Повести

И эти двое (вот законы мимикрии!) стали вести себя сообразно тому, как на них смотрели. Смотрели на них как на народ дешевый, дешевку они и принялись корчить. Корчили из себя балбесов, которыми вообще-то; конечно, не были. В первую очередь, естественно, внешне: один отпустил себе баки и бороду, другой — гнуснейшие усы. Оба держали свои физиономии в постоянной готовности к дурацкому выражению и к тому, чтобы поржать. Уже через несколько дней рейса совершенно добровольно они стали какой-то клоунской парой. Один все время пожимал плечами, будто недоумевал, другой идиотически вздергивал верхнюю губу, как бы проверяя собственную готовность к неожиданному смеху. Лучшей ареной для их клоунского веселья стал, естественно, бассейн: оба возлюбили возиться в воде, хрюкать, орать и топить друг друга. Выдумали такой аттракцион — прыгнув вместе с борта бассейна, толкнуть другого задом на лету. Упражнение номер два — достать задницей дно нашего бассейна. Глубина — три с половиной метра.

Когда я смотрел на них, я все думал о том, как это страшно, если эти двое весельчаков еще ничего не знают о своем будущем, уже совсем близком, когда молодой штурман стоит на первых самостоятельных вахтах. У тебя первая самостоятельная вахта, а тут почему-то собралось все вместе: курс, оказывается, проложен с неувязкой, начинаются узкости и проливы и два судна впереди словно взяли тебя в ножницы. Ты отворачиваешь, но они прут зеркально твоему курсу, словно сговорились зажать в клещи. Да еще в каналах связи УКВ одно пьяное бормотание. Это не английский, а какая-то сплошная каша, и этой каши надо воистину пуд съесть, прежде чем начнешь понимать, из чего она состоит. Оттого, наверно, в таких тихих (можно сказать — тишайших) четвертых помощников превращаются мгновенно самые веселые курсанты, и стоит недавний щеголь, вцепившись глазами в силуэт идущего наперерез парома, и не замечает, что темные пятна от его подмышек дошли уже чуть не до пояса. Страшно. Промашки в морском деле стоят дорого. Промашками тут занимается суд. Если ты в чужих водах, суд этот ведется на чужом языке, на том, который в виде каши прет сейчас из эфира.

Я зацепился за курсантов в связи с телеграммой, которую получил Виктор Дмитриевич. Одно из этих милых созданий, резвящихся в бассейне, надумало, например, жениться. Мать, естественно, в панике. Она, правда, не видела, как сын достает задницей дно бассейна, но похоже на то, что и вся остальная деятельность сына не сильно отличается от его деятельности здесь. Мать в панике: отговорите! остановите! запретите!

К счастью или к сожалению, запретить такое никто не мог.

Виктор Дмитриевич мог только развести руками.

Ночь, второе июля. Когда оказываешься в темноте на крыле мостика и ветер метров двадцать в секунду тянет тебя за волосы за борт, а во тьме не столько видимые, сколько ощутимые встают одна за другой темные спины волн, то вдруг начинаешь понимать, что представляли собой первые путешествия через океан — без двигателей, без сегодняшнего навигационного оборудования, без карт, без прожекторов. Благополучный исход плавания, когда стоишь вот так над черными волнами, которые еще не разогнались, но ты знаешь, что ветер за ночь их разгонит как нужно, представляется вообще лотереей. В лучшем случае земля покажется в светлое время суток. А если к ней принесет ночью? А что за берег тебя ждет? Старая картинка: корабль бросил якорь где-то чуть не на горизонте, а от него к берегу опасливо отправляется шлюпка. А уж осадка-то, осадка была у тех каравелл…

Третьи сутки ночами нет ни звезд, ни луны, а днем — солнца, только серые волны, которые заламывает в белизну ветер, и серое тесное одеяло неба. Куда плывем, что вокруг нас в океане? Даже сейчас, когда два современнейших локатора своими лучами ощупывают с периодом в пять секунд все кругом, когда благодаря им мы полностью осведомлены обо всех находящихся в радиусе тридцати миль от нас судах и нам известно, где они относительно нас находятся, их курс и скорость, время, через которое они будут в максимально близкой к нам точке, известна даже дистанция максимального сближения; когда два безотказных дизеля, каждый размерами с деревенскую избу, с железным постоянством дают сто сорок оборотов на гребной вал, и если надо увеличить или уменьшить скорость, то излишне менять режим работы двигателей, а следует лишь… Оборвем фразу. Судно подчиняется легкому повороту ручки, нажатию кнопки. Надо лишь знать, какую из кнопок и ручек следует потревожить.

