Страница 4 из 35
Родителей в свой план Стэнли посвящать не стал: главное – согласие де Круа. Он потом ошарашит их внезапной вестью – шутка ли, скрепление родственными узами с дочерью барона! Конечно, о титуле Элианы Стэн думал в самую последнюю очередь. Он любил ее саму, даже если бы она была простой белошвейкой или последней нищенкой.
Итак, надев свой лучший костюм, набравшись смелости и решительности, Стэнли Сандерс отправился навстречу своей судьбе.
***
Мадлен де Круа чувствовала себя предательницей. Она не могла выйти из своей спальни, обнять свою дочь и говорить, говорить, говорить… Не могла сказать о том, что в кабинете ее отец принимает у себя претендента на ее руку и сердце, не могла сказать, что говорила с Филиппом о влюбленности Элианы и Стэнли; а еще сильнее она боялась признаться дочери в том, что она похожа на нее даже больше, чем она себе представляет…
1786 год. Начало июня. Шестнадцатилетняя фрейлина королевы Марии Антуанетты, Мадлен де Ламбер, играет с подружками в кошки-мышки. Настала ее очередь водить. Другие девушки завязывают ей глаза, раскручивают ее на месте, и разбегаются во все стороны, хлопая в ладоши и хихикая. Мадлен, расставив руки в стороны, пытается поймать хоть кого-нибудь, но ее юркие подруги оказываются ловчее, то и дело с визгом уворачиваясь от ее рук. Наконец, она натыкается на кого-то, хватает «жертву» с криком торжества и снимает позязку. Тут же улыбка сползает с ее лица, сменяясь краской смущения. Перед ней – наследник принца де Тальмона, Анри. Этот белокурый сероглазый юноша улыбается ей, как бы подбадривая, не давая стушеваться. Мадлен поспешно делает реверанс, но Анри останавливает ее.
Это была любовь с первого взгляда. Пока еще не прозвенел первый тревожный звонок надвигающейся революции, молодые люди были практически неразлучны: они вместе катались на лодке, гуляли по парку Лувра, то и дело забредая в одну из знаменитых пещер любви, где Мадлен впервые познала вкус поцелуя. Это было время, когда мадмуазель де Ламбер смеялась от счастья, когда ее синие глаза лучились любовью, и когда она не задумывалась, что в этом мире есть место и для боли и горечи…
Мадам де Круа встряхнула головой и с силой сцепила пальцы в замок. Она чувствовала, как события тридцатилетней давности накатывают на нее, воскрешая тупую боль в груди и вызывая непрошенные слезы.
- Девочка моя, - прошептала Мадлен, - не такой судьбы я для тебя хотела… Но жизнь распоряжается иначе, чем мы того хотим.
***
Тем временем внизу, в кабинете, Филипп де Круа беседовал с претендентом на руку Элианы.
- Я человек деловой, практичный, поэтому сразу перейду к делу, дабы не ходить вокруг да около. Я здесь для того, чтобы просить руки вашей дочери.
- Вот как? Чем же она вас польстила? Или же вас польстил наш титул и положение в обществе?
Короткий смешок.
- Вовсе нет, господин де Круа. Все это мне ни к чему, да и денег, хвала Господу, хватает.
- Неужели Вы влюблены в Элиану?
- Влюблен ли я? Прошу вас, господин де Круа, оставьте подобную чепуху в стороне. Посмотрите на нынешнее общество: кому нужна любовь? Каждый уважающий себя лондонский аристократ ищет для себя в браке выгоду. Моя же выгода состоит в том, что я найду себе в лице вашей дочери покорную и верную жену.
- Вы это сейчас об Элиане? Хочу вас огорчить, она не так покладиста, как вы ее расписываете…
- Возможно. Конечно, я видел ее всего один раз в жизни, на балу. Но впечатление, которое ваша дочь произвела на меня, оставило в моей душе столь неизгладимый след, что я решил рискнуть и навестить вас с дельным предложением породниться.
Филипп, услышав такой прямой текст, немного опешил. Но, придя в себя, решил проявить деловую хватку. Откинувшись в кресле и сцепив руки в замок, он произнес:
- Послушайте, господин Круспе. Как я понял, вы не нуждаетесь в деньгах и титуле моей семьи, не любите Элиану и вообще презираете женщин как таковых. С чего бы вам лезть в петлю брачных уз?
Рихард (а это был он), последовал примеру де Круа, приняв то же положение, что и Филипп.
