Страница 27 из 28
- Ну как не удалось? Узнали. Покойника зазвала какая-то баба. Домочадцы подтвердили. Он шел с ней через площадь, когда его вот здесь сразило. Опосля еще шаг сделал и упал. Вы же видите, влажно после дождя на площади, пока народ не набежал, все следы были видны.
- Карающая молния, - всхлипнула какая-то баба из задних рядов. Маурин услышал, и его явно передернуло.
- Начет оружия действительно непонятно, - пробурчал он, а остальные стражники одобрительно загалдели. - Выстрел был сделан сверху вниз, рост у Вателла немалый. Стрелять могли только вон с той ограды, судя по всему. А оттудова никакой лук не дострелит. Да еще с такой силой, чтобы пробить этакую грудь насквозь, и... это... стрелы мы не нашли. И следов от нее тоже. А должны бы быть следы от подожженной стрелы. Так по всему выходит... странно выходит, госпожа дикеофора.
- Небесный огонь... удар молнии, - начали перешептываться горожане. Стражники тоже с намеком смотрели на лиловый плащ дикеофоры и молнии на орнаменте вокруг ворота плаща, на том самом орнаменте, где еще и черепа.
Но это не был удар молнии. Наличие обугленной дыры в теле мертвеца вполне могло иметь куда более земное происхождение. Меотийцы Меар попросту не знали, что дартанаи имели такое оружие, как железный лук. Чтобы оттянуть тетиву такого лука, сильнейшие из мужчин, изгибались всем телом, упираясь ногами в землю. И в таком вот положении заряжали свой лук. Зато потом стрела летела неправдоподобно далеко и могла, говорят, пробить даже стену.
Дикеофора еще раз оглянулась, прикидывая направление полета стрелы с вершины каменной ограды, указанной стражником. Как раз там, где она могла завершить свой полет, пробив грудь Вателла, на нижней террасе, в начале улицы стояла смоковница, в тени которой вполне мог укрыться сообщник, забравший после выстрела отслужившую стрелу.
Картина вырисовывалась следующая. У дартанаев была сообщница, красивая женщина, наверняка. Да, убийцы воспользовались известной слабостью жертвы. Женщина выманила Вателла в сумеречные часы перед рассветом, когда спят даже городские гуляки, на площадь, под выстрел дартанайского стрелка. Огненная стрела пробила грудь жертвы сверху вниз и долетела до смоковницы внизу, где стрелу и подобрал третий участник убийства. Понятно, что на площади никаких обличающих следов, кроме женских туфелек не осталось.
Цокот копыт отвлек Эситею от размышлений. Она обернулась. Конный разъезд дартанаев въехал на площадь через улицу, ведшую с востока. Астайнар Эр"Солеад восседал на своем жеребце в лучах солнца, встававшего над городом, грозный и неумолимый как памятник самому себе. Его конь сделал еще несколько шагов вперед, начальник дартанаев оказался совсем рядом с дикеофорой города. Эситея взглянула в лицо Астайнара, и последние сомнения относительно того, кем был убит Вателл, у нее рассеялись. Спасенный дикеофорой не так уж давно немного наивный синеглазый пришелец за прошедшее время стал достойным противником коварным меотийцам. Разработанный им план убийства Вателла, простой, но психологически выверенный, это доказывал без всяких лишних слов.
Астайнар прочел мысли Эситеи в потрясенном взгляде девушки и криво усмехнулся.
- Ты расскажешь этим людям о своих догадках, дикеофора города? - Эситея увидела в его глазах... нет, не вопрос, а понимание происходящего.
- Нет, - с ужасом согласилась она, - я ничего не скажу. Они будут думать, что Вателла убила молния из-за того, что он посмел похитить меня.
Девушка еще раз посмотрела на искаженное предсмертной мукой темное лицо убитого Отца города, развернулась и пошла к себе домой. Действие тонизирующего зелья кончилось уже на подходе к дому. Она еще смогла открыть дверь своей приемной, но потом рухнула прямо на пороге.
Удар по голове, двое непереносимых суток в каменной темнице, мощнейший удар по шее, и потрясение за потрясением.
Дальнейшее Эситея помнила как в тумане. Возле ее постели непрерывно мелькали то меотийцы, то дартанаи, то мужчины, то женщины. Ее трясли, чем-то обтирали, что-то в нее вливали. Кажется, она умоляла Астина оставить ее в покое. Кажется, он ответил, что совершенно не намерен терять такую союзницу, как дикеофора города.
