Страница 24 из 28
Каждый раз при посещении морга вспоминались ощущения первого дня, но уже не дышал одеколоном, терпел трупные запахи. Однажды мне поручили самому препарировать мышцы ноги. От сосредоточенности на анатомических деталях не возникало печально-кладбищенских иллюзий, и я почувствовал облегчение после завершения задачи с препаровкой.
Стал «философски» оценивать медицинские потребности и ситуации. Учился с интересом и не печалился, что захлебом приходилось становиться в очередь через день с четырех часов утра (магазин открывался в восемь часов), в руки давали только две буханки пеклеванного хлеба. Он был такой вкусный, что съел бы всю буханку сразу, но надо было делить ее на пять частей: сокурсник Витя Фенота плюс еще три человека семьи хозяев дома, где нас приютили по дешевке с условием, что будем стоять в очереди за хлебом и заниматься уборкой в доме и во дворе. Изредка удавалось купить в магазине кусковой сахар, хотя жили у стены КРЗ – Краснозвездного рафинадного завода.
Мудрым, спокойным и с неизменной иронической ухмылкой запомнился Борис Пименович Коротенко – не только как директор, но и как преподаватель химии. Особенно раскрылись его доброжелательные качества после завершения нашей учебы. По этому поводу он устраивал нам пикники на берегу реки Псла, где мы купались и перекусывали. А Борис Пименович по-отцовски напутствовал нас на дальнейшую учебу, используя направления с решением педагогического совета ФАШ о включении нас в число 5 процентов от выпуска с правом без экзаменов поступать в любой медицинский вуз Советского Союза. Вместе со мной такое право получили Вася Никоненко и Боря Ракоед.
Василий Ильич Никоненко закончил Курский медицинский институт и также стал неврологом в Сибири, дослужился до должности доцента кафедры неврологии в Томском медицинском институте. А Борис Дмитриевич Ракоед (он был старше нас, до поступления в ФАШ отслужил в армии, был членом коммунистической партии) после окончания Киевского медицинского института работал организатором здравоохранения в одном из районов Киева.
В ФАШ отлично преподавал латынь, русский язык и литературу Александр Васильевич Рождественский, получивший классическое семинарское образование, не обремененный семьей и много часов проводивший с нами во внеурочное время.
Историю и обществоведение преподавала молодая и симпатичная Елизавета Абрамовна Шмелькова, она же была и секретарем партийной организации ФАШ. А профоргом школы была преподаватель математики и наш классный руководитель Анна Никитична Батраченко. За ее строгую требовательность и сугубо формальное отношение к нам учащиеся многих поколений называли ее «Мантиса Логарифмовна». Требовательной, однако с доброжелательной деловой улыбкой запомнилась Мария Дмитриевна Аксенова – преподаватель физики и микробиологии, наш завуч.
Добрую память о себе оставили все врачи-клиницисты. Анатомию и терапию преподавал Сумбат Тартатович Капрельянц, который научил нас технике гипноза. Во время летних каникул я с успехом гипнотизировал в поле мальчишек по их просьбе. Однажды выдал загипнотизированному другу Николаю Жоге необдуманную команду: «Смотри, вон твой отец идет!» Коля вскочил и с криками: «Папочка, родненький папочка!» убежал в поле. Я за ним гонялся, а он все кричал и моих команд не слышал. Перепуганный, я бегал за ним пару часов. Наконец-то вывел его из гипнотического состояния и… больше в поле гипнозом не занимался.
Летом в сельском клубе устраивали концерты с песнями под баян. Играл Петя Войтенко, а я демонстрировал настоящие фокусы со «сжиганием» крупных денежных купюр, отгадывал карты в колоде и многое другое. Было весело и хорошо. Потом, с половины двенадцатого до часу-двух ночи, – танцы при луне на траве на выгоне (село Анастасьевка застраивалось очень рационально – улица местами расширяется метров на 200, поэтому перед каждым двором имеется просторная коллективная площадь, заросшая травой – в основном спорышом, для выгона скота и выгула птицы). Остаток ночи спал на копне сена в саду, укрывшись марлей от комаров. Ночи стояли теплые.
