Дар памяти

Меня останавливает мое имя.

Северус! – испуганно кричит он.

И это оглушает, словно меня, зарвавшуюся лошадь, щелкнули бичом. Наконец-то. Ярость сменяется тревогой, и я оказываюсь в реальности. В реальности, в которой держу его в руках, сжимаю, перепуганный тем, что натворил, боюсь выходить из него, чтобы еще больше не навредить, и не могу разжать руки, потому что отпустить сейчас – страшнее всего.

Северус, Северус, - повторяет он в крике и вздрагивает всем телом, рефлекторно сжимаясь вокруг моего члена. И до меня доходит, что это был не испуг, а оргазм.

Разжимаю руки и отшатываюсь. Я не успел кончить, но возбуждение ушло. Ромулу, охнув, вытягивает из-под подушки палочку и зажигает ночник. Потом, застонав, садится на постели. Я отвожу глаза.

Это было… мощно, - смеется он. – Северус, что с тобой?

Что со мной? Придурок, когда же ты наконец увидишь?! Я ведь изнасиловал тебя. Я бы не остановился ни перед чем, а ты продолжаешь вести себя будто ни в чем не бывало. Я не знаю, что мне еще сделать, что еще сказать…

Тебя что-то мучает, - говорит он.

Я наконец поднимаю взгляд. Он тянет руку к моей щеке. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не наорать. Потом смотрю на руку – на ней кровь. Кровь на простынях. Совсем немного, но она есть. Я не знаю, что сказать.

Тебя что-то очень сильно мучает, - повторяет он. Потом сам замечает кровь, но вместо того чтобы испугаться, просто ложится, расставив ноги, направляет палочку на задницу и говорит: - Эпискеи.

Ты ошибся, - говорю я. – Ошибся, связавшись со мной.

Он фыркает.

Знаешь, один хороший человек из Ирана сказал мне как-то, что у нас, европейцев, есть большая проблема – мы слишком много думаем.

Я порвал тебя, - напоминаю ему.

Но ты же меня сейчас залечишь, - пожимает плечами он. – И ты сварил мне заживляющее, хотя я тебя не просил. Северус… - он сгребает меня в объятия и начинает гладить по спине.

Мне хочется отодвинуться, но я… привыкаю.

Я не могу этого понять, это непостижимо. Он или идиот, или святой, чтобы прощать мне все. Нет, скорее все-таки идиот.

Ты же знаешь, кто я. Знаешь, что от связи со мной не будет ничего хорошего, - шепчу я.

Помолчи, - говорит он, сжимая меня. – Просто помолчи.

Ты не понимаешь, во мне ничего не изменилось, я остался прежним. Я предал Лили, и тебя, и любого точно так же предам. И тебя.

Я закрываю глаза, чувствуя, как его ладонь, движущаяся по моей спине, стирает и ярость, и боль, и ненависть, возвращает любовь.

Помолчи.

Утром мы завтракаем на кухне. Ромулу в переднике подбрасывает на сковородке блинчики с мясом, варит кофе. Ни дать ни взять – завтрак семейной пары. Ночная лихорадка прошла, кажется, что на некоторое время жизнь выдала мне помилование, и все хорошо.

Возможно, действует отсутствие необходимости торопиться. Вчера Филиус перед моим уходом проверял те самые чары, и я сам лично обновил чары, наложенные на ход в Одноглазой ведьме, так что теперь чувствую себя спокойным. Даже мысли о том, что Поттер в любом случае может найти приключение на свою голову, что где-то вокруг замка бродит Блэк, не задерживаются надолго.

У Ромулу горят глаза. Проснувшись, мы опять занимались любовью. Я отлично выспался, и все это можно было бы назвать лучшим утром, какое только может быть. Можно бы.

Он ставит сковородку на стол. Потом снимает фартук, наклоняется ко мне и целует в лоб.

Все-таки ты слишком много думаешь, Северус. Перестань. Не знаю, что ты себе там надумал и в чем себя винишь, но для меня все просто отлично. И то, что ты ночью сделал… это вообще было... – И вдруг отстраняется: - Ты же не бросишь меня?

В глазах страх. Страх и боль, которые я совершенно не могу переносить. Только не у него.

Притягиваю к себе, подавляю вздох:

Нет, не брошу.

Обещай мне, - требует он. – Поклянись.

Клянусь.

Еще бы знать, как это обещание сдержать. А лучше всего – как бы его не сдержать.

