Дар памяти

С ним – много.

Проснувшись, он немедленно – ну что за ненасытное чудовище? – опять требует секса.

Хочу тебя в себе, - говорит, и так трется о мой стояк своим горячим животом, что и святой не устоит. Список зелий из учебника Бораго мне в помощь.

Нет и нет, - отвечаю. - И сейчас ты обольешь свои пальцы заживляющим и засунешь их себе в задницу.

Он ухмыляется:

Почему не ты?

Потому что если я их засуну туда, то обратно не высуну. – Я беру его за подбородок: - Ромулу, хватит вредить себе. Не знаю, отчего ты так хочешь боли, за что наказываешь себя… - знаю, конечно, и оттого вдвойне неприятно, - но я не позволю тебе использовать меня для этой цели.

Он серьезнеет, высвобождает подбородок из моих пальцев и вскидывает его еще выше:

А ты не думаешь, что будет хуже, если я буду использовать кого-то другого?

В словах – такая ярость, такая неприкрытая злость, что на секунду я теряю дар речи. И дар мысли тоже. По-хорошему, дать бы зарвавшемуся щенку пощечину или просто спокойно одеться и уйти, оставив его вместе с его обвинениями и шантажом, но потом что? Был бы на его месте кто-то другой, я бы выдал что-нибудь ядовитое, но это же… Ромулу. Мерлин, как же я перед ним уязвим, теряюсь, как третьекурсник перед девчонкой, которую надо позвать на рождественский бал.

Вот, наверное, из-за этого… Я уверен, что мое лицо ничего не выразило, а он кидается ко мне, обнимает, повисает на шее:

Прости, прости, я мудак, я не должен был вешать это на тебя. Я справлюсь, справлюсь, все пройдет.

И я его отцепляю, а потом снова беру за подбородок и, наверное, первый раз в жизни выдаю:

Мы справимся.

«Мы» - это так только Лили всегда говорила, нос вздергивала и говорила, а я - никогда.

Его лицо расцветает благодарной улыбкой:

Вот это ты настоящий. Я знал, я знал.

Настоящий, я также убил из бахвальства Лили, ты забыл.

А сейчас ты убил бы из бахвальства? – шепчет, обвивая руками.

Вот и поспорь.

Перед тем, как мне собираться, он становится все мрачнее. После обеда он стаскал меня в соседскую квартиру поиграть на рояле, теперь мы в молчании пьем кофе на кухне, и вдруг он посылает свою еще полную чашку - одним движением руки! - в раковину и садится мне на колени. Я еще не успеваю осознать, что этот мальчишка, у которого плохо с магией, владеет ей, похоже, лучше меня, а он перебивает меня неуклюжим слюнявым поцелуем и шепчет, когда я отстраняюсь, решив, что не дам на этот раз втянуть себя в игру:

Это Хуан Антонио прислал. Помнишь Хуана Антонио? Ты его видел. Он просит о встрече.

Просит о встрече? Вы же вроде в одной семье живете? Или у вас субординация, как в королевских семьях, где кузены должны просить о встрече письмом?

Нет, нет, - смеется он и тут же снова мрачнеет. – Я не знаю, о чем он, правда не знаю. Просто…

Звонок в домофон перебивает его. Он отстраняется, вцепившись рукой мне в воротник рубашки так, что еще чуть-чуть – и задушит. Смотрит на меня своими большущими глазами так, будто умоляет не пускать. Потом встряхивается, срывается и бежит в коридор. Я на всякий случай туда же – за угол, где коридор поворачивает к кухне и комнате, - с палочкой.

Стук сердца отдается в ушах так громко, словно меня запихнули в гигантскую цистерну.

Нужно поговорить, - начинает с порога Хуан Антонио. Мне очень хочется высунуться и проверить, действительно ли это он. Напоминаю себе, что чары не пропустят никого постороннего.

Слышатся шаги.

Не сейчас!

Судя по близости истеричного взвизгивания, Ромулу преградил ему путь в шаге от меня.

А… - понимающе говорит Хуан Антонио.

Люкс, ты!.. – перебивает Ромулу.

Нет, ты же знаешь, что я – могила, я просто не думал… - вполне спокойно продолжает тот.

Что ты не думал? – заводится мое сокровище.

