Страница 24 из 40
А небесные гости не скупились, и находили все новые объяснения, и только старый Нхьао все время спорил с вождями, с самого начала. А потом забеспокоились и вожди, потому что все больше и больше созревших мужчин увозили с собой небесные вербовщики и их махью, неживые помощники. И почти никто не возвращался, и однажды Нхьяо сказал - "Тайхья, ты уйдешь в небо с другими. Я вкусил ирли и увидел: ты найдешь помощь и вернешься с ответом". И я, Тайхья, поверил, и узнал, и сумел бежать, а теперь все пропало, все кончено, потому что..."
Из транса Валерия вырвала пощечина.
- Извини, - без всякого раскаяния сказал Филиппов, когда он очнулся. - Тебя куда-то занесло слишком далеко. Что ты увидел?
- Этот парень, он квайр, какой-то шаман. Завис вон там, в паре километров отсюда, похоже, совсем плох, но еще держится. Мозги сохранил, - Валерий показал направление, потом потер щеку и посмотрел на колониста так, что тот невольно отступил.
- Эй, ты чего? Ты что и правда, злишься? По- другому было нельзя.
- Уже нет, - умом Седов понимал, что в сложный момент колонист выбрал самый очевидный выход, но подсознание Лерки с Детской планеты решительно возражало. - При случае верну.
- А, это ладно, - с облегчением усмехнулся колонист. - Хоть сейчас. Я тебе и вторую щеку подставлю, если все хорошо кончится. Так что там, с шаманом?
- Надо спешить, - Валерий вскочил и зашагал первым, сразу определившись с направлением - и лес охотно расступался перед ним. - Квайр держится из последних сил.
Теперь они почти бежали, но хотя Седов и шел впереди, первым опасное сплетение ветвей заметил Тагор. Не раздумывая, он подскочил к ближайшему черно-синему гиганту и, глухо пробормотав: - Гулять, так гулять, - выхватил нож и полоснул себя по щеке. Филиппов прижался раненым местом к проплешине на темном стволе, обняв его руками, не обхватившими и половины - и замер, как зачарованный.
Время потекло мучительно медленно. Как ни пытался Седов прощупать эмофон, чтобы почувствовать реакцию леса, войти в прежний транс не получалось - он был выбит из колеи неожиданным ментальным контактом. Прождав несколько минут, которые показались годами, Валерий осторожно высвободил из руки товарища нож, и повторил ритуал братания. Здраво рассудив, что величина разреза значения не имеет, а крови лес все равно возьмет столько, сколько захочет, он сделал надрез на пальце и поднес его к усыпанному ягодами кусту, прижав к самой толстой ветке. Потом сорвал еще одну ягоду, проглотил и мысленно проорал:
- Отпусти его! Слышишь, деревянный? Отпусти немедленно! Их обоих! А то я!
Он даже не знал, чем пригрозить, да и вряд ли подействовала именно угроза, но ветви, сжимавшие неподвижную тушку квайра, медленно заскрипели, расплетаясь.
Валерий не поверил глазам, когда могучий ствол, словно под порывом сильнейшего ветра - да право, существовал ли во вселенной такой ветер? - резко отклонился в сторону. Филиппов, отпущенный прожорливым гигантом, рухнул бесчувственным телом на плотный слой перегноя у подножья дерева.
В растительную грязь рядом с колонистом демонстративно пренебрежительно - Седов мог бы поклясться, что уловил в эмофоне о'кхнейра раздраженное презрение к слабакам, отнявшим желанную добычу, - выбросило тщедушного зеленокожего гуманоида, лягушечья физиономия которого и впрямь походила на фроггскую маску.
- И вот что мне теперь с вами обоими делать? - Седов растерянно обошел вокруг двух неподвижных тел. У него не было даже аптечки, да и целительством он никогда не злоупотреблял.
