Элемент Водоворота

- Коллеги, – подхватила Темари, обращаясь к поисковой группе, – просьба отыскать остальные команды и обеспечить их безопасное возвращение в Суну.

Шумная толпа усталых, но довольных генинов под руководством Темари проследовала через дверь и далее по длинному подземному коридору, пока не вышла на площадь у восточных ворот Суны, откуда больше суток назад они стартовали.

Шикамару с наслаждением потянулся, наблюдая, как шиноби из поисковой группы один за другим исчезают в катакомбах, и мысленно поставил еще одну галочку – второй этап Чуунин Шукен завершен. Этот процесс был одним из тех немногих действий, которые доставляли ленивому гению эстетическое удовольствие. Постановка незамысловатого значка всегда ассоциировалась у него с успешно оконченным делом, забота о котором мгновенно покидала его гениальные мозги, еще на один шажок приближая долгожданную возможность прилечь, закинуть руки за голову и предаться меланхоличному наблюдению за облаками. Даже в своих мыслях он ставил галочки аккуратно, основательно, с чувством выполненного долга, втайне удовлетворенно любуясь получившейся безупречной формой значка: короткая, уверенная линия вниз, символизировавшая приложенные усилия, и легкая, невесомая, уплывающая в бесконечность линия вверх, сулившая заслуженную награду за труды.

Строки очередного патрульного отчета начали расползаться перед глазами, он читал предложение уже в четвертый раз, однако смысл подло ускользал от него, предательски уступая место ноющей в висках головной боли и единственному желанию – поспать. Он добровольно подвергал себя изощренной пытке бессонницей настолько долго, что научился обходиться без сна в течение десяти суток, и при этом держать под полным контролем свой разум, координацию, способность мыслить и принимать решения. Этот период давал ему возможность относительно безопасно переживать полнолуния, во время которых Шукаку будто бы срывался с цепи, и контролировать его жажду крови было трудно, даже бодрствуя. Однако на одиннадцатые сутки усталость обычно брала свое, расстраивая сознание, притупляя внимание и мучая усиливающейся мигренью.

Уняв внезапный приступ тошноты и сжав в кулаки нервно подрагивавшие бледные пальцы, молодой Кадзекагэ откинулся на спину и зажмурил глаза. О еще одной бессонной ночи не могло быть и речи, иначе он рисковал в какой-то момент просто потерять сознание, что могло иметь еще более серьезные последствия, чем тщательно спланированный двухчасовой сон. Аккуратно сложив бумаги во второй ящик стола и заперев его и шкатулку с печатью на ключ, Гаара пошарил по столу в поисках эфирных масел, которыми главный ирьёнин Суны Секка-сан советовал мазать виски при головных болях. Подлец Шукаку после нескольких попыток отравления однозначно реагировал полным отторжением на появление в его организме любых препаратов, будь то обезболивающие таблетки или инъекции.

Кадзекагэ распахнул настежь окно, впуская в кабинет уже прохладный ночной воздух, и, сняв жилет и плащ, стеснявшие дыхание, устроился в кресле, прикрыв усталые веки и дожидаясь, пока спазм отпустит виски под влиянием ароматов грейпфрута и гвоздики.

- Ну, как будем спать сегодня? – поинтересовался изнутри Однохвостый, размешивая толстым пальцем вязкий песок на полу своей клетки. – Ты не находишь, что спать на цепи – это несколько унизительно для ребят нашего положения?

- Какая трогательная забота о моем социальном статусе, – вздохнул Гаара, в который раз проклиная болтливость демона.

- В самом деле, даже обидно. Ну, мы точно решили спать, да? Тогда я достаю фильмотеку, – тануки, довольно оскалившись, закопошился в клетке. – Посмотрим, что у нас сегодня в программе, мой блистательный… Так, нам пять лет, и мы убиваем отвратную медсестричку, которая посмела проколоть нашу песчаную броню своим поганым шприцом, так, это не то… О! Мы выдавливаем песочком этому негодяю Баки левый глаз! – довольно протянул Шукаку. – Это уже интересно.

- Интереснее некуда, – безучастно ответил Джинчуурики, вновь потирая тонкими пальцами ноющие виски.

