Узы крови

– Вышел месяц из тумана. – Повисло угнетающее молчание. Никто ничего не говорил и не делал. При каждом отдельном слове булава останавливалась на одном человеке. Палач начал с Мэннинга, сидевшего в центре, и пошел по кругу. Улыбка не сходила с его демонического лика. – Вынул ножик из кармана.

Осознание пришло не сразу. Их не испытывали на прочность, а вели на настоящую бойню.

– Буду резать. – Мурашки пошли по телу. Кто-то вмиг все понял, отчего проглатывал подступающие рыдание. – Буду бить. – Сумасшествие, откровенное безумие. Гомон, исходившие из ущелья усиливался, но наверху по-прежнему было тихо. – Все равно… – оружие неожиданно перескочило и пошло против часовой стрелки, нарушая правила, которых не было. – Тебе…водить.

Послышался сдавленный стон. Глупая детская считалка сделала свой выбор.

– Если кто-то из них пошевелится или что-то скажет, то вырежете тому глаз и скормите кому-нибудь другому. А потом мы начнем.

– Можно дышать, можно моргать, можно рыдать, – каратель обратился к выбранной жертве, сохраняя наигранное равнодушие. – Черт, да вы все будете это делать! – удар был настолько сильный, что Догетт под общий крик повалился на прогретый песок, однако нашел в себе силы вновь подняться и посмотреть в глаза своему проводнику на Ту Сторону. – Да вы только посмотрите на него! – с нескрываемым восхищением взревел Старк, размахивая испачканным орудием. – Держится как чемпион!

– Да… пошел… ты, – прохрипел солдат, глотая собственную кровь, вытекающую из раны на лбу. Последующий удар уложил его на месте. Рухнув на землю, он больше не двигался. Не чувствовал, не испытывал боли от непрекращающихся толчков. Дрожь охватила рядом сидящих пленников, вынужденных наблюдать за экзекуцией. Самое страшное наказание – видеть умирающего друга и не помочь.

– Вы это слышали? – вдоволь насладившись видом изуродованного врага, чей череп превратился в кашу от нескончаемых соприкосновений с железом, Волк облизнулся и отошел назад. – Он сказал: да пошел ты! – повторив последнюю фразу безвременно покинувшего их товарища, убийца снова набросился на его истерзанное тело. Голова пострадал больше всего. Кусочки мозга и раздробленных костей вывалились на песок. – Боже правый. Вы поглядите! – мотнув палицей, Гэбриэль забрызгал кровью щеку трясущегося Редфорда. – Посмотрите на дрянную девчонку! Точно! Надо дать ей имя. Какое вы предложите? А, я спрошу у ваших друзей.

– Эй, Нолан! – опустившись на колено в миллиметре от пропасти, лживый служитель Бога привлек к себе внимание взволнованных зрителей, чьи дешевые места, увы, не позволили увидеть пьесу. – Я тут разговорился с твоими новыми союзниками. И мы поняли, что у нас есть общий интерес. – Продемонстрировал окровавленную булаву, он умышленно слизал с пальцев остатки жидкости. – Кажется, его звали Дилан, но я точно не помню. – Мартелл отступил, едва не споткнувшись. Волнение выдало его. – О, вы были знакомы? Паршиво. Но если так, ты должен знать. На все это была вполне вменяемая причина! – навострившиеся лучники контролировали любое нездоровое помышление заточенных. – Тот паренек. Герой. Он им и останется. Он получил разок или шесть, или семь ради команды! Ради идеи! Ради твоей идеи, Нолан!

– И вообще, все будет по-другому, – продолжил полоумный оратор, разворачиваясь к своим людям, считавшимся его собственностью. Всадники ждали окончания фарса, а колебавшиеся насчет выбора лидера дорнийцы нервно сглотнули. Им не нравился такой метод. – Я уже сказал – первый свободен. А затем я сказал, что положу этому конец! Без всяких исключений. – Он вернулся к шеренге заложников и встал с краю. – Не знаю, что за лживые сукины дети встречались вам раньше, но я – человек – слова. И считаю, что первое впечатление самое важное. Вы должны меня узнать. Так что за дело! – резко повернувшись, он дважды стукнул беззащитного Аррена, сидящего без движений. Яростный вопль вырвался из груди бессильных узников. Шокированные безбожники впали в оцепенение. Теофиль схватился за волосы, а Теодор отвернулся.

