Дар памяти

Я не так говорила, - вздохнула та. – Ты все время понимаешь мои слова по-своему. А чернота в ауре и нераскаянное убийство – это разные вещи.

Может, ты просто не знаешь, что это такое? – предположила Эухения Виктория. – А может… Ох, может, это предвещает скорую смерть?

Может, - покорно согласилась Полина Инесса. – Но о твоих снах с Грегори говорить не стоит.

Боишься, что он подвергнет меня ритуалу экзорцизма?

Нет. Но ты же помнишь, что было, когда у тебя начались видения!

Что… у меня началось?

Полина Инесса повернулась и недоумевающее посмотрела на сестру, однако в глазах той было лишь такое же недоумение.

Видения, - сказала Полина Инесса. – Ну, те, что были на Хэллоуин два года назад. Про человека с собакой. Разве ты не помнишь?

С какой собакой?

Трехголовой.

Эухения Виктория продолжала смотреть на сестру с открытым ртом. Полина Инесса встала, чуть не столкнувшись с обогревающей комнату миской, с досадой оттолкнула ее в сторону и подошла к окну. Отведя занавеску, она прислонилась лбом к холодному стеклу, как будто могла что-то разглядеть в темноте двора.

– Это все серьезно, Хен, - сказала она тихо. – Если ты не помнишь про эти видения…

Их было много?

Одно. Но оно повторялось. И тебе снились сны, в которых ты летала.

Сны?

Сны с этим человеком.

Который с собакой?

Да.

Но… трехголовые собаки разве бывают?

Мы уже спрашивали с тобой об этом у бабушки Миры, Хен. Она сказала, что слышала о парне, который увлекался разведением церберов в Греции, но как раз в тот год они его – цитирую - сожрали, и всех бедных зверушек пришлось убить.

А это не тот человек, который их выращивал?

Дева Мария, конечно, нет! Ему надо было пройти мимо этой собаки или что-то такое. Он делал что-то важное. Ты никак не могла разгадать, что. Ты только говорила, что ему надо было идти к этой собаке, несмотря на то, что она могла убить его. А потом она его укусила. И ты еще смеялась, что если когда-нибудь найдешь его, то опознаешь по шраму на ноге.

Почему по шраму? А по лицу?

Ты никогда не видела его лица.

Как не видела? Он, что, был в маске?

Ты видела все его глазами.

А что сделал Грегори, когда начались эти видения?

Ну, он… на самом деле, он ничего не сделал такого, просто расспрашивал тебя, но ты была очень недовольна.

Недовольна? Грегори?

Полина Инесса задумалась.

– Ну… это не совсем то слово. Просто что-то между вами произошло… неправильное.

Неправильное?

Это не было похоже на ссору, конечно. Через несколько дней вы опять болтали как друзья, но такой расстроенной я тебя видела только тогда, когда ты узнала, что Эрнесто пристает к Пиппе.

Я была расстроена, но тебе ничего не рассказала?

По-моему, тебе просто было некогда. Ты тогда все время была у дедушки, следила за какими-то зельями. У него был Джафар, и вы все трое жили в лаборатории. Ты и на Хэллоуин-то прибежала всего на час, и как раз упала в обморок, когда видение началось. А потом, ты еще сказала мне, что о таком «стыдно рассказывать».

То есть о том, о чем видение было, я тебе рассказала, а о том, что было между мной и Грегори – мне было рассказывать стыдно? – с изумлением уточнила Эухения Виктория.

Ну да.

Господи, что же я натворила-то такого, что мне было стыдно перед Грегори, самым понимающим и самым мудрым человеком на свете? Как ты думаешь, что бы это могло быть?

Не знаю, - Полина Инесса вновь обхватила себя руками. – Мне это не нравится, Хен. Мне не нравится, когда что-то пропадает, а уж когда пропадает часть памяти моей сестры – тем более.

В этих сериалах по телевизору, - сказала Эухения Виктория, - которые смотрит бабушка Мира, - там все время кто-нибудь теряет память. Их машины сбивают или они ее от стресса теряют. Но они знают, что они ее потеряли. А я чувствую себя так, как будто все мое со мной. Я не чувствую никакой потери.

