Дар памяти

Вряд ли, - отвечаю холодно, стараясь подавить противную дрожь в руках. С одной стороны, первый момент паники прошел, вряд ли он афиширует свои походы в гей-клуб и ему действительно захочется рассказывать, где он меня видел. С другой стороны, он уже порядком пьян, а еще, я помню, ему нравится провоцировать.

Однако мне везет – Эрнесто оглядывается на Фелиппе и потом протягивает мне руку:

Эрнесто.

Северус.

А вот это интересно. В том, как Эрнесто смотрит на Марию Инессу, видно, что он побаивается мачехи и бунтует против нее, однако против Фелиппе он даже не бунтует, он его слушается. А еще он, разумеется, тот самый бывший (или уже не бывший?) парень Фелиппе с «бешенством члена».

Так в чем наше дело? – Эрнесто вновь устраивается рядом с Фелиппе.

Можно сказать, что и для тебя задачка, - говорит тот. - Нужно прервать ментальную связь, в которой один человек находится под воздействием другого. При условии, что тот, кто находится под воздействием, не очень-то настроен прерывать его. И чтобы те, кто будет прерывать эту связь, не пострадали. В том числе и от связи партнеров партнеров.

Эрнесто переглядывается с Марией Инессой.

Карманы памяти! – восклицают они в два голоса.

Карманы памяти? – точно так же переспрашиваем мы с Фелиппе.

Да, это… - начинает Эрнесто.

Карманы памяти – это нечто вроде отдельной линии защиты, - перебивает его Мария Инесса.

Эрнесто машет рукой и делает очередной глоток из бутылки.

Когда окклюмент имеет дело с вторжением в разум, если это сильный волшебник, у него есть шанс создать в памяти отдельные хранилища, куда он складывает лучшие воспоминания. Чем сильнее волшебник, тем больше хранилищ он может удерживать. Воспоминания, которые в такой момент находятся в основной памяти, в таком случае не являются настоящими, они лишь очень яркие следы того, что находится в хранилище.

Но… это же всего лишь один из известных способов защиты?.. Опытный легиллимент распознает его на раз.

Не перебивайте, - жестко говорит Мария Инесса. – Речь не идет о том, чтобы подсовывать фальшивку. Если подсунуть фальшивку опытному легиллименту, он не раз перетряхнет всю память, чтобы понять, что происходит, и в конце концов добьется своего. Но воспоминания в данном случае являются настоящими, поэтому никто не сможет сказать, что они не настоящие. Кроме того, при фальшивке окклюменту придется удерживать в памяти и фальшивые воспоминания, и настоящие, и защиту настоящих. Здесь же все не так. При создании кармана памяти волшебник не помнит, что он есть. Поэтому до знания, что он есть, тому, кто вскрывает память, добраться невозможно. Карман памяти располагается как бы за всей памятью, вне ее. Чем сильнее волшебник, тем больше карманов. В карманах удерживаются ключевые воспоминания, которые сделали волшебника тем, кем он стал.

То есть это что-то вроде думоотвода или нескольких в голове? Но если… окклюмент отдает власть над памятью добровольно, он же не станет создавать карман?

Создание кармана у натренированного мозга происходит неосознанно при одной только угрозе, что что-то случится с памятью. А любое вторжение – это угроза, - пожимает плечами Мария Инесса.

Однако… если такой карман создан, то что с того? Как это поможет вывести волшебника из-под угрозы, которую он, к тому же, не хочет осознавать?

На этот раз мне отвечает Эрнесто:

Нужен кто-то, кто напомнит. Тот, с кем связаны самые сильные из этих воспоминаний. Или его образ.

А если они связаны как раз с тем, кто подмял окклюмента под себя?

На этот раз наступает долгое молчание.

Теоретически это должен быть редкий случай, - наконец прерывает его Эрнесто.

А практически?

Ну, у всех есть счастливые воспоминания из детства.

Неужели? – не могу не ухмыльнуться.

Первые выбросы магии. Первое посещение магазинов. Даже самому нищему и самому несчастному ребенку наверняка удалось побывать в волшебном квартале. Первая палочка. Первое удавшееся заклинание. Первая фраза, прочитанная в книге.

Проще говоря, это как Патронус?

Патронус? – Эрнесто задумывается. Хмель уже слетел с него, и ясно видно, что он в своей стихии. Перестал рисоваться, и ему в самом деле интересно. – Нет. Насколько я помню что-то про Патронус, это ведь какое-то светлое воспоминание? В карманах может находиться все, что угодно. Но то, что важно для волшебника.

Пытки магглов, например, если это давало яркие ощущения, - хмыкает Мария Инесса. – Можно приволочь парочку магглов и попытать их у него на глазах.

Фелиппе при ее словах проливает вино.

Прошу прощения, - говорит она, резко встает и, бросив на меня взгляд, который ясно говорит, что нам лучше больше никогда не встречаться, выходит из комнаты. С лестницы раздается хлопок аппарации.

Эрнесто переводит взгляд с Фелиппе на меня, потом опять на Фелиппе и встает.

Кажется, мне тоже уже здесь делать нечего, - неприятно усмехается он.

И прежде, чем Фелиппе успевает договорить: «Эрни, ты все не так понял», - исчезает. Бутылка, которая только что была в его руке, с громким стуком падает на стол.

Несколько минут мы молчим. Потом я решаю, что время дорого. Убираю лужу, призываю нетронутую бутылку вина с другого стола, открываю ее и разливаю по бокалам.

Полагаю, это не совсем то, что ты планировал? – спрашиваю.

Да уж, - хмыкает Фелиппе, - совсем не то. Эрни появляется сейчас здесь раз в полгода, а Мария Инесса не была у меня несколько лет. – Он со вздохом опускается на диван. - Что ж, что-то все-таки нам рассказали, и для тебя это не было бесполезным.

А для тебя?

Для меня? – он горько усмехается. - Я соврал главе рода, причем ей ничего не стоит это выяснить. И это значит, что мне снова придется ей врать, чтобы выкрутиться. Потом, я пытался манипулировать ею, и это сработало, но манипуляция всегда оставляет послевкусие. Мария Инесса умна и не сможет меня не раскусить.

Есть еще что-то, я вижу. Судя по тому, как он опустил голову, стыд и чувство вины.

У меня перед ней огромный долг. Но она все равно столько раз выручала меня, - продолжает он. – Ну, и Эрнесто… Он точно решил, что мы с тобой любовники. – Фелиппе опускает голову совсем низко. – А я… все еще надеялся. Все это время надеялся, что он вернется, придет поговорить хотя бы… Я согласен был бы, кажется, даже быть вторым, даже после всех его этих… походов… главное, чтобы он возвращался… чтобы хоть иногда… - Он поднимает голову и смотрит прямо на меня. Слез в глазах нет, но он явно на грани: - Идиот, да?

Нет, - говорю мягко. – Не идиот.

Вспоминаю, как ждал ласки от Альбуса. Да что там, несмотря на все, что было потом с Фелиппе, несмотря на Ромулу, какая-то часть меня до сих пор ждет…

Скажи мне, что тебе это поможет, - Фелиппе вдруг встает и подходит ко мне. И взгляд у него… в общем, тот самый, столь не любимый мной взгляд. На секунду мне кажется, что он хочет близости, хочет поцеловать, и я слегка отодвигаюсь, но он лишь повторяет: - Скажи, что все не зря.

Не зря, не зря, - я слегка ерошу его волосы и целую в лоб, внутренне досадуя про себя, что повторяю жест Альбуса.

Он возвращается на диван и несколько минут сидит, уставив взгляд в пол. Потом решительно встряхивает головой и направляет палочку на разбросанные фотографии, собирая их в кучку на столе.

Кто тебе сказал про мое сердце? – спрашиваю я. - Маршан?

Маршан и тебя лечит? – изумляется он. – А, ну конечно же, Ричард… Нет, я не знал. Но Мария Инесса много лет страдала сердцем, и это самый короткий способ вызвать ее сочувствие. Она… обычно она пример светской вежливости, но…

Но не будет церемониться с Пожирателем даже в твоем доме?