Шипы проломили череп в двух местах. Правая сторона лица смялась. Бесформенная масса, некогда являвшаяся красивым юношей, тряслась и издавала невнятные звуки с примесью мычания. Кровь струилась по перекошенному, разбитому, изувеченному лику. Выскочивший из орбиты глаз пытался моргать. Спрятав оружие за спину, лорд наклонился, чтобы детальнее рассмотреть последствия своих действий. Затрепетав, большинство роялистов сдались под напором слез.

– Buddy, are you still there? Да это просто невероятно! Такое чувство, будто ты пытаешься говорить. Я двинул тебя так сильно, что глаз вынес. И это так мерзко.

– Най… ди… Ребе… Ребекку, – с трудом проговорил Кай, ощущая, как рот наполняется отвратительной на вкус жидкостью. Он потерялся в пространстве. Реальность давно сменилась иллюзиями, но еще звучали знакомые голоса. “Для нас смерть – не конец. Корабль долгоденствия возвращается в порт. Протягиваешь руку, и полуптица-получеловек Ра отводит тебя на зелёный берег, где раздолье и вечность. И можно покоиться с миром”.

– Ох, черт. Вижу, вас это расстроило, – инквизитор покачал головой, выказывая всем подневольным лживое сочувствие. – Мне жаль. Правда… Но я же сказал – никаких исключений! – Расти, к которому были обращены последние слова мальчика, не смог удержаться от душераздирающего плача, когда железная палка вновь настигла его и свалила вниз.

Удар обрушивался за ударом. Один, второй, третий. Бесконечно. Беспощадно. Смерть и боль. Омерзительный звук разносился по всей местности, врывался в сознание. От него невозможно было уйти. Раскроенный череп, треснувший во всех местах. Мозги, смешавшиеся с плотью и раздавленными глазами. Не сдерживая рыданий, мужчины завыли, словно раненные звери. Томорос вцепился в висевший на шее крест, сжимая его в ладонях и прячась от творившегося вокруг ужаса за молитвами. Венедикт едва поддерживал связь с действительностью – плач обратился в шум, затерялся где-то на задворках подсознания. Генерара стошнило – опорожнив желудок, он повернулся к безразличному солнцу, слившемуся с красными горами. Мэннинг перестал дышать и реагировать. А безжалостный монстр продолжал колотить по месиву.

– Вы – кучка трусливых, слабовольных неженок! Да я только начал! – Мартелл упал на колени, не в силах оторвать руки от лица. Гордон, прижавшийся к скале, бился головой об свою трость. Пальцы мертвеца дернулись – судорога. – Эту малышку мучает жажда. Да она фанатично влюблена в кровь! – девушки, вынужденные наблюдать за зверством, не выдержали и взмолились о прекращении казни.

– Я убью тебя! – неистовый крик прорвал оболочку и вывел остолбеневших еретиков из транса. Нолан кипел от всепожирающей ярости, в расширенных зрачках читалось отчаянное безумие. Сжав древко копья, он поднялся на ноги. – Не сегодня, не завтра. Но я тебя убью!

– Сегодня был чертовски продуктивный день, вы так не считаете? – военнопленные стенали, катались по земле, бились в агонии. Сверкающий шрамом дьявольский лик упивался видом униженных приспешников глупого короля. – Теперь, надеюсь, ради вашего же блага, что вы поняли. Вы поняли, как все устроено. Все изменилось. И как бы вы раньше не жили, этому пришел конец. – Офелию, вырывающуюся из объятий ненавистного брата, умышленно толкнули прямо на останки убитого, в результате чего она закричала и отпрянула. – Добро пожаловать в новое начало, жалкие уроды.

– Боже мой, а я ведь помню те сказки про легендарного Расти Мэннинга, известного капитана корабля под названием Гонимый ветром, – нагнувшись к задрожавшему от переизбытка страданий заключенному, Гэбриэль внимательно изучал дергающуюся щеку, приоткрывающую зубы. Он боялся. Впервые прочувствовал животный страх. – У тебя тогда была огромная борода. Я еще подумал: ни хрена себе, с таким парнем я бы не связывался. – широко улыбнувшись, создатель вдов облизнулся и наклонился к самому уху гвардейца, заставляя того вздрогнуть и отодвинуться. – Но это больше не ты, верно?

– А как насчет тебя? – смертельное орудие указывало на Реми, опустившего голову и усиленно игнорирующего присутствие чудовища. С притворным сожалением Волк следил за бывшим соратником, посмевшим предать его ради сомнительных родственников. – Думаю, эта кровососущая булава напилась вволю. Ее не мучает жажда. В отличие от меня.