В тщетных поисках помощи, он вновь попытался сосредоточиться, и, влившись в знакомый эмофон, вдруг понял, что замеченные во время первого транса еще три горячие точки перестали сохранять неподвижность. Сейчас они активно двигались по лесу без всяких затруднений и совершенно точно направлялись прямо к их увеличившемуся отряду. Ни один из замеченных сгустков не имел ни зеленого ореола Филиппова, ни синеватого свечения квайра. Двое дальних были чем-то похожи и светились тусклой мертвенно-розовой мутью. Один, самый стремительный, приближавшийся с завидной скоростью, пылал цветными разводами такой знакомой яркости, что Валерий, не колеблясь, вынес вердикт - веганец! Что он тут делал, как оказался в лесу, можно было выяснить позже. Но Седов на мгновение ощутил невероятное облегчение - может быть потому, что за полную приключений жизнь привык видеть в сородичах Гадюки надежных друзей и союзников.
Однако скользнувший на поляну змей оказался вовсе не могучим красавцем-альфой, не мудрым бетой или еще более опасной и сильной самкой. Яркий и блестящий, но едва ли метровый хрупкий гамма многозначительно присвистнул при виде землянина в компании двух полутрупов и, словно походя, не задерживаясь, швырнул Седову запасную аптечку, стремительно удаляясь прочь по тропе.
- Держи, - бросил он на космолингве. - И надолго не задерживайся. Скоро убийцы будут здесь. Они гонятся за мной.
- Эй! - посланник без труда нашел в аптечке нашлепки универсального стимулятора, и, быстро содрав растворимые оболочки, одну приклеил прямо на резаную рану Филиппова, а вторую - на лапу квайра, о физиологии которого не имел ни малейшего представления: поможет, так поможет, нет - все равно лучше, чем ничего не делать.
Сейчас казалось более важным хоть ненадолго задержать гамму, попросить о помощи.
Конечно, фроггсы - старшая раса, почти уровня J, не Земле чета, - мелькнула соблазнительная мысль. - А только Вега-то почти на два класса выше, далеко продвинутый "L". И парень точно знает, как спастись от убийц, кто бы они ни были. Это, наверное, те, розовые. Вот только кто этот гамма и зачем он здесь - спасатель, беглец, суицидник?
Валерий знал, что в веганскую семью, кроме самки, входили три самца: альфа, бета и гамма - но вот только последний очень ненадолго. Беты славились техническими, финансовыми и дипломатическими способностями, альфы составляли костяк различных служб, в том числе военных и правительственных. Гамма - самцы предназначались для внутреннего оплодотворения: чтобы произвести нормальное потомство, веганская невеста должна была на свадьбе проглотить третьего жениха. Переваривание стимулировало выделение необходимых гормонов и в дальнейшем обеспечивало оставшейся тройке нормальную семейную жизнь на долгие годы.
Жестокой природе нельзя было отказать в последовательности: в то время как остальные веганцы считались в галактике долгожителями, организм гамма-самца, рассчитанный в среднем на тридцать-сорок лет созревания, несмотря на все достижения науки, редко выдерживал больше пятидесяти лет жизни. Разумеется, в том случае, если несчастный отказывался исполнить свое биологическое предназначение.
Проблема "быть или не быть", как таковая, возникла на высоком уровне развития веганской цивилизации. Сейчас производство искусственных гормонов позволило заменить процедуру реального заглатывания третьего жениха биоимитацией. Попытка обмануть природу добром не кончилась. Сначала у неполноценных семей перестали рождаться девочки, затем, в следующих пометах, появлялись только гамма-самцы - для компенсации недостающего.
Говорили, что в момент заглатывания гамма-самцы испытывают величайшее наслаждение и умирают в пароксизме блаженства. Несъеденный же гамма по истечении периода зрелости становился несчастнейшим существом, терзаемым разнообразными несчастьями и болячками, которые в конечном итоге сводили беднягу в могилу всего лишь лет на десять позже назначенного. Это заставляло многих решаться на брак. А кое-кого на самоубийство. Ну и, конечно же, выбор определяла любовь, о которой так много говорилось в написанных гаммами веганских стихах.
Изначальная обреченность на недолголетие развивала у гамма-самцов множество талантов и стремление к активной самореализации. Лучшими веганскими учеными, писателями, поэтами всегда были гаммы. И самки.
Но были и такие, кто любыми путями пытался избежать обреченности - метаясь по галактике в поисках забвения, они избирали невероятно изощренные способы прощания с жизнью. Его новый знакомец, возможно, был из таких.