Дар памяти

Эухения закрыла глаза и от отчаяния стала представлять, как обрубает стержни. Потом вспомнила, что если и обрубит, то куски стержней останутся внутри. Здесь требовалось что-то другое. Воображение тут же создало гигантские раскаленные клещи, они схватили ближайший стержень за конец и вытянули его. Эухения открыла глаза – стержень по-прежнему был на месте. Она застонала от разочарования, но закрыла глаза и попыталась снова. Но ничего не получалось. И тут перед глазами возник Джафар, склонившийся над котлом. Строгое лицо, морщины, высохшая кожа и яркие голубые, ничуть не выцветшие, глаза. «Ты должна наполнять зелье собой изнутри. Ты отдаешь ему свою магию. Свою силу».

Наполнить зелье изнутри. Эухения сосредоточилась, вслушиваясь в себя, и в следующий миг сила уже выплеснулась. Бешеный поток возник откуда-то из глубины и фонтаном пошел наверх. Ближайшие стержни переломились, и на миг все остальное исчезло за стеной ревущего пламени.

На миг Эухению объял ужас – это было совсем как на ферме. Но через секунду это опасение рассеялось – пламя было не таким плотным, и она словно чувствовала себя его хозяйкой. Эухения начала лихорадочно сгребать пламя к себе, оно поддалось, и она уплотнила его в клещи, а затем направила их к одному из стержней и – да!!!

Есть! Закричав торжествующе, она принялась вытягивать один стержень за другим. Не мысленно, а вполне по-настоящему. Второй поддавался туже, чем первый, а третий, поначалу и вовсе, показалось, застрял – владелец потоков, очевидно, сопротивлялся, но Эухения почему-то была уверена, что он ее не тронет, и спокойно продолжала тащить. Однако в ту секунду, когда она вынула третий и он растаял в воздухе, сила воздушного потока отбросила Эухению в соседний зал. Пока она вставала, мотая головой и отфыркиваясь – ветер, казалось, забился в рот, уши и нос, между колоннами выросла серая бетонная стена. Проход во второй зал был закрыт!

Эухения подошла к стене и ударила по ней два раза кулаком, но и так было ясно, что она не попадет сейчас внутрь. Она могла попытаться разрушить ее огнем и водой, но только – если бы у нее была сила. Сейчас Эухения чувствовала себя совершенно исчерпанной. Она села у стены, к глазам подступали слезы. Рука призрака легко сжала ее плечо. Эухения подняла взгляд. Юноша стоял над нею и рассматривал ее с легким любопытством, а потом подтолкнул куда-то вверх.

На этот раз поток, который ее нес, напоминал скорее россыпь углей догорающего пожарища. Открыв глаза, Эухения обнаружила себя в кресле. Полина Инесса убрала руку от ее лба.

Один остался там, - сказала она.

Да, - подтвердила Эухения, - один остался там.

Полина Инесса сгорбилась в кресле напротив и сунула руки между колен. Красная майка, насквозь мокрая от пота, льнула к телу, подчеркивая выступающие ребра.

Может быть, его сможет вытащить кто-то другой? Рита? – робко спросила Эухения.

Из всех только ты можешь почувствовать то же, что и я, - невыразительно отозвалась Полина Инесса. - Только у тебя были видения. И только ты можешь отправиться по моему каналу.

Но что же тогда? – спросила Эухения и зевнула. Ужасная усталость наваливалась на нее все больше.

Полина Инесса посмотрела на нее и ответила печально, но ласково:

Спать. Мы снизили угрозу в восемь раз, а он сильнее всех нас, сильнее, чем кто-либо, кого мы знаем, так что есть надежда, что он продержится.

На язык Эухении очень просился едкий комментарий по поводу везучести этого Вильярдо: они даже не знали, кто он, а он так успешно сосал магию рода, и лишение магии одной сестры, похоже, просто переложило обязанности «хранительницы» на другую. Но она не стала дразнить гусей – Полина Инесса с ней и так едва здоровалась – и, засыпая на ходу и нависая всем телом на перила, поплелась наверх.

Она не была уверена, не послышалось ли ей, когда Полина Инесса задумчиво протянула:

Меня мучает одно: почему потоки брали начало внутри?

