Дар памяти

Когда я наконец выхожу из него, мы лежим рядом, в паре ярдов от кромки прибоя, Ромулу с прикрытыми глазами лениво водит кончиками пальцев по моему бедру. Наклоняюсь над ним и слизываю с его груди соленые капли, застрявшие в серебристых волосках.

Я снял со счета деньги на дом, - говорит он. – Семнадцать тысяч галеонов, должно хватить.

Семнадцать тысяч? – изумленный, переспрашиваю я.

Конечно. Это же должен быть хороший дом. Твой и мой.

Невольно поднимаю глаза, но скала нависает над берегом и замок отсюда не виден.

Это без оплаты агенту, - продолжает Ромулу. – У меня есть, чем ему заплатить.

Нет уж, агенту буду платить я.

Он открывает глаза и смеется, кончики пальцев скользят по моей щеке.

И вдруг резко садится, все веселье с него слетает, пялится на свои ноги, обхватывает себя руками.

Что не так?

Молчит.

И вот к чему это? Передумал? Или что-то еще? Про жену подумал?

Обними меня, - просит жалобно, не поворачиваюсь.

Прижимаю к себе, заворачиваю в мантию, чувствую же, что ему холодно, глажу по спине, снимаю губами капельки пота со лба.

Ну что? Что?

Нянька из меня, конечно, еще та, даже нормальным тоном спрашивать не умею, язык будто отсыхает. Впрочем, нет - приличная нянька, сколько змеенышей со своими проблемами через меня прошло, вот только среди змеенышей не было того, без кого я, кажется, не могу дышать.

Семь дней, а потом Книга, - говорит он. – Мне страшно, Северус. – И умолкает.

Что это за Книга вообще? И почему именно ты должен к ней идти?

Потому что должен. Потому что… Неважно.

Он молчит минут пять, так что разговор приходится продолжить мне:

Что за испытания ты должен пройти?

Понятия не имею. Никто их не помнит. Точнее, это чувствуется так, будто человек их помнит, но когда пытается о них кому-то рассказать, воспоминания ускользают. Магия пещеры делает это. Я только знаю, что, возможно, придется пройти через заброшенный город гоблинов. Но меня не это беспокоит. Может быть, с моими предками что-то там и случалось, но они все оставались живы. И с ума никто не сошел. – Он вдруг улыбается. – Знаешь, у нас был один предок в 15-м веке, весельчак и мачо. И он никак не мог решить, на какой же из пяти дам сердца ему жениться. Потому и пошел к Книге. Только его выкинуло из пещеры почти сразу же, как он в нее вошел, да так, что он оказался на другом конце страны. Причем самое смешное, что Книга ему все-таки показалась, только все страницы в ней были чистыми.

Перебираю взмокшие от пота прядки на его затылке:

И чем все кончилось?

А. Ничем. Он отправился в путешествие и вскоре умер. Но, говорят, что его внебрачный сын от дамы, которую он возлюбил в путешествии, женился потом на дочери короля.

Что же тебя беспокоит?

Ты, - помедлив, отвечает он. – Что Книга скажет мне, что я должен оставить тебя.

Теперь замираем мы оба. Я-то думал… а у него – то же, что и у меня.

И ты пытаешься, купив дом, обмануть судьбу? – пытаюсь выдавить усмешку, но вместо нее выходит что-то жалкое.

Он молчит, наверное, целую вечность. Потом наконец отвечает:

Но разве не стоит попробовать? Ты не находишь?

Да уж, что наш роман — да и вообще все наше существование – как не попытки обмануть судьбу?

Когда мы поднимаемся к замку, я уже слона готов съесть от голода. Но Ромулу вместо слона предлагает копченую куриную ножку. Мы устраиваем пикник прямо во дворе, стол – мельничный камень, попавший сюда непонятно каким путем. Чокаемся бутылками.

За нас, - говорит Ромулу, улыбаясь. – Ведь не просто же так мы встретились.

Как получилось, что ты лишился магии? – спрашиваю я, делая глоток.

Он мрачнеет.

Тушил драконью ферму.

Описывает пожар.

