Элемент Водоворота

В третьем ящике и вовсе лежала куча всякого старья, явно сброшенного сюда еще задолго до того, как хозяин комнаты навсегда покинул ее стены. Тряхнув головой, отгоняя навязчивый запах старых вещей, он запустил бледные пальцы внутрь ящика, поочередно выкладывая на пол содержимое. Детские рисунки, старые фотографии. С одной из них улыбалась маленькая Темари, и корчил смешные рожицы Канкуро, держа за подмышки малыша Гаару, с другой – радостно махала рукой Карура, прищурив от яркого солнца кобальтово-синие глаза. Быстро сунув фотографии во внутренний карман жилета, Гаара прикрыл глаза, пытаясь успокоить пульс, и продолжил поиски.

Пальцы запутались в каких-то нитках, и он достал из ящика три маленьких деревянных марионетки старого образца, еще приделанные к крестовидным вагам. Вид у них был довольно потрепанный, краска почти облезла, а волосы, сделанные из соломы или ниток, свалялись и почти все выпали. Не слишком искусная роспись и пониженная функциональность выдавали начинающего мастера. Гаара осторожно взял наполовину выцветшую марионетку и, аккуратно распутав нитки, принялся рассматривать: кукольный мальчик грустно смотрел на него бирюзовыми глазами, очерченными черными кругами, сквозь пряди запылившихся огненно-красных волос. Несколько ловких движений, и рядом с красноволосым мальчиком на его ладони появились девочка с соломенными желтыми хвостиками и хитрой улыбкой и паренек в ушастом колпаке и с раскрашенным лицом. Он хорошо помнил, как получил их в подарок от Канкуро на свой пятый день рождения, как он любил смотреть кукольные представления брата под нестройные шуточные песенки Темари, и как отец однажды категорически запретил ему подходить к брату и сестре и играть с ними. Потеряв последнюю связь с внешним миром, он тогда в отчаянии бросил эти марионетки на пол в кабинете Кадзекагэ, но и представить не мог, что Четвертый сохранит их.

Вызванная неприятными мыслями вязкая тревога сжала холодными пальцами желудок, заставляя сердце чаще и сильнее ударяться о ребра, скручивая в болезненном спазме виски и затрудняя дыхание. Гаара стиснул в кулаке деревянных кукол и рвано выдохнул воздух из ставшей слишком тесной грудной клетки, наклонившись вперед и опираясь на руки. Неожиданно пришло смутное ощущение, что сейчас, как никогда, он нуждается в помощи.

За те несколько лет, что он пытался осознать природу человеческих взаимоотношений и наладить связи с людьми, Кадзекагэ не всегда мог понять самого себя: хотел ли он человеческого тепла и участия, или же единственным его желанием было сохранить свое личное пространство. Но сейчас он ощущал отчетливо и безоговорочно, что ему хочется, мучительно хочется чувствовать рядом другого человека, не оставаться одному в этой полутемной комнате, полной тягостных воспоминаний и призраков прошлого. Не оставаться наедине со своими мыслями об отце, с осознанием, что потеряна последняя надежда на то, что он сможет найти ключ, с издевательски подхихикивающим над ним Шукаку.

- Ядрена вошь!!! – раздался в коридоре злобный шепот, за которым последовал грохот и звук бьющегося стекла.

Молодой Кадзекагэ вздрогнул, приходя в себя, и облегченно выдохнул, узнав голос брата.

- Тьфу ты, черт! Долбаная ваза! – Канкуро появился на пороге, отряхивая с себя осколки и поправляя съехавший кошачий колпак. – Согласен даже на вычет из зарплаты за удовольствие разбить эту безвкусицу, я ее все равно всю жизнь ненавидел. Ты чего тут забыл, братишка?

- Здесь мог быть ключ, – отозвался Гаара, складывая вещи обратно в ящик. – Но его тут нет. Его нигде нет.

- Нда, – кукольник огляделся. – Чувствуешь себя как в музее истории интерьера, правда? И как он мог здесь жить?

Канкуро осекся, увидев морщинку между едва заметных бровей, и виновато улыбнулся, почесав затылок, в мыслях проклиная себя за неосторожную фразу – он прекрасно знал, что Гаара не любил вспоминать об отце. По, безусловно, экспертному мнению самого Канкуро, их отец был умалишенным и в степени глубины своего сумасшествия мог сравниться разве что с психопатом Шукаку. Только прогрессирующая шизофрения могла стать в его глазах оправданием того, что он сначала создал Джинчуурики из собственного сына, пожертвовав при этом жизнью их матери, затем методично выращивал из одинокого и ранимого ребенка безжалостное чудовище, абсолютное оружие, а потом остаток жизни всеми силами старался его убить.