В какой-то момент Эситея улизнула из-под надзора в незаметную дверку, выводящую в палисадник с раскидистым ореховым деревом и лекарственными травами за домом. Но, судя по тому, что следующим воспоминанием у нее была опять же ее кровать и склоненный над кроватью хмурый Астайнар, она потеряла в палисаднике сознание, и ее там нашли.
Позже ей сказали, что она дней десять была в полубредовом состоянии, в горячке...
Когда Эситея, наконец, пришла в себя, она долго лежала и смотрела на толстые балки потолка, вспоминая все, что с ней случилось. Потом осторожно повернулась на бок. Катея Камац, дежурившая возле ее кровати, мгновенно проснулась.
- Госпожа, как вы... вы пришли в себя, госпожа Эситея?!
- Да, - хрипло сказала больная, - только слабость сильная. Чем вы тут меня лечили?
- Господин аптекарь, сосед ваш, лекарствами снабдил.
- Господин аптекарь? - с сомнением переспросила больная дикеофора. - Как это я выжила? Организм, видать, крепкий...
Она осторожно приподнялась. В большом зеркале напротив кровати отразилась исхудавшая, бледная девушка с темными тенями под невероятно большими, запавшими глазами. Светлые пушистые волосы были тщательно заплетены в косу. Эситея улеглась обратно, с удивлением пошевелила косу.
- Господин аптекарь собрался отрезать вам волосы, как принято, вы в горячке бились, вся мокрая, зубы скрипели. Да господин Астайнар не дал. Жалко, говорит, такую красоту резать. Извольте, говорит, так выходить, не обрезать чтобы.
Эситея открыла было рот, но молча закрыла его обратно.
- Он, господин Астайнар, то есть, - увлеченно продолжала Катея Камац, - вас сам выхаживал. Вы говорили, чтобы все вас оставили одну. Все боялись вас ослушаться, госпожа дикеофора. Да только господин Астайнар как рявкнет, что больная девчонка, извините, госпожа, это он так сказал, мол, больная девчонка ему не указ. Оставил, кого счел нужным. Мне он очень доверял, ну я, правда, очень старалась. Он вас сам укладывал, господин Астайнар, то есть. Вы все куда-то рвались. Когда, наконец, затихли, то он так ласково и говорит: "какая же вы, госпожа дикеофора, хорошенькая, когда тихо лежите и молчите".
Эситея медленно начала краснеть.
- Да, было дело, - продолжала говорить простодушная горожанка, - вы перед этим как раз в садик улизнули в одной рубашечке. Никто вас найти не мог. Переполоху-то было... Вызвали господина Астайнара, он-то вас и нашел. Принес обратно на руках и так бережно уложил в постель, как будто вы ему родная. Погладил по плечику и сказал, что вы хорошенькая, когда лежите тихо, ну я вам уже рассказала... А сейчас-то вы как разрумянились. То-то он порадуется, когда увидит. Я пошлю, чтобы ему передали, что вы пришли в себя, пусть придет, посмотрит.
- Не надо Астайнара, - перепугано прервала рассказчицу пунцовая от стыда Эситея. - Передайте ему, что мне так стыдно за свое поведение, что лучше ему сейчас не приходить.
- А чего тут стыдиться? - философским тоном ответила Катея. - Болезнь - дело житейское. Всяко бывает.
- Катея, дорогая, - простонала дикеофора. - Прошу, не надо звать Астайнара. Можно я теперь сама, а? Принеси, пожалуйста, что я тебя попрошу.
Горожанка оценивающе оглядела свою подопечную, но убедившись, что дикеофора полностью в своем уме, решила ее послушаться.
"Астайнара, наверняка, слушалась беспрекословно, вот ведь как они тут спелись над кроватью несчастной умирающей..."
Уже на следующий день Эситея, немного пошатываясь, но решительно вышла на улицу. Невольно улыбаясь и солнцу, и бродящим по мостовой горлинкам, и бликам света на листьях винограда, плюща и вьюнка, обвивающих стены домов и каменные изгороди, она медленно шла вперед. Неожиданно впереди, за поворотом, послышался гул от шума многих голосов. Дикеофора чуть прибавила шаг.