Вспоминаются праздники с парадами учащейся молодежи и рабочего класса – 1-е Мая (МИР, ТРУД, МАЙ) и 7-е ноября (годовщина Великой Октябрьской социалистической революции). К ним тщательно готовились на уроках физкультуры. Единственная трудность у меня была с приобретением парадных костюмов – в мае обязательно требовались белые брюки и красная футболка. Денег на покупку такой формы у меня не было, выручали знакомые или преподаватели, у которых собственные дети вырастали из пригодного для меня размера (я уже говорил, что долго оставался маленьким мальчиком, подрос уже в юношеском возрасте до 172 сантиметров). Теперь, приезжая в Сумы, с чувством гордости вспоминаю парк в центре города: там, на послевоенном пустыре, мы высадили аллеи каштана, липы, клена, которые дружно и буйно разрослись, и кроны их соединились в сплошной зеленый массив. Особенно приятно дышится в этом парке летом, в знойные солнечные дни.
Клинические дисциплины изучал с большим интересом, мне нравилось всё – и терапия, и хирургия, и акушерство с гинекологией. Нас готовили для самостоятельной работы в сельских фельдшерско-акушерских пунктах на территории всего СССР. Мои сокурсники были распределены не только на Украине, но и в Казахстан, в Сибирь.
Мы были не лишены чувства юмора. На занятии по инфекционным болезням старенький врач Левин серьезно спросил у Гриши Панченко: «Представьте себе, вас пригласили к больной с профузным поносом. Что будете делать по скорой помощи?» Гриша предложил оригинальное решение: вставлю затычку (по-украински «чопык»). Студенты взорвались от хохота, а преподаватель помотал головой и с улыбкой объявил, что ставит ему «двойку» за знания, как лечить понос.
Из общеполитических инсинуаций начала 50-х годов XX века можно упомянуть два фрагмента. В 1952 году потребовали преподавать на Украине во всех учебных заведениях только на украинском языке. Для меня не было никаких проблем. Однако все преподаватели-врачи учились в своих вузах на русском языке (и это было правильно, так как после выпуска из любого вуза страны врач направлялся на работу в любую точку Советского Союза – от Прибалтики и Средней Азии до Владивостока и Камчатки), да и не было медицинских учебников на украинском языке, поэтому требование украинизации медицины на практике не выполнялось – за ненадобностью. Спустя год в моих руках появился первый учебник на украинском языке «Дитячi хвороби». Я с интересом перечитал этот учебник, текст казался малопонятным. Но встречались слова, которые раньше слышал из уст родителей и односельчан, я тогда задумывался над их значением, но так и не понимал смысла. Например, если курица делала шкоду – клевала зерно свежего урожая в период его сушки на солнце, то хозяйка, прогоняя курицу, громко говорила: «Шоб тебе пранци зьилы». Я знал пранык – деревянный прибор, которым выколачивали белье во время стирки на ставке, озере (наподобие приготовления отбивной котлеты). Стирать по-украински – прать. Но никак не мог найти общность смысла стирки и шкодливой курицы. А в этом учебнике я вычитал, что пранець – это сифилис (люес). И тогда стал понятен смысл крылатой фразы «чтобы сифилис нос разъел».
В марте 1953 года весь мир узнал о смерти вождя всех народов – Иосифа Виссарионовича Сталина. Действительно, все люди Союза были потрясены, плакали. Казалось, что мир дальше перестанет существовать, наступит мрак. Возможно, только находившиеся в советских тюрьмах политические заключенные облегченно восприняли такое известие. Мы тоже стояли в трауре со слезами на глазах у портрета вождя.
Однако вскоре объявили, что украинизация высшего и среднего специального образования отменяется, что это были проделки министра внутренних дел Берия, который вместе с приспешниками задумал дестабилизировать политическую обстановку в стране, чтобы захватить верховную власть… На политической арене в должностях Председателя Совета Министров СССР и Генерального секретаря ЦК КПСС появились Георгий Максимилианович Маленков (1902–1988), затем Николай Александрович Булганин (1895–1975) и Никита Сергеевич Хрущев (1894–1971).