Может, тебе стоит поговорить с Эрнесто. Он лечил нарушения памяти. Даже писал по ним работу и на конференции выступал. Если ты не помнишь.

Это-то я помню, - пробормотала Эухения Виктория. – Но кому бы понадобилось стирать мне память? Если бы это сделал Эрни, он бы никогда не напоминал мне о том, что произошло. А он меня в каждом разговоре стремился задеть или унизить. Как будто бы это все могло меня унизить! Как будто в принципе может существовать что-то еще хуже, чем то, что случилось со мной тогда. Когда я смотрела, как Чарли слизывает драконью желчь со своих перчаток и понимала, что опоздала с первой секунды. Потому что от драконьей желчи вообще никакого противоядия нет. Господи боже мой, даже от поганого маггловского цианистого калия есть противоядие, а от драконьей желчи нет…

Полина Инесса вздрогнула от холода. Отодвинулась от окна. Надо было повернуться к сестре, сидевшей теперь на кровати, подойти и обнять ее, но сил на это не было. Она сама слишком хорошо помнила ту ночь, когда, не разбирая дороги, бежала по городу, ведомая лишь одной мыслью – с ее сестрой случилось несчастье, и именно она виновата в нем. Потому что она забыла о сестре, думая лишь о себе, о своих сиюминутных желаниях.

Полина Инесса вздохнула и вдруг почувствовала, как теплая миска ткнулась ей в спину, как бы подбадривая. Ей нравилась эта домашняя магия, когда вещи вели себя так, как будто обладали интеллектом и даже не нуждались в направляющих заклинаниях. Должно быть, они были сделаны добрыми, понимающими волшебниками, которые на себе испробовали тяготы нищенского быта. Много таких вещей, созданных бабушками и дедушками, было в Фуэнтэ Сольяда. Смогут ли они восстановить их теперь, когда замок впервые за всю историю поместья был по-настоящему разрушен?

Что-то еще случилось в тот момент, - хмуро произнесла Эухения Виктория.

Полина Инесса оглянулась.

– Я имею в виду тот момент, когда умер Чарли. И вот это что-то я и не помню. Потому что следующее, что я вижу – как огонь гонится за мной, а я бегу к Энни, которая подлетает ко мне. И я уже знаю, что они все мертвы.

Полина Инесса смотрела на сестру вопросительно:

Разве ты этого уже не говорила?

Да. Но я теперь вспомнила, что Макс рассказывал про Обливиэйт. Как они в школе подрались с кем-то, а потом Крам тому второму парню память стер, чтобы Макса из школы не выгнали. И он сказал ему что-то вроде: «Ты шел по коридору». Когда человек забывает под воздействием Обливиэйта, он замещает это воспоминание каким-то другим. И тот парень просто помнил, как он шел по коридору и никакой драки. А я – я точно знаю, что какого-то воспоминания нет. И меня это НЕ ВОЛНУЕТ. Как будто все так и должно быть. Полли, - прошептала она, - мне страшно. Мне страшно, что мне все равно.

Полина Инесса вернулась на постель и села рядом с сестрой, наконец обнимая ее.

Ты вымоталась. Постарайся поспать, - сказала она тихо, гладя Эухению Викторию по каштановым прядям. И повторила еще раз, как будто это могло помочь: - Утро вечера мудренее.

Уложив сестру, Полина Инесса спустилась вниз. В полутемном холле в кресле у камина сидел Хуан Антонио, а на ручке кресла пристроилась Мартина. Увидев Полину Инессу, она мгновенно вспорхнула, пробормотала «Извините, сеньорита» и, подхватив поднос, умчалась на кухню.

Хуан Антонио казался немного смущенным. Откашлявшись, он невербальным беспалочковым заклинанием разворошил угли в камине. А вот Инчендио ему не удалось, и он вытащил палочку.

Тебе она нравится? – спросила Полина Инесса, усаживаясь в соседнее кресло. – Я думала, тебе нравится моя сестра.

Это не одно и то же, - заметил Хуан Антонио, вспыхивая.

Я тоже хочу выпить, - сказала Полина Инесса, увидев в его руке бокал с темной жидкостью.

Тебе еще рано напиваться с горя.

Я уже совершеннолетняя и могу делать все, что хочу. Где мама?