Страница 1 из 28
A
Обезлюдевшую после нашествия степняков и мора Меотию заселяют пришельцы из-за гор. Но если вблизи столицы ассимиляция проходит мирно, то на границе со Степью отношения коренных жителей и пришельцев накалены. Сумеет ли присланный из столицы в приграничный городок новый начальник наладить оборону города перед очередным нашествием кочевников, если его единственной союзницей среди коренных жителей становится та, которую его соотечественники свысока называют Суеверием Древнего города? Роман доведен до промежуточного финала.
Иванова Татьяна Всеволодовна
Татьяна Иванова
ОРНАМЕНТ С ЧЕРЕПАМИ
Иванова Татьяна Всеволодовна
Орнамент с черепами ч.1
Татьяна Иванова
ОРНАМЕНТ С ЧЕРЕПАМИ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
В тот день, камнем упавший в застойные воды провинциального города Меары, с утра лил мелкий нудный дождик. На мостовых к вечеру плескался раствор конского навоза, взвесь глины и чернозема, смытого с проезжающих через городок телег, повозок и прочих транспортных средств. Эситея добиралась до своего маленького домика, приподняв выше щиколоток длинные юбки и подол плотного плаща. Настроение от такой прогулки не улучшилось. Она поднялась по выщербленным каменным ступенькам в свое одинокое жилье, зажгла тусклый фонарик над входом - уже почти стемнело - открыла дверь и оказалась в маленькой прихожей, где и сняла грязные калоши и промокший плащ.
Мерзкое настроение, в котором девушка сейчас пребывала, вполне характеризовалось изречением: кругом подлость, трусость, обман. А также беспросветная эгоистичная корысть. В общем, каждый человек когда-нибудь в таком настроении пребывает. А если нет - то, значит, он сам такой. В смысле, беспросветный, эгоистичный и корыстный. Поскольку Эситея была не такая, то она прошла из прихожей не куда-нибудь, а прямо на кухню, с целью напиться перед сном. Зажгла лампу, с нижней полки огромного деревянного шкафа достала бутылку наливки и мерный стаканчик, поставила это добро на массивный, под стать шкафу, деревянный стол, удобно устроилась на скамье, вытянув ноги, и опрокинула в рот первый мерный стаканчик наливки. Аромат летних трав и ягод наполнил душу теплом, а крепкий спирт согрел горло. Надо было встать, достать что-нибудь на закуску, но у Эситеи внезапно кончились силы.
Сколько она выпила этих стаканчиков, она не знала, считать было некому, но вдруг в дверях возник расплывчатый глюк в виде мужчины, который внимательно на нее смотрел. Масляная лампа, слабо освещавшая кухню, вспыхнула ярче. Глюк исчез. Но во входную дверь настойчиво постучали.
- Ну что за свиньи там еще приперлись?! - возмутилась Эситея, с трудом сползая с лавки. Кое-как, держась за стенку, она снова добралась до прихожей и потянула незапертую тяжелую дверь на себя. За дверью, под ветвями мощной, но чахлой и мокрой по зимнему времени смоковницы, озаряемые светом маленького фонарика над входом и синевато-белым сиянием факелов, политых какой-то дрянью, явственно возникли черты капитана городской стражи.
- Э-э-э, госпожа дикеофора, мы обыскиваем все дома на этой улице, ищем преступника.
- У меня в доме? - удивилась Эситея. - Сдурели? Я и в хорошем настроении к себе домой преступника не пущу, а сегодня у меня настроение плохое.
Слова подбирались с трудом.
Капитан откинул мокрый капюшон, в руках у него ярко сверкнул какой-то секретный прибор, с помощью которого наивные стражники определяли, врут им или нет. Иначе эти грубые мужланы отличить правду от лжи не могли.
- Вроде и вправду никого не прячет, - неуверенно сказал капитан.
- А разве определитель лжи на дикеофорах срабатывает? - с сомнением поинтересовался один из стражников.
- Срабатывает.
- А на пьяных дикеофорах? - с неверием в голосе переспросил стражник.
