Дар памяти

Богатые и влиятельные?

Он хмурится:

Мама – да, влиятельная. Но не могу сказать, что она выполняет какие-то обязанности. У нее было место в Верховном суде, но она подала в отставку, слишком много дел и мало времени. И мой крестный очень влиятелен. Он бы мог стать архиепископом, но он предпочел остаться просто настоятелем монастыря.

Как же я далек от него. И как не хочется думать про 1998 год. Про 2 мая 1998 года.

Что-то не так? – спрашивает Ромулу, проводя пальцами по моей руке и заглядывая в глаза.

Встаю и натягиваю на себя улыбку:

Мне кажется, мы не сделали одну вещь – не сделали чаю. Я собираюсь разыскать кухню, а ты?

Около одиннадцати в камин заглядывает Альбус, протягивает мне книгу:

Северус, возьми.

Будто на ходу, явно спешит куда-то – наверное, к нему. Вид у Альбуса измученный, и никаких намеков он больше не делает, никаких загадочных посланий, а до ритуала всего три дня.

Я усаживаюсь в кресло листать книгу, как внезапно голова Альбуса снова появляется в камине:

Да, Северус, к сожалению, тебе придется завтра дежурить. Брат Минервы, как ты знаешь, тяжело болен, и она сегодня отправилась к нему.

Сердце вздрагивает, но я заглушаю его тоскливый писк. Что ж, значит, до ритуала Ромулу уже не увижу. Завтра я не успел бы вернуться до дежурства, в четверг – Гриффиндор-Слизерин, поттеровский курс, и это означает отработки, а в пятницу у меня встреча с Анабеллой и Ричардом, надо забрать описание ритуала и кое-что еще обговорить. Что ж, так тому и быть.

Я киваю. Альбус смотрит на меня внимательно, потом исчезает, а еще через полминуты, когда я погружаюсь в книгу, без предупреждения появляется в моей гостиной, уже весь. И так бесшумно, словно и не в камине побывал только что. Впрочем, может быть, действительно и не в камине.

Мгновенно поднимаюсь, Альбус делает шаг ко мне и берет меня за руку.

Не тревожься, Северус, - говорит, - у тебя еще будет время побыть с ним. До завтра, Северус.

Зеленое пламя взметывается, и вот он уже исчез.

Но что это было, я не успеваю себя спросить. В камине появляется лицо Флитвика:

Северус, в моей голове сейчас проделает дыру сова с посланием для тебя.

Спустя полчаса ложусь спать, вытягиваю руку и кончиками пальцев глажу клочок пергамента: «Не смогу завтра с тобой встретиться. Люблю. Р.»

Я не знаю, что такое любовь. Я не знаю, как именно надо любить, чтобы тебя любили, и чтобы в конечном счете все выходило правильно. Я не знаю, чем все это обернется и как вообще правильно жить. Я не знаю, кем и как отберет свою кровавую дань судьба. И, возможно, если помнить про 2 мая, у меня не так уж много времени, но – лицо Ромулу со смешливым прищуром стоит перед моими глазами - в те годы, что мне остались, я сделаю все, чтобы сохранить вот это, обращенное на меня тепло.

========== Глава 112. О магических связях ==========

Матерь божия, не оставь нас, грешных, помилуй, заступись перед сыном…

Из-за разбитых окон и выломанной двери по часовне гулял ветер, и плиты под коленями Эухении тоже были холодны, но она не посмела бы сейчас произнести заклинание, ограждающее ее от этого неудобства. За час все известные молитвы были перебраны, и слова больше не шли на ум, да и разум Эухении блуждал далеко отсюда – то рядом с постелью матери и караулящим ее сон отцом, то рядом с Мором, метавшимся в лихорадке в гостевой спальне, то с дедушкой, который лежал на своей постели неподвижно и почти бездыханно, все равно что покойник. Более всего из них Эухению беспокоил Мор. Мать, по словам отца, была стабильна, и хоть Эухения подозревала, что он что-то от них скрывает, но та и вправду дышала уже ровнее и спокойнее, хоть выглядела подозрительно румяной под легкими сонными чарами. И, по крайней мере, Эухения точно знала, чем это лечить. С грядущим уходом дедушки она уже как-то примирилась, а вот Мор…

…Войдя в лабораторию, Эухенио не поленился и принялся набрасывать на Мора диагностические чары. Эухения сомневалась, что чары, предназначенные для волшебников, годятся для других рас, кроме того, тут и так все было ясно. Наконец Эухенио молча покачал головой и сел в кресло. Он ни о чем не спрашивал, и Эухения была благодарна ему. Она не хотела думать, что через несколько минут все равно придется что-то делать, а вдобавок объясняться с родителями из-за того, что она скрыла Мора от них.