У входа в замок меня ждет Альбус. На секунду сердце обрушивается куда-то вниз, но потом возвращается на место – лицо у Альбуса благодушное и расслабленное. Впрочем, возможно, сейчас могло бы случиться все, что угодно, а он бы продолжал ходить с таким лицом. Поэтому выбегающие из дверей и чуть не сбивающие с ног маленькие идиоты впервые радуют – замок живет своей жизнью, значит, ничего действительно не произошло. Кроме того, они не дают возможности Альбусу спросить, где я был. По официальной версии я оставался на процедуры, но я не верю, что Альбус продолжает обманываться этой сказкой.

Мы проходим к учительской. Сегодня собрание, обсуждаются учебные планы на последний месяц, график дежурств. Минерва как раз озвучивает список отстающих учеников, когда я вдруг ощущаю присутствие Альбуса в своей голове. Причем уже тогда, когда он полностью взломал мою защиту и беззастенчиво смотрит картинки моей ночи с Ромулу. Пытаюсь вышвырнуть его – и не могу. Поняв, что его обнаружили, он не пытается пройти дальше, но и не уходит.

Мистер Томпсон не сможет учиться дальше с такими оценками. Северус! Я говорю о твоем ученике!

Я делаю еще одно усилие вышвырнуть Альбуса – бесполезно. Смотрю на Минерву, она что-то говорит, но я не понимаю, не слышу – будто бы она всего лишь открывает рот, на самом деле не говоря ни слова. Унижение и беспомощность сводят с ума.

Минни, ему плохо, - пробивается вдруг сквозь все это голос Альбуса. Лицемер проклятый!

Я сбегаю. Просто, без всяких объяснений, на глазах у всех бегу из учительской. Как будто это может его остановить!

Не знаю, каким образом я оказываюсь на галерее в его руках. То есть понятно, что я оказываюсь на галерее, потому что это единственное место, где я сейчас могу от него спастись. Но что там делает Альбус?

Сжимает меня в объятиях, прижимает к себе, словно маленького ребенка гладит по голове:

Все прошло, Северус, все прошло.

Насладился? – спрашиваю я, тщетно пытаясь вырваться. Но он держит не силой –подпитывает ее магией, а это невозможно преодолеть. – Все рассмотрел? Новый любовник не так уж хорош, хочется разнообразить старым?

Рот мне затыкает невидимая рука.

Помолчи, Северус, - с гневом говорит он. – У тебя есть отвратительная черта – ты всех судишь по себе. И всегда готов принять помощь за желание тебе навредить.

Помощь? – невидимая рука слетает. – Помощь? – Я смеюсь. – Перебирать постельные сцены в голове бывшего любовника – это помощь?

Мне нет дела до твоих постельных сцен, Северус, - морщится он и слегка ослабляет хватку. – Я восстанавливал защиту, которую пытались разрушить. И, по счастью, успел это сделать до того, как… - Он замолкает и отпускает меня.

Он ни разу ни коснулся моего горла, но почему-то я хватаюсь именно за него.

Кто ее пытался разрушить?

Альбус вдруг отводит взгляд.

Господи, он что, действует на расстоянии?

Я беру Альбуса за подбородок и вынуждаю смотреть мне в глаза:

Он контролирует мои мысли?

Полгода назад за такой жест я бы уже летел вдоль всей галереи и потом головой с лестницы, но сейчас Альбус лишь качает головой.

Не суди по себе, Северус, - говорит он и уходит.

Я, старательно давя смятение и ужас, иду вслед.

С Ричардом мы встречаемся в Кардиффе. Сидим в ресторане, окна которого выходят на залив. Я отдаю дневники Мэри. Он пролистывает несколько страниц.

Если что и было, мы, конечно, этого не узнаем. Если только… никто не заставил ее это написать.

Думаешь, что все это написано одним днем?

Он пожимает плечами:

Поищу-ка я чары хронологии.

Потом выкладывает то, зачем я написал ему – талисман от легиллименции. Абсолютно черный камень на цепочке якобы поглощает полностью чужое ментальное воздействие. Не особенно в это верю, но деваться некуда. До этого я два часа потратил, возводя еще один защитный барьер вдобавок к тому, который, как я понял, действительно был укреплен Альбусом. Два часа, которые привели меня к тому, что, сколько ни трать времени, если это кто-то столь сильный, чтобы проникать в голову на расстоянии, да еще и незаметно, ему не составит труда пройти сквозь все слои. Альбус не сможет стоять на страже моего разума 24 часа. Кроме того, непонятно еще, по чьему приказанию он действует.