Страница 26 из 28
Окрыленный, побежал на вокзал и сел в поезд «Киев – Ленинград», который доставил меня на конечную станцию в пятницу. В СанГиге документы не хотели отдавать, убеждая: общежитие выделили, стипендию повышенную назначили, приказ издан…
– Не могу учиться по домашним обстоятельствам. Поработаю пару лет, потом приеду к вам.
Через час выдали мои документы, «отмеченные» дыроколом.
Спокойно поехал на ул. Л. Толстого в 1-й Медицинский институт им. акад. И. П. Павлова, где был только лечебный факультет. Секретарь приемной комиссии Анна Сергеевна Букина, увидев продырявленные документы, спросила: «Убежал из Военно-медицинской академии?»
– Нет, по глупости поступил в СанГиг, еле выдали документы обратно. Хочу быть врачом, а не инспектором на помойках и пищеблоке.
Она ответила:
– Мы уже две недели тому назад набрали нужных 100 отличников. Будешь сдавать экзамены.
– А к ректору можно на прием?
– Пошли.
Она изложила ситуацию и сообщила, что мальчиков среди поступивших около 20 человек. Ректор – морской генерал-майор Алексей Иванович Иванов, круглолицый низкорослый толстячок – спросил:
– Ты откуда?
– С Украины.
– Чего же ты сюда приехал? На Украине своих 11 медицинских институтов (в Киеве, Одессе, Харькове, Львове и др.).
– А я думал, что здесь меня встретят, как брат брата в честь 300-летия воссоединения Украины с Россией!
Этот неожиданный и для меня ход мысли был навеян чтением газеты «Правда», которую купил на вокзале в Витебске и в поезде прочитал «от корки до корки». На второй полосе подробно излагались история Переяславской рады и роль Богдана Хмельницкого в решении объединения Украины с Россией.
От удивления ректор произнес:
– Ну ты и орел! Зачислите его, только без общежития!
– Плохо! – говорю.
– Решай сам.
Анна Сергеевна по-матерински взяла под ручку, привела в приемную комиссию и помогла заполнить заявление.
– Ничего. Общежитие получишь позже, если будешь хорошо учиться!
Послал телеграмму Марусе о зачислении в 1-й ЛМИ и поехал домой. Родители ничего не знали, были встревожены моим долгим отсутствием. Папа написал письмо директору в Сумы с вопросом: «Куда дели сына?» Родители думали, что меня распределили и сразу же отправили в Казахстан, где начинали осваивать целинные земли. Кстати, туда я попал через два года: в 1956 году летом поехал со стройотрядом по комсомольской путевке на уборку урожая пшеницы в Павлодарский край, в совхоз Кайманачиха.
Родители организовали праздничный обед для своих друзей, кумовьев и родичей по случаю моего определения в студенты. А я с тайной гордостью ждал возвращения из Сум своей возлюбленной Гали Гамула. Она закончила 10 классов в селе Перекоповка и поступала в Сумской педагогический институт. (Я из Сум, а она – в Сумы. Опять почтовая связь!)
Через несколько дней Галя вернулась из Сум огорченная – завалилась на сочинении. Из дома не выходила. Набрался храбрости, пришел к ней домой, стал успокаивать и предложил поступать в фармацевтическое училище, а потом и в фармацевтический институт: «Создадим дружески-семейный подряд: я стану выписывать лекарства, а ты – обеспечивать ими пациентов. И все будут довольны».
Мама Гали, тетя Ульяна, ко мне относилась хорошо. Отец, Иван Федорович, строг и малоприветлив. Ее бабушка Мотря относилась ко всем, и ко мне в том числе, подозрительно.
Уже из Ленинграда я писал Гале оптимистичные письма, но ответа ни разу не получил. Написав пять безответных писем, в шестом категорично сообщил, что это мое последнее послание, возобновлю переписку только после ответа. Не дождался. Через год на летних каникулах узнал, что Галя послушалась меня – поступила в фармацевтическое училище, но… уже вышла замуж за инициативного, вернувшегося со службы в армии мужчину.
Из Анастасьевки написал дяде Грише в Песочное письмо, в котором сообщил о своем приезде и необходимости во временном жилье. Ответа не получил, но, когда приехал в Ленинград, дядя Гриша без дискуссии распорядился, чтобы тетя Нина поставила меня на довольствие, и показал, где мое лежбище.