И вдруг по комнате словно пронесся долгий вздох, и она наполнилась странным переливающимся радужным светом, таким ярким, что больно было смотреть. Эухения подумала, что это, может быть, душа Мора, но когда свечение опало, то оказалось, что посреди комнаты над телом стоит женщина в белом платье и с лиловыми волосами. Она медленно опустилась на колени и нежно погладила Мора по голове.

Кто вы? – воскликнула Эухения.

Я услышала его, - улыбнулась женщина. Слезы бежали по ее щекам: - Я наконец-то услышала его.

Женщина встала, и Эухения заметила на ее платье знак – треугольник в квадрате.

Они хотят, чтобы я вернула его тебе, - с горечью сказала женщина. – Чтобы он охранял тебя. Хотела бы я знать, чем вы все трое так приглянулись им, что вам разрешается так много. В том числе заключать договоры по второму разу и после двух отказов! – продолжила она с возмущением.

Эухения не успела и слова вставить, как женщина прервала ее нетерпеливым жестом, прикрыла глаза, и ее платье и волосы затрепетали словно от порыва ветра. Радужный морок вновь пошел по всей комнате. Когда он опал, незнакомка повернулась в сторону окна, и Эухения увидела за ее спиной пару крыльев.

Ждите здесь! – велела незнакомка. – Он ушел только что, и сосуд не должны были успеть запечатать. У них слишком много работы.

Она исчезла с ярким свечением.

Ну ничего себе! – пробормотал Эухенио. – Ты видела? Сильфида. Что это за договор? – спросил он. – И кого она имела в виду? Кто они, и кто эти трое вас?

Хотела бы я знать…

Прошло всего несколько секунд, и незнакомка вернулась. Теперь она держала в руках покрытую паутиной бутылку вина.

Подержите его голову, - велела она.

Эухенио скользнул на колени первым. Женщина откупорила бутылку, поднесла ее к самым губам Мора, и светящаяся субстанция потекла в его рот. Отбросив бутылку, сильфида зажала ему рот ладонью.

Он слишком изранен, и душа рвется обратно, - пробормотала она. – Черт побери, как они хотят удержать его здесь?!

Почему вы не можете вылечить его? – спросил Эухенио.

Для этого нужны особые чары. Он сын сильфиды и лепрекона, у него особая магия, и к нему не подходит большинство чар.

Она стала колдовать над бедром Мора, тянулись минуты, но ничего не изменялось. Все, что ей удалось сделать, - это убрать следы крови.

Если мы не вылечим его, он снова уйдет, и я не смогу выполнить задание, - печально сказала сильфида. – Я была бы рада этому, но он бы этого не хотел.

Что можно сделать? – спросил Эухенио и заправил хвост за воротник, чтобы тот не падал на Мора.

Я попытаюсь запечатать его душу в теле и погрузить его в сон, но вам нужно найти лекаря, который бы сам придумывал чары. Возьми меня за платье, - велела она Эухении. – Он связан с тобой, а моя магия уже не магия смертных, твоя же, может быть, удержит его душу больше, чем моя.

Эухения сделала то, что требовалось, и комнату снова окутало светом. Только теперь это было не яркое, а слабое свечение, которое вдруг начинало рассыпаться искрами то тут, то там. Сначала Эухения ничего не чувствовала, а потом по ее телу пошла огненная волна, которая становилась все жарче и жарче. Казалось, что кто-то пронзил ее внутренности раскаленным прутом и каким-то образом продолжает его нагревать. Захлестнутая паникой, Эухения отпустила платье сильфиды. И в тот же момент внутри нее словно обрушился поток воды, огромный водопад, смывая даже едва заметные остатки пожара.