========== Глава 116. Выбор ==========

Небечено

Дизаппарировав из Хогвартса, Фелиппе отправился не домой, а в магический квартал в Милане. Несмотря на то, что маггловский Милан уступал маггловскому Лондону, магический квартал здесь занимал гораздо большую площадь и состоял не только из целых десяти улочек, но даже и из парка.

День выдался теплый, и на скамейках и траве полно было молодежи, большей частью – судя по форменным курткам - студентов Магического университета, который располагался неподалеку. Кто-то вслух декларировал стихи, кто-то тренировался в заклинаниях, кто-то целовался, игнорируя попадавшихся кое-где возмущенных взрослых. По идее, конечно, Фелиппе должен был бы штрафовать парочки за нарушение общественного порядка, но сейчас была не его смена, а кроме того, он и в свою смену привычно закрывал на это глаза. Поэтому он ограничился тем, что подвинул чрезмерно наглых юнцов, занявших всю скамейку, и, с удовольствием вытянув ноги, уставился в фонтан, в который приятели сейчас окунали перепившую ведьмочку.

Фонтан представлял собой руки с палочками, выбрасывающими нити заклинаний - сплетаясь, они превращались в змей. Ночью заклинания светились белым, оранжевым или желтым, а в праздники приобретали цвета итальянского флага. Одна из змей, Фелиппе помнил из описания скульптора, приятеля еще со времен доприютской жизни, была покровительницей плодородия, вторая – целительницей, а вот про третью он забыл… Впрочем, какое бы ни было у нее предназначение, у Фелиппе она с самого знакомства с Северусом ассоциировалась именно с ним – что-то было в ней такое же, затаенное и настороженное, и в то же время готовность к броску. Не уползти – однозначно ужалить.

Здесь он был последний раз в тот день, когда бросил Северуса. Думал тогда и никак не мог решиться, но старался, накручивал себя. И соврал потом Северусу - не потому бросал на самом деле, что боялся влюбиться, а как раз потому, что влюбился. И когда почувствовал это, принялся размышлять и сделал неприятное открытие. Северус был совершенно не из тех парней, с которыми у Фелиппе что-то получалось раньше: умный, сексуальный, язвительный, с таким выражением лица, будто ты вызываешь в лучшем случае досаду – в общем, как две капли воды похожий на Эрнесто. Осознав это, Фелиппе пришел в ужас. А тут еще Рита добавила масла в огонь.

С Ритой они сблизились с самой первой встречи – как два полуизгоя в огромном семействе, вроде не чужие, но и совершенно точно – не свои. И, может быть, Фелиппе и не доверял ей каких-то особых тайн, но его радовал сам факт того, что у него есть кто-то, кому он гипотетически мог бы излить душу. Встречались, как правило, в кафе, раз в пару недель после работы, писем друг другу не писали, но если Рите нужно было срочно, она вполне могла заглянуть к нему в отдел. Не домой, так как боялась натолкнуться на Эрнесто.

В одну из таких встреч и рассказала, почему вышла замуж за Ромулу. И теперь ее брак стремительно стремился к нулю. Фелиппе не зря ел свой полицейский хлеб и не зря десяток лет работал с информаторами из разных слоев, так что из немногочисленных обмолвок быстро выловил два и два и получил совершенно ошеломляющие четыре. И именно мысль о Рите потом помогла решиться, доведенная до абсурда идея, что однажды Фелиппе появится у Вильярдо с Северусом под ручку…

Жалел ли он, что отшил его? Жалел, и не раз. Даже сегодня, несмотря на то, что под конец все-таки почувствовал себя вымотанным – а иначе и быть не могло, после ритуала такой интенсивности про стихийную магию можно было забыть минимум на полгода, - так хотелось остаться. Пусть даже не сексом заниматься, а просто лежать в обнимку, трансфигурировать из подручных средств расческу и расчесывать Северусу волосы. И не думать, не думать ни о чем. Но – то ли благоразумие проявил, то ли струсил – даже не заикнулся.

А теперь приходилось возвращаться домой, где, с точки зрения других, может быть, и уютно, но ему самому - немило. И никогда не было. С самого раннего детства, когда выскакивал на улицу и, сжавшись в комок на корточках, прятался в бурьянах неподалеку от крыльца, затыкая руками уши – лишь бы не слышать, как ругаются мать с отцом.