И в этот момент меня отрезает от источника звука. Заглушающие чары, да еще какие мощные! Не на дверь, а на кусок открытого пространства!!! Что-то я еще в этой жизни про магию не знаю… Но не на того напали.

Расплести чары у меня занимает минуты три. Аккуратно подлезть под сигнальной нитью, аккуратно раздвинуть остальные, образовав дыру, и продеть в нее по краю свою нить. Оказывается, здесь не только заглушающие, но еще и магглоотводящие, похоже, братец Ромулу излишне самоуверен.

Закрепляю свою нить. Наконец-то!

Только говорят они по-испански. По счастью, заклинание прояснения, очень редкое, но все же знакомое мне, приходит на ум. Оно срабатывает, если сам хоть немного знаешь язык. Речь становится будто замедленной, и легко разбирать слова.

Вот когда я вернусь с конференции, тогда и поговорим, - доносится до меня голос Ромулу. В нем вызов, но я готов поклясться, что мальчишка еле держится. И уши у него, наверное, цвета вареной свеклы.

Можно подумать, я это для себя делаю! – взрывается вдруг обиженно Хуан Антонио. – Если уж на то пошло, это вообще должен быть кто-то из вас. Почему, черт возьми, я всегда должен делать все за вас?! Ты бегаешь по девочкам, Эрнесто по мальчикам, а я сижу, блядь, и ночами проверяю ваши бумаги! Где-то что-то не сходится – «а, не беспокойтесь, Хуан Антонио все уладит»! Эрнесто пропал – «не надо волноваться, Люкс его сейчас найдет»! Секретарша Лео забеременела – «пара пустяков, Хуан Антонио сейчас все организует»… Хуан Антонио здесь, Хуан Антонио там. Самый незаменимый человек в семье. Как же меня все это заебало, блядь!

На коридор падает тишина. Я уже начинаю думать, что Хуан Антонио просек мои экзерсисы и наложил чары снова, когда раздается пришибленный голос Ромулу:

Прости. Ты прав. Я не должен был так поступать. И я знаю, что Эрнесто уже делал это, так что я единственный, кто должен туда идти.

Не единственный. Поэтому ты и пойдешь туда со мной.

Хорошо, - вздыхает Ромулу.

Когда заканчивается твоя конференция?

Через девять дней.

Тогда решено. Буду ждать тебя после нее.

После звуков объятий и поцелуев – ох уж эти испанцы! - дверь хлопает.

Ромулу выходит за границу чар, и те падают.

Все слышал? – спрашивает он, глядя на палочку, которую я не успел спрятать.

Вид у него безрадостный, но, как я понимаю, это относится совершенно не ко мне.

Не все, - решаю, что так у меня гораздо больше шансов обо всем узнать. Яд сам просится в голос: – Что это за конференция, о которой ты мне ни слова не сказал, и куда это вы собрались идти?

Он пожимает плечами, не глядя на меня, идет на кухню, ополаскивает чашку, ставит ее на стол рядом с раковиной и так и стоит несколько мгновений. Потом говорит спокойно:

Идти – это к книге судеб. Она в горах, и к ней можно сходить раз в жизни и, если пройдешь все препятствия, получишь предсказание-подсказку для решения проблем. У нас проблемы в роду, как ты знаешь. А про конференцию… Нет никакой конференции. Соврал, чтобы к крестному на исповедь не ходить в выходные. Чтобы… не рассказывать ему про тебя.

Слишком спокойно. Спина такая прямая, словно он ее натянул до предела, и в ней вот-вот появится трещина.

Провожу по ней рукой, собираясь привлечь его к себе.

Не надо! – почти вскрикивает он, но не поворачивается.

Отстраняюсь. Капля из незакрытого до конца крана с оглушительным шумом разбивается о раковину.

И как часто ты ходишь к исповеди?

Раньше каждую неделю, - отвечает он, чуть-чуть помолчав. – С тех пор, как познакомился с тобой – ни разу.

Твой крестный…

Мой крестный мне вместо отца! – выкрикивает он с яростью и поворачивается. – А теперь я все больше и больше отдаляюсь от него, Северус!

И замолкает. Теперь та же поза, только к раковине спиной. Мда, разнообразие небольшое…