- На всех срабатывает! Или ты сомневаешься в моих словах? Ты прямо скажи.
Эситея уцепилась за косяк двери. Свежий прохладный воздух, который ее поначалу протрезвил, утратил свое благотворное воздействие.
- Мало мне было старостихи и ее наглого сынка, - пьяно пожаловалась она, - еще и стража приперлась.
- Не обращайте на них внимания, госпожа дикеофора, - с отеческими нотками в голосе сказал капитан. - Не все люди такие.
- По-моему, все.
- Ладно, пойдемте дальше, парни. Оставим госпожу дикеофору. У нее сегодня был трудный день.
Эситея отступила назад, задвинула мощный засов на двери, вернулась в полумрак кухни и снова устроилась на лавке, завернувшись в теплый платок. Налила очередной мерный стаканчик настоянной на летних травах наливки.
И тут в кухне снова возник недавний глюк.
- Можно присоединиться? - вежливо спросил он. - У меня закусь есть.
Эситея критически осмотрела бутылку с наливкой.
- Ну не настолько уж и много я выпила, чтобы мне собственные глюки закусить предлагали.
- С непривычки много и не надо, - просветил ее опытный глюк красивым низким голосом.
- Ну давайте, давайте, что у вас есть, - покладисто согласилась хозяйка кухни.
Глюк пододвинул к ней поближе раскромсанную на толстые куски вареную телятину и ломоть хлеба. Эситея откусила кусок мяса и внезапно поняла, что очень хочет есть.
- Там у меня в шкафу где-то окорок еще лежит. И горшочек с кашей стоит в печке, - сообщила она глюку. Тот мгновенно отыскал упомянутые ею продукты.
- А кто такие дикеофоры? - спросил он, прикладываясь в свою очередь к ее наливке.
- Дикеофоры? - удивилась Эситея. - А кто ж их знает. Считается, что они, вообще-то, хорошие, но обижать их нельзя. Дурная примета. Обидишь, говорят, городскую дикеофору, и жизни тебе не будет. Интересно, это действительно так, или люди все сочиняют?
- За счет суеверий, значит, выживаете? - усмехнулся глюк.
- Дожила, - расстроилась Эситея, доев кусок мяса. - Еще меня собственные глюки в суеверии упрекать будут. Пойду лучше спать. Кажется, я уже готова.
Она снова соскреблась со скамьи и, придерживаясь за стол, распрямилась. Глюк одной рукой взял лампу со стола, другой поддержал шатающуюся хозяйку. Через минуту они добрались до светлой от лунного света, лившегося через окно спальни. В большом зеркале, стоявшем наискосок от двери, отразилась невысокая, миловидная, если бы не красное от наливки лицо, девушка с тонкими чертами лица, с высоким лбом изящным носом, большими серыми глазами, с пушистыми ресницами и светло-каштановыми растрепанными волосами. Глюк в зеркале не отразился.
- Ну и правильно, - обрадовалась Эситея его отсутствию, - когда глюки заявляются в спальню, то это уже не глюки, а ночные кошмары.
Исчезающий в темноте коридора глюк издал короткий смешок.
На следующее утро Эситея проснулась одетая, в своей постели, завернутая в шерстяное клетчатое одеяло, подоткнутое под ее привольно раскинувшееся по кровати тело, со всех сторон. Окно было приоткрыто, и свежий влажный воздух давным-давно выветрил из спальни все алкогольные пары. Девушка села, с наслаждением потянулась, не спеша спустилась с массивной кровати и подошла к окну. Мелкий дождик усердно мочил почти отвесный трещиноватый каменный склон под окном. Дом Эситеи, последний на улице, точно вырастал из каменной породы. Внизу, под обрывом тускло блестело озерцо, окруженное кустами и деревьями, из которого мелкими водопадами стекали вниз две маленькие речки. Вдоль них стояли дома следующих улиц города, спуститься к которым можно было по узкой каменной лестнице, начинавшейся недалеко от дома дикеофоры.