Страница 54 из 63
— Это дало бы верующим несправедливое преимущество.
— Но у них оно и так есть. Хотя бы возможность жизни после смерти.
— Возможность открыта для всех. Англиканская церковь не гонит от себя потенциальную паству.
— Даже Картрайта?
— Нет, если он раскаялся. Как вы считаете, Картрайту все сойдет с рук?
— Мы мало можем ему предъявить, — ответил инспектор Китинг. — Репетиция свадьбы — единственное доказательство его преступных замыслов. Ему сейчас и без нас придется многое улаживать. О ком я действительно беспокоюсь, так это об Аманде. Вы с ней говорили?
— Дженнифер сообщит мне, когда она будет готова.
— Видимо, это надолго отобьет у нее желание общаться с мужчинами. Не скоро теперь затеет новое приключение.
— Не сомневаюсь.
— Значит, теперь у нас остаетесь только вы. Когда едете в Германию?
— В следующем месяце.
— Разберитесь уж там побыстрее. А то у вас как-то все затянулось.
— Знаю, Джордж.
Сидни поднял голову и заметил у стойки Невилла Мелдрама. Тот жестом просил бармена снова наполнить его кружку.
— Не понимаю, почему я чувствую неуверенность в этих делах? Но сейчас вижу, что к нам собирается присоединиться мой друг — знаменитый физик. Он не любит подобного рода обсуждений. Свято верит в право на частную жизнь.
— Но должен бы удивиться тому, как все обернулось.
— «Удивиться» — странное слово. Не правда ли? — Сидни увел разговор в сторону от Хильдегарды. — Когда мы говорим «удивиться», то имеем в виду мыслительный процесс. Но это больше, чем мысли. Это то, что испытывали пастухи при рождении Христа. Или Его ученики при сошествии на них Святого Духа. Изумление — когда мы имеем дело с тем, что намного выше нашего понимания, оно дано нам во всем великолепии в качестве дара вечности. Боюсь, мы забыли, что такое настоящее удивление, и чем больше миримся с узкими рамками своего существования, тем меньше удивляемся. Сродни тому, как менялся смысл слова «страх». Теперь это лишь испуг, но когда-то был еще благоговейный страх, переполнявший людей восторженным трепетом.
— Я бы удивился только одному: если бы кто-нибудь вдруг сейчас прислал мне бесплатную кружечку пива. А на бесплатную проповедь уж никак не рассчитывал.
— Считайте, что получили за счет заведения, — улыбнулся Сидни. — В отличие от того, что наливают нам в кружки.
Вернувшись домой, он почувствовал себя уставшим и обрадовался, что рядом никого не оказалось. Леонард молился в Лондоне, а миссис Магуайер ушла, оставив ему картофельную запеканку с мясом. Только Диккенс ждал его с нетерпением. Сидни предвкушал, как можно расслабиться и, дав отдых ногам, послушать джаз и перечитать письмо от Хильдегарды, которое пришло тем утром.
Дорогой Сидни!
Надеюсь, у вас все в порядке. Мы ждем вашего приезда, чтобы порадоваться успехам в немецком языке! Приготовлю вашу самую любимую еду и устрою поездку за город. Увидите, как быстро меняется Берлин. Строители на каждом шагу.
Пытаюсь представить вашу повседневную жизнь. Как Аманда? Иногда меня беспокоит, сумеет ли она стать счастливой. Вы так к ней добры, как добры ко всем вашим друзьям. Но знайте, что один друг надеется: он для вас особенный, как вы для нее. Этот друг с нетерпением ждет вашего приезда. И этот друг —
Стал накрапывать дождь, но Диккенса все равно надо было вывести из дому. Во время короткой прогулки по лугам Сидни размышлял о том, что для него значит Хильдегарда. Нельзя упускать возможность, решил он. Август наступит еще не скоро.
Вернувшись, он удивился, увидев перед входом в приходской дом машину с работающим мотором. Когда он приблизился, ему навстречу вышла женщина. Это была Аманда.
— Я ненадолго, — произнесла она. — Еду навестить друзей в Норфолке. Надо какое-то время побыть вдали от Лондона. Приехала извиниться. Мне не следовало сердиться на тебя.
— Прости за то, что я сделал.
— Когда ты все понял? — спросила Аманда.
— Пришлось провести кое-какое расследование.
— В «Савое» ты уже знал?
— Нет, но подозревал.
Аманда провела ладонью по щеке, стараясь удержаться от слез.
— Почему сразу не сказал?
— У меня не было доказательств.
— Но ты же всегда бываешь прав.
— Казалось, что мной движет моя идиотская ревность. Будь добра, зайди.
— Нет. Я в растрепанных чувствах и не в лучшей форме. — Аманда не могла смотреть приятелю в лицо. — Лучше поеду дальше.
— Чего-нибудь конкретно хотела?
— Нет, только извиниться. Мама сказала, что нужно, и я тоже понимала. Это все мое упрямство.
— И меня прости. Не желаешь рюмочку?
— Нет. Не могу. — Аманда колебалась. — Знаешь…
— Что?
— Ничего. Язык не поворачивается.
— Мы же друзья. Нет ничего такого, чтобы мы не могли сказать друг другу.
— У каждого из нас есть очень сокровенное.
— А… — пробормотал священник. — Сокровенное…
— Вот что я подумала… — произнесла она. — Понимаю, что несу чушь и ты сочтешь меня сумасшедшей… А что, если ты женишься на мне? Не в религиозном смысле. В романтическом — будем мужем и женой.
Если бы ее предложение прозвучало десять лет назад, это был бы самый волнующий момент в жизни Сидни. Но теперь, после стольких событий…
— Аманда, — промолвил он, — сейчас не время для подобных разговоров. Ты перенесла ужасное потрясение.
— А может, мне это было нужно? Ты единственный человек, который меня понимает.
— Не уверен.
— Совершенно не умею выбирать. Всегда считала тебя порядочным человеком, но почему-то вообразила, будто ты недостаточно для меня хорош. Речь о таких идиотских вещах, как деньги и положение — они сыграли со мной злую шутку. Я упустила свой шанс. Ты же любишь Хильдегарду?
— Да, — ответил Сидни. — Люблю.
Он впервые признался в своем чувстве. Прежде не говорил о нем ни себе, ни другим, а теперь произнес вслух и отрезал пути назад. Аманда посмотрела на него в упор:
— Но ты всегда будешь любить и меня?
— Конечно.
— Пока нас не разлучит смерть?
— Да, Аманда: всегда, пока нас не разлучит смерть.
Она махнула ему рукой, с которой так и не сняла перчатки. Темный профиль Аманды выделялся на фоне вечернего неба.
— До свидания, Сидни! — Она открыла дверцу автомобиля.
— До свидания, Аманда, благослови тебя Господь!
Дверца хлопнула. Сидни ждал, пока машина не скрылась в темноте. Он посмотрