Дар памяти

А без исповеди общаться с ним никак нельзя? Даже в Англии есть католическая магическая церковь, можешь туда сходить на исповедь…

Я не знаю… Я не хочу об этом рассказывать вообще никому.

Но ведь тайна исповеди – на то и тайна.

Да, но если я не пойду на исповедь к нему, я должен буду сказать, что хожу к кому-то другому. А это его наверняка обидит.

А без исповеди вообще никак? Сказать, что ты уже вырос? Это обязательное условие существования?

Вот идиот! Взгляд у него настолько растерянный, что сразу видно, что это действительно не приходило ему в голову.

Давай так – дай мне слово, что ты не будешь обсуждать наши отношения, даже рассказывать о наших отношениях никому, пока я не разрешу этого.

«Наши отношения» звучит пугающе, но если бы я сказал «не рассказывать про меня», он, наверное, мог бы решить, что это можно сделать как-то завуалированно. В любом случае, его лицо светлеет. Переложить ответственность проще, чем решать самому.

Ага, - говорит он, протягивая мне обе руки, – даю слово. – Потом поднимает взгляд: - Как ты думаешь, Хуан Антонио намекал на то, что Анхелика от отца беременела?

Я не сразу понимаю, о чем он, а он мотает головой:

Нет, не может быть. Или может?

Не знаю, каким чудом я вытаскиваю его отсюда.

Мы аппарируем на знакомую набережную, и с нее – на усыпанный мелкой галькой пляж. Я снимаю куртку, которую трансфигурировал из мантии, и стелю ее, чтобы Ромулу сел. Потом устраиваюсь рядом. Волны подкатывают к самым ботинкам, я накладываю погодные чары, чтобы отвести ветер от лица, и мы, плечом к плечу, молча смотрим на море.

Мне страшно, - говорит вдруг Ромулу.

Я молчу.

Нам не надо встречаться в квартире.

Я тоже об этом думал, но пока более подходящих вариантов не нашел. Мой дом вроде бы защищен, но о нем знает как минимум Альбус, а теперь все, о чем знает Альбус, ненадежно.

Мне выделили долю из наследства, - продолжает Ромулу. – Рита не живет на мои деньги, у нее было маленькое наследство после смерти отца и аврорская зарплата, она очень самостоятельная и не хотела сидеть на моей шее. – Он вдруг замолкает на несколько мгновений, потом говорит с горечью: - Я обещал сделать ее счастливой, а теперь… Я же ничего не могу. Эрнесто прав – я рохля. Все ожидали от меня большего. Рита, мама. А я вечно всех подвожу. Это тебе сейчас кажется, что я на что-то гожусь, а потом ты увидишь, что я слабак, и будешь презирать меня.

Привлекаю его к себе. Это невозможно, чтобы я стал его презирать. Невозможно.

Это ты сейчас так думаешь, - повторяет он, выпутываясь из моих объятий. – Но неважно. Я хочу быть с тобой столько, сколько ты только сможешь со мной быть.

Могу только с благодарностью поднести его руку к губам.

Денег там на самом деле немного. Предприятия, которые достались семье, в сложном положении, и они собираются все деньги направить на то, чтобы их спасти. Предприятия маггловские, маггловская валюта быстро дешевеет, тем более в Аргентине. В общем, то, что у меня есть… для восстановления моего замка это капля в море, а на дом в пару комнат хватит.

На этом моменте я пытаюсь перебить его, но он закрывает мне рот кончиками пальцев.

Я не должен покупать его сам, чтобы я не мог никому раскрыть его местоположение или привести на хвосте. Ты его купишь, мы спрячем его под чары, и ты сделаешь нам порт-ключи, настроенные только на нас. Я не могу сделать это сам - ты понимаешь, моя магия, она все еще нестабильна. И не хочу просить маму. Я не хочу, чтобы о доме знал кто-то в семье. Если узнает один, может узнать и другой. А если узнает кто-то, кто обижен… - он останавливается. – Это наследство рассорило нас всех. И я не удивлюсь, если в доме окажется кто-то, кто захочет помогать Марте. Ты же понимаешь…

Я понимаю. Но когда мы договариваемся обо всем и он собирается аппарировать на работу, глядя в его взволнованное лицо, я почему-то думаю, что он боится вовсе не Марты. Но я понимаю, что он не готов мне рассказывать, а потому целую его и ухожу.