Меня определили в 115-ю группу из 14 человек, которая оказалась практически вся «фельдшерская», или великовозрастная. Например, Саша Ефимов – участник ВОВ, ее инвалид (ранение в голень, свисала стопа), бывший директор колхоза в Костромской области; Юра Цветков отслужил в Советской армии в Китае, на 10 лет старше нас; из десятиклассников оказался только Аркаша Григорьев, сын военнослужащего.
С нашей группой проводили дополнительные занятия по химии и физике, очень доброжелательно разжевывали премудрости этих предметов.
Почему-то меня назначили старостой первого потока (на курсе училось 675 студентов, три потока). Поток включал 18 групп, вместе слушали лекции. Выпускникам медицинских училищ легче было осваивать анатомию и биологию, зато больше времени требовалось на общеобразовательные дисциплины (химию, физику, историю КПСС и др.). Иногда девушки потешались надо мной за негармоничный подбор одежды (выбора у меня не было: темно-зеленая в белую полоску рубашка, красноватый галстук и синяя куртка) или за украинизированные фонемы в таких словах, как «хвасция», «кохве» и т. п.), но я воспринимал подшучивания спокойно, рационально, т. е. с желанием исправлять дефекты речи (просил обращать мое внимание на это, так как сам не замечал). Положение старосты потока требовало присутствия на каждой лекции. К слову, в мою студенческую бытность посещение лекций было обязательным. Однако деканат и ректорат никаких репрессивных мер к пропускающим лекции не применяли. Такая демократичность к студентам меня несколько удивляла, поскольку на Украине даже в медицинском училище требовалась жесткая дисциплина. Для меня посещение лекций было не обременительным, а очень полезным. Профессора читали свои предметы хорошо, особенно нравились юмористические вставки и гротескные наблюдения из практики.
Рядом с институтом находился кинотеатр «Арс» («Искусство»), многие сокурсники вместо лекции шли в эту «11-ю аудиторию» посмотреть фильм. Киносеанс стоил 30 копеек, точно так же, как проезд в трамвае. Стипендии – 220 рублей в месяц – хватало на питание (без пива) и проезд. Пообедать в студенческой столовой можно было за 50–60 копеек. На каждом столе стояли полные тарелки нарезанного свежего хлеба. Если не хватало денег на полноценный обед, то брали стакан молока за 7 копеек и съедали «от пуза» этого бесплатного хлеба. Так было несколько лет во времена «хрущевской оттепели» в политике государства.
Начиная со второго курса, когда поселили в общежитие, мы организовали коммуну сокурсников по питанию: семь девушек плюс трое юношей. Каждая барышня готовила еду и мыла посуду один день в неделю. В обязанности юношей входила доставка продуктов из магазинов по врученному списку. Каждый член коммуны вносил 180 рублей в месяц. Питались сытно, три раза в сутки, в определенные часы (завтрак, обед, ужин). И хотя блюда готовились стандартные (каша, пюре, макароны – с сосисками, сардельками, «по-флотски», борщ, щи, супы и т. п.), вкусовые качества характеризовали талант кухарки. Словом, хорошее поле для выбора невест.
Первый семестр втягивались в институтский ритм жизни и учебы. По субботам (после занятий) и воскресеньям ходили на овощную базу – разгружали вагоны с фруктами, овощами, арбузами. Зарабатывали по 20–25 рублей, которых хватало на разные нужды: неделю прокормиться или купить мелкую обновку из одежды, подписаться на комсомольскую прессу – газеты «Комсомольская правда», «Смена». Периодически в них публиковались крылатые фразы, выделенные жирным шрифтом. На всю жизнь запомнилось: «Я же человек слова!.. А от меня требуют какое-то дело!» И всю жизнь я стараюсь быть человеком дела…
Ночевал в Песочном у дяди Гриши, ездил на электричке от станции «Песочное» до «Ланской» и далее на трамвае № 18 до института. На дорогу уходило около часа. Когда наступили морозы, ощутил недостаток украинской одежды (плащ на морозе делался упругожелезным), замерзал в ожидании транспорта. В декабре пожаловался декану доценту-биохимику Евгении Константиновне Четвериковой и попросил ее похлопотать о поселении в общежитие. Она пригласила меня к себе домой на Съезжинскую улицу, напоила чаем и вручила осеннее пальто, из которого вырос ее сын. Оно сидело на мне в обтяжечку, но вполне согревало на морозце. Это было для меня неожиданно, смутился. Евгения Константиновна сказала, что к ректору пойдет просить общежитие только после первой зимней сессии, если сдам экзамены успешно.