- Хоть какая-то отдушина, а то твое подсознание, знаешь ли, не самое веселое место. Сплошные политические дрязги, советы, совещания, консультации, – ворчливо пробормотал демон. – Может, перед сном пойдем кого-нибудь убьем для разнообразия? Иначе я не заткнусь! – для убедительности Шукаку ударил по клетке хвостом, вызвав новый спазм боли.

- Это мы еще посмотрим, – ответил юноша.

- Ты снова сказал «мы»! – восторженно взвизгнул тануки. – Теперь шестнадцать тысяч триста восемьдесят шесть – три тысячи сто восемнадцать, – подвел он итог импровизированному соревнованию.

- В мою пользу, – подчеркнул Гаара.

Кадзекагэ открыл глаза и вытер тыльной стороной ладони выступивший на лбу пот: несмотря на открытое окно, ему было нечем дышать. Прихватив из ящика стола две печати подавления, полученные им некогда от Джирайи, и несколько свежих, еще вязких кусочков сургуча для запечатывания конвертов, юноша вышел на балкон резиденции и, ловко перепрыгнув по крышам нескольких зданий, примостился на широком песчаном покрытии больничной крыши, стянув сандалии и ослабив ворот черной туники.

Надежно закрепив кусочками сургуча печать подавления на своем животе, юноша в очередной раз порадовался волшебному эффекту, который оказывал этот клочок бумаги на Шукаку: демон сворачивался клубочком, будто ручной пес, и не двигался, а если Гаара прицеплял вторую печать еще, скажем, на лоб, то можно было даже не слышать его возмущенных воплей о глобальной несправедливости. Сознание будто отгораживалось от демона невидимой стеной, а головная боль отступала. Пожалуй, единственным, но крайне существенным ее недостатком было то, что она действовала всего пару часов.

Бросив последний взгляд на безупречно ровные гребни песчаных дюн за крепостной стеной, Гаара глубоко вздохнул и закрыл бирюзовые глаза, вслушиваясь в звуки ночной пустыни. Второй этап закончился этим утром, и песчаная буря улеглась, беспрекословно подчинившись его приказу, однако еще не до конца унявшиеся порывы ветра периодически подхватывали и увлекали за собой почти невесомые золотые крупицы, наполняя воздух едва различимым шелестом сталкивающихся друг с другом песчинок.

Может быть, оттого что он наконец не чувствовал присутствия настырного демона, но именно сегодня пустыня казалась ему необычайно живой и подвижной. Впрочем, в отличие от других, для него она никогда не была безжизненным, лишенным смысла пространством, но самостоятельным, дышащим организмом, состоящим из теплого песка, жаркого ветра и солнечного света. Безжалостная и великодушная, жестокая и мягкая, своенравная и покорная, разная от ситуации к ситуации, многоликая от человека к человеку, с ним она была неизменно ласковой и послушной, на протяжении нескольких лет являясь его единственным собеседником, помимо Шукаку, его преданным помощником, хранителем его мыслей.

Дыхание становилось спокойным и размеренным, и по мере того как сон затягивал разум в свои сети, ему все больше казалось, что он растворяется в осторожных прикосновениях пропитанного песком прохладного ветра к его волосам, в тихом голосе пустыни, словно шептавшей ему на ухо очередную сказку из той старинной книги, что когда-то очень давно читал ему на ночь Яшамару. Пустыня будто бы убаюкивала его, приближая долгожданный отдых для его сознания, благословенное забытье, сладкую дрему, в которой не было места кровавым кошмарам и прочим шуткам изворотливого Шукаку. Лишившись ощущения времени и пространства, он блуждал в калейдоскопе сновидений или воспоминаний, наполненных детским смехом, чьим-то нежным голосом и оберегающими объятиями.

- Просыпаемся, у нас гости, – пренебрежительно фыркнул изнутри Однохвостый, высовывая из клетки песчаный нос и втягивая ноздрями воздух.

С усилием открыв глаза, он увидел сосредоточенное лицо склонившейся над ним Куротсучи. Осторожно подцепив пальцами печать подавления, прикусив от усердия кончик языка, девчонка с нескрываемым интересом изучала кроваво-красный шрам у него на лбу.