Меня опять ждет Кардифф. Иногда я думаю, что хорошо было бы освоить международную аппарацию. А Ричард предлагает встречаться в клинике Маршана. Но мне лишний раз показываться на глазаХенрику не хочется. Я и так ему обязан, и, сколько бы он ни говорил, что уроков, которые я буду давать летом его дочери, достаточно, мы оба знаем, что это не так. Ему что-то нужно от меня, и это столь же очевидно, как и то, что он не собирается раскрывать карты сейчас.

Кроме того, я прекрасно помню, что и Маршан не доверяет никому. Да и чем меньше народу впутано во все это, тем лучше.

Когда я прихожу в ресторан, Ричард, ухмыляясь, потягивает виски. Нельзя не увидеть, что он доволен.

Сработало?

Сработало. Правда, все равно не уверен, что тебе стоит открыто шляться по Лютному. Может быть, мне и удалось убедить Горбина, что смерть Мэри не связана с тобой, но…

Но сам ты так не думаешь?

Чары хронологии показали, что записи в дневниках были сделаны в разные дни, а вот вырваны страницы были в один. И еще тщательно обработаны, чтобы не было возможности их восстановить.

Значит, наш приятель был с ней настолько близок, что имел доступ в ее дом… Подожди. Ромулу взял дневники у ее брата, но Уэнделл жила в последнее время не с ним. Как дневники попали к брату?

Хороший вопрос.

Ромулу сказал, что брат боится дружков Мэри из Лютного. Но кто они такие, не особо знает.

Надо наведаться к брату.

Надо наведаться к брату.

Я вздыхаю:

Выясню, где он живет.

Ричард ухмыляется:

Да уж, выясни, Снейп.

А потом протягивает мне клочок пергамента.

Это Браннис, слепая гадалка, меня сегодня на входе в Лютный поймала, велела предсказание для моего вечно хмурого приятеля передать. Что-то мне подсказывает, что о тебе речь.

Переворачиваю и читаю:

Уж если ты нашел, не отпускай,

Держи его и все ему прощай.

========== Глава 104. Нежность и ярость. ==========

15 апреля, пятница

К вечеру следующего дня найти дом для встреч с Ромулу уже не кажется мне такой хорошей идеей. Все отдельно стоящее либо является последней развалюхой, либо стоит столько, что я не посмею даже озвучить ему подобную цену. И мне все время кажется, что все это в любом случае совершенно не то.

И только когдая возвращаюсь после безрезультатных поисков в Хогвартс, меня накрывает пониманием почему. Море. Я хочу, чтобы из нашей с Ромулу спальни было видно море.

День был достаточно теплый для апреля, но к вечеру температура стремительно падает, да еще ветер, хоть и не такой сильный как вчера, но все равно бьет в лицо. Поднявшись по косогору, я чувствую себя совершенно измотанным. Вокруг замка полно студентов, и это напоминает, что завтра суббота и всю эту толпу придется вести в Хогсмид, если только я опять не пойду сейчас на поклон к Филиусу. Мысль тащиться к нему меня совершенно не вдохновляет, а камин он открывает редко. Шансы же увидеть его в выходные за ужином невелики. Филиус отдыхает так же хорошо, как и работает.

Подогревая себя этой неутешительной мыслью, я вхожу в холл и направляюсь на второй этаж, к учительской: вдруг камин Филиуса сейчас все-таки открыт.Однако едва я ступаю на лестницу, как в лицо мне прилетает… совой.

Большая пестрая сова атакует меня снова и снова, бьет крыльями и клювом по голове, а на лестнице надо мной стоит Минерва с палочкой в руке.

Я была бы благодарна тебе, Северус, если бы ты не вмешивал меня в свои безобразные отношения с почтовыми совами, - говорит она, не делая, естественно, никаких попыток помочь.

Смотрите, смотрите, Снейпа сова клюет! – кричит кто-то за моей спиной, и мне ничего не остается кроме как приложить безумную птицу Петрификусом. Она кулем падает на ступеньки, продолжая при этом устрашающе вращать глазами. К лапе ее привязано письмо, и к нему даже тянется кто-то из студентов. Смит, третий курс, Хаффлпафф. За спиной хихикают. Оборачиваюсь – в холле уже собралась целая толпа идиотов. Отличное представление, черт побери!