- Его нигде нет, – глухо повторил Гаара, закрыв ящик и поднимаясь на ноги. – Я не знаю, где еще искать, – обхватив руками плечи чуть выше локтя, он отвернулся к стене.

Кукольник пристально рассматривал худые сутулые плечи брата, бледные тонкие пальцы. В отличие от Темари, он никогда не знал наверняка, как правильно вести себя с Гаарой. Сестра каким-то непостижимым для него образом умудрялась чувствовать его настроение, желания и поступала каждый раз безошибочно, получая в качестве награды слегка приподнятые уголки тонких губ и благодарный взгляд усталых бирюзовых глаз. Канкуро подобных знаков внимания удостаивался крайне редко, что в целом вполне согласовывалось с его пониманием их не слишком эмоциональных взаимоотношений с братом.

Но сейчас у Канкуро задрожали руки: он почти физически ощущал безысходность, страдание и отчаяние родного человека, но не имел никакой возможности хоть что-нибудь сделать, хоть как-то помочь. Повинуясь минутному порыву, он подошел ближе и сделал то, что, как ему показалось, сделала бы в этот момент Темари: слегка сжал ладонями плечи Гаары. Брат инстинктивно вздрогнул от непривычного для него прикосновения, но через мгновение Канкуро почувствовал, как медленно расслабляются напряженные мышцы под его пальцами.

- Ты найдешь, – украдкой довольно ухмыльнувшись произведенному эффекту своих действий, проговорил кукольник. – Нет, мы найдем. В конце концов, мы одна семья, и мы с Темари…

- Мы не семья, – глухо ответил Кадзекагэ и, высвободившись из нерешительных полуобъятий брата, развернулся к нему лицом, заставив вздрогнуть под внимательным взглядом бирюзовых глаз. – Мы совокупность, – Гаара слегка улыбнулся уголками губ.

Канкуро облегченно выдохнул и рассмеялся. Он хорошо помнил один из разговоров с братом года два назад, когда они втроем возвращались с очередной миссии, и Гаара неожиданно остановился посреди пустыни и ни с того ни с сего задал в пустоту единственный вопрос: «Что значит семья?» Темари удивленно захлопала глазами, а Канкуро поднял вверх указательный палец и голосом заправского преподавателя академии произнес, что семья «есть малая социальная совокупность, связанная родственными узами и ведущая совместное хозяйство». Гаара тогда ничего не ответил, лишь слегка нахмурил брови, поправил висевший за спиной калебас и продолжил идти.

- Хорошо, пусть совокупность. Только ты больше так не шути, – Канкуро нерешительно потрепал брата по волосам. – Пойдем, а то Темари, поди, всю резиденцию уже на уши подняла, не найдя тебя в кабинете.

Уютная, теплая и светлая кухня, по которой распространялся запах свежей выпечки: на широком столе остывал под белоснежным полотенцем свежеиспеченный сливовый пирог. Темари суетилась у стола, разливая по трем чашкам ароматный зеленый чай.

- Где вы ходите? – проворчала сестра, подталкивая появившихся в дверях братьев. – Я, между прочим, пирог испекла, – гордо добавила она, указывая на накрытое полотенцем произведение кулинарного искусства.

- Эммм… – Канкуро недоверчиво приподнял край полотенца и, вздохнув, заглянул внутрь. – Тем, ты сегодня точно уверена, что это можно есть?

- Можешь не есть, мне больше достанется, – высунула язык Темари, ставя перед каждым из них чай.

- Не растолстеешь? – едко заметил Канкуро, отрезая три больших куска ароматной выпечки. – Или Шикамару нравятся толстушки?

- Помолчал бы. У самого до сих пор нет девушки в двадцать два-то года. Одни марионетки на уме, – парировала Темари, тонкими пальчиками вытащив из пирога небольшой кусочек сливы и положив его в рот, блаженно сощурившись.

- Я, между прочим, обременен государственными делами, сестренка, в отличие от тебя, у меня нет времени на все эти шуры-муры, – хмыкнул старший брат, откусив пирог и картинно поморщившись. – Не фонтан, конечно, но есть можно. Попробуй, Гаара, – он пододвинул к брату тарелку.