..

Ах ты, дьявол какой! Вот и старое, торчком стоящее корневище, у которого надо круто сворачивать. И тут он правильно свернул! Нет, не Кумпис это, никак не Кумпис. Тот бы уже давным-давно завяз!

И вдруг его сердце обрадованно вздрогнуло. Ага! Все-таки этот ночной черт промахнулся и полез прямо в трясину… Так и надо, не шляйся по ночам, не поднимай пальбы. Года три назад тут, пожалуй, еще можно было пробраться, но болото ведь тоже не стоит на месте, оно меняется, и теперь здесь заяц не пробежит, не то что человек!

Болото казалось безжизненным. Редеющие волны тумана, точно клочья растрепанной ваты, повисли в воздухе у самой земли.

И вдруг в тишине загрохотало, забухало сразу с двух сторон. Где-то совсем близко и откуда-то издалека стреляли автоматы и винтовки.

Через минуту старый Казенас увидел три человеческие фигуры, прыгающие по кочкам. По временам они останавливались, стреляли, оглядываясь назад, и сейчас же опять бросались бежать. Передний был самым ловким. Он легко прыгал с кочки на кочку, прокладывая дорогу. Следом за ним, отставая, тяжело бежал второй, в крестьянской куртке, а позади всех — коротконогий, в зеленом охотничьем костюме.

Передний сделал сразу несколько больших прыжков, далеко уйдя вперед, с разбегу прыгнул на то, что ему, вероятно, показалось кочкой, и сразу по пояс провалился в трясину. Рванувшись, чтобы выбраться, он ушел еще глубже, почти по грудь.

На минуту старый Казенас совсем позабыл, что этот человек, скорее всего, бандит. Он знал, что втроем, действуя быстро и хладнокровно, еще можно вытащить завязшего. И чуть было не кинулся ему на выручку.

Но тут произошло такое, что старик остался стоять, остолбенев, едва соображая, что происходит у него на глазах.

Попавший в трясину человек отчаянным усилием потянулся кверху, опираясь на свою винтовку, и в эту минуту второй, бежавший за ним следом, с разбегу прыгнул на его спину, оттолкнулся от этой живой, твердой кочки и, перескочив трясину, побежал, не оглядываясь, дальше. И прежде чем увязший успел снова выпрямиться, на него неуклюже наступил второй, в тяжелом охотничьем сапоге…

Выбравшись снова на твердую почву, оба они остановились и обернулись. И тут Казенас безошибочно узнал коротконогого Кумписа. На втором он успел разглядеть лишь фашистский мундир под расстегнутой крестьянской курткой.

Кумпис поднял винтовку и выстрелял.

Тогда, опираясь на винтовку, затоптанный товарищами человек неимоверным усилием вытянул свое тело на несколько сантиметров из трясины и подтащил к плечу винтовку. Казенас видел его затылок и растопыренные локти, опиравшиеся о зыбкую землю и медленно погружавшиеся в трясину. Бухнул выстрел. Человек в трясине быстро передернул затвор и выстрелил еще и еще, вслед убегавшим.

Старого лесничего затрясло от отвращения и возмущения.

Кумпис с немцем прибавили шагу.

Продолжая погружаться, человек торопливо доставал из нагрудного кармана куртки патроны, закладывал их в магазин и все время стрелял: по очереди в обе стороны — выстрел вслед убегающему Кумпису с немцем, второй — в ту сторону, откуда приближалась погоня. И локти ему приходилось задирать все выше, потому что трясина делала свое дело неторопливо, но неумолимо.

Едва разбирая дорогу, старый Казенас побежал к тонущему. Тот повернул, сколько мог, шею, скосил бешеные глаза и выстрелил из-под руки назад, упирая приклад в сгиб локтя.

— Дурак ты этакий! — крикнул на бегу старый лесничий. — Не шевелись!

Человек еще раз выстрелил вслед Кумпису. Автомат в руках немца прогремел длинной очередью, и судорожно тянувшаяся к воздуху голова тонущего поникла.

Рискуя сам увязнуть, Казенас добрался до соседней кочки, потянулся и схватил человека за еще горячую, безжизненно повисшую руку.

Сам начиная проваливаться, он тянул и тянул эту руку, напрягая все силы, чувствуя, как под ногами оседает кочка. Он отлично знал, что не сможет его вытянуть, но не мог не бороться с этой проклятой трясиной, которая на его глазах пожирала человека.