- Да, все верно. Хочу также добавить, что я – владелец титула высшего по рангу, чем ваш, барон. Я – граф Геннегау. Это во-первых. Во-вторых, не пытайтесь бравировать передо мной своими деньгами – у меня есть прелюбопытнейшая бумага. Взгляните.
Круспе достал из внутреннего кармана камзола свернутый в трубочку лист бумаги и протянул его насторожившемуся Филиппу де Круа. Последний развернул его и тут же побелел, как мел.
Предвидя такую реакцию, граф продолжил:
- Как видите, у вас не все гладко, как вы доказываете. Вы на мели, Филипп. Еще немного, и ради денег вы пойдете на такой отчаянный шаг, как брак вашей единственной дочери с неким Стэнли Сандерсом.
Барон вспыхнул от негодования:
- Элиана и этот нувориш? Да ни за что!
Рихард саркастически поднял брови:
- Вот как? А вот девушка считает иначе. У нее, видите ли, любовь.
- Что?
- Бог мой, барон, успокойтесь. Да, ваша дочь и этот, как вы выразились, нувориш, влюблены друг в друга и мечтают пожениться. И, как я понял, ваша гордость не позволит им это провернуть. Итак, я предлагаю вам сделку. Конечно, все это звучит сухо и немного жестоко, но вот мои условия: вы соглашаетесь отдать мне в жены Элиану, спасая ее от брака с человеком, сословием ниже ее, а я в отместку подниму ваше денежное благосостояние, будучи примерным зятем.
- Но…
- Вашей дочери нечего бояться. Я не Синяя Борода, в конце концов. Став моей женой, она не будет ни в чем нуждаться. Ну так как?
- Мне… мне надо подумать, - глухо пробормотал Филипп.
- Понимаю, - кивнул Рихард, поднимаясь с места, - даю вам времени, сколько потребуется. Известите меня о своем решении. К сожалению, мне пора. Позвольте откланяться.
Граф Геннегау отвесил хозяину дома почтительный поклон и удалился.
На выходе из дома он столкнулся со Стэнли, выглядевшим, словно начищенный до блеска пенни. Рихард поприветствовал его, приподняв шляпу, и двинулся дальше, насвистывая что-то на немецком.
***
А в это время сама Элиана сидела в библиотеке, погрузившись в роман Шодерло де Лакло. Перипетии главных героев так увлекли ее, что она не заметила, что дело близится к вечеру, и только глухие крики, доносившиеся из кабинета отца, заставили ее захлопнуть книгу и спрятать ее за рядом старых книг по философии – романы де Лакло считались вредными для юных девиц ее возраста.
Напрягая свой слух, Элиана различила, наконец, два голоса: отцовский и Стэна. Сердце ее на мгновение замерло, а затем тревожно забилось, словно птица в клетке – крики эти не предвещали ничего хорошего. Помедлив пару мгновений, девушка решительно выскочила из библиотеки и направилась в кабинет отца, рискуя навлечь на себя его гнев.
Перед ней предстала следующая сцена: отец, сжав руки в кулаки и позабыв об аристократической гордости, кричал на Стэнли; тот же, в свою очередь, отвечал тем же. Лишь появление девушки заставило их поумерить пыл.
- Что здесь происходит? – дрожащим от волнения голосом спросила Элиана.
- Иди к себе, дочь, - проговорил Филипп, сверля ее взглядом.
- Нет! – воскликнула девушка, переводя взгляд от Стэна на отца.
- Ты пойдешь к себе или будешь наказана! – предупредил Филипп, но Элиана закрыла дверь и сделала еще один шаг в сторону мужчин. - Ах, вот, значит, как! Тогда послушайте меня оба, молодые люди: вы никогда не станете мужем и женой. И даже не вздумайте снова открыть рот. Я не даю вам согласия на этот брак. И если ты, Элиана, пройдешь против моей воли, я от тебя откажусь. Я все сказал. Мистер Сандерс, будьте добры, покиньте мой дом и больше никогда не смейте здесь появляться. А ты, дочь, немедленно отправляешься в свою комнату и не выйдешь оттуда до тех пор, пока я тебе не позволю.
Бледный от гнева Стэнли развернулся и, даже не взглянув на Элиану, выскочил из дома. Девушка же, с ненавистью взглянув на отца, подняла юбки и бросилась вверх по лестнице. Упав на кровать, она зарыдала. Рыдания эти доносились к матери в соседнюю комнату, но Мадлен, превозмогая себя, решила не вмешиваться. Она понимала, что рано или поздно слезы горечи и обиды высохнут, как и у нее они когда-то высохли.