К вашим услугам на судне лифты, телефоны и успокоители качки. К вашим услугам система пожарного контроля, которая сразу же подаст световые и звуковые сигналы, если хоть в одной из пятидесяти контрольных точек судна появится малейшее задымление. К услугам все, но даже и сейчас, стоя на крыле мостика, понимаешь, что судно твое, левиафан в две сотни метров, — это скорлупка.

У нас началась килевая качка. В моей каюте по столу катался граненый карандаш. Не от борта к борту, а от носа к корме.

— Вниманию экипажа! Закрепить в каютах вещи по-штормовому.

А штормом еще и не пахло. Была только сильная зыбь. Что же бывало с теми, кто перебирался через Атлантику на тех деревянных качелях, которые назывались нефами, каравеллами, галеонами? О драккарах же просто вспомнить страшно.

Два слова о приборе, косвенно несколько раз упомянутом. Штурманский комбайн «Диджиплот» — американского производства. У нас в БМП им оборудованы самые крупные суда: новые контейнеровозы и пассажирские флагманы. Прибор этот — приставка к локатору. Он подключается к антенне и зацепляет те же «неровности» в окружающем пространстве, которые фиксирует локатор. Однако, в отличие от локатора, «Диджиплот» своей электронной машиной решает математические задачи — куда точка движется, ее скорость. Геометрические эти задачи в виде векторных треугольников решаются тут же, на экране локатора. Наше сознание еще в школе приучено воспринимать векторные задачи на глазок. И оттого здесь при первом же взгляде ясно, представляет ли собой опасность с точки зрения расхождения то или иное обнаруженное локатором судно. Совершенно необязательно смотреть на экран не отрываясь: появление каждого нового объекта — судна, маяка, береговой линии — «Диджиплот» отмечает звуковым сигналом и миганием сигнальной лампочки. Я заметил нашему третьему, что появление таких приборов сделает, должно быть, ненужной большую часть штурманской подготовки капитанских помощников. Он ухмыльнулся, вдоволь отмолчался по своей привычке, а потом и говорит:

— А еще эта штука может зарплату считать.

— Чего же робеете? — спросил я. — Сутки тратите, а машина может это сделать за минуты.

— Задача в машину не введена, — уклончиво ответил Владимир Александрович. И я остался в неведении — что чему мешает. Есть подозрение, что, когда дело касается валюты, никто на электронные результаты не надеется: все складывают столбиком, как в школе. Надежней. А то там какой-нибудь полупроводниковый триод отпаяется — и привет. Тем более что считают не только зарплату.

— А закупки в иностранных портах? — устало говорит Владимир Александрович. — Горючее, вода, продукты, обиходные предметы для судна?

Видел я эти «обиходные предметы». Несколько дней назад, уже дописывая эти страницы, я узнал, что «Голубкина» пришла из очередного рейса. У них опять был новый старпом — третий за полгода, — это был бывший грузовой помощник Михаил Дмитриевич. Первое, что я увидел на судне новенького, были американские карманные приемопередатчики УКВ. Перед Михаилом Дмитриевичем такой лежал на столе, у Вилора Петровича, второго механика, который стоял сейчас перед старпомом, из-под мышки торчала резиновая папки антенны такого же.

— Накупили, черти, — сказал я им после первых восклицаний. — Нет чтобы пожалеть госкопейку. И зачем внутри-то корабля? Железо же кругом, экраны!

— Проявляете техническую неосведомленность, — сказали мне.