Если звериные морды – то это однозначно было Адское пламя… Одно из редких заклинаний, наделенных разумом. Преследует свою жертву, пока не убьет.

Я не знаю.

И очень хорошо, что не знаешь. Потому что это из темнейших заклятий.

Ромулу бледнеет.

Ты не знаешь, что происходит с тем, кто его произнес?

В каком смысле происходит? Если ты спрашиваешь, наказывает ли за это бог, то это не ко мне – я в него не верю.

Нет, я имел в виду, насколько это может испортить душу.

Я не знаю, Ромулу. Считается, что темная магия вызывает желание применять ее еще и еще. Но я слышал и мнение, что применение темной магии – это уже следствие испорченности человека.

Ты много ее применял?

В том, что касается зелий – да. И пыточные, то, что мы в Англии называем непростительными.

Тогда ладно, - его лицо светлеет.

Почему ладно? – не понимаю я.

Потому что если ты это делал часто, и твой характер не испортился…

Не испортился? Мерлин. Меня ненавидит каждый ребенок в этой чертовой школе.

А до употребления темных ингредиентов и пыточных ты был душкой?

Не знаю, из-за чего меня бросает в хохот. Может, из-за этой его улыбки.

Мы придвигаемся друг к другу.

Люблю тебя, - шепчет Ромулу между жаркими, рваными поцелуями и опять тянет руки к моему ремню. – Люблю.

На этот раз он тащит меня в замок. Тяжелые двери поддаются неохотно, внутри грязно, пахнет пометом и пылью, когда мы проходим через анфиладу темных залов и поднимаемся по лестнице на второй этаж, на нас из-под арки входа вылетает целое семейство летучих мышей. Зал, в который меня приводит Ромулу в конце концов, размером с Трофейный, и, похоже, предназначен для ритуалов. На окнах – некогда тяжелые и темные, а сейчас из-за ветхости напоминающие кружево шторы, в них возятся докси. По углам разбросан какой-то хлам, и я не удивился бы, обнаружив в нем человеческие останки. Но хотя бы воздух здесь чище – за счет сквозняка. Посредине зала торчит подобие каменного алтаря. С потолка свисают светильники из черепов – такие, в которые добавляют жир принесенных в жертву животных и людей. Истертые каменные плиты тут и там испещрены незнакомыми знаками. А при нашем приближении перед алтарем загорается красным зловещим светом целая полоса древних рун.

К алтарю? Какого мы вообще сюда?..

Ну конечно!

Ненасытное чудовище, - говорю я, когда Ромулу стаскивает свитер через голову. – Ты вообще хоть понимаешь, насколько в таких местах рискованно…

Я – хозяин замка, - отвечает он оскорбленно. – И мне перевели все надписи здесь.

Перевели ему, - фыркаю я.

Мне и правда не по себе. Мало ли какая магия здесь могла остаться? Навожу палочку на шторы, собираясь хотя бы раздвинуть их, но вспоминаю, что докси, которые с них посыплются, мне вывести нечем. Значит, это кончится тем, что твари просто понесутся на нас, и тогда нам мало не покажется. Ограничиваюсь тем, что отметаю всю гадость на пару ярдов подальше от алтаря – чтобы хоть было куда сложить одежду.

Мальчишка уже разделся совсем, лежит, раскинув руки и ноги, словно жертвенный агнец. Алтарь большой, хватило бы и на пятерых, и Ромулу теряется в этой темноте, кажется намного более худым, чем он есть, и еще очень хрупким. Сажусь рядом и, медленно наклоняясь, трогаю губами так же медленно сначала лоб, потом губы. Мне хочется укрыть его и прижать к себе, и совершенно не хочется ничего иного.

Он берет мою руку и ведет ею по животу и дальше, избегая уже влажного члена, кладет мои пальцы на яички, глажу их, приятно цепляясь пальцами за волоски, и перебираю. И там он тоже весь хрупкий, нежный, страшно прикасаться к нему.

Знаешь, - прикрыв глаза, говорит он, - этот зал существует с начала постройки замка. И здесь давали все обеты, и здесь первый раз любили друг друга после брачной клятвы.

Он вдруг резко переносит мою руку на грудь, я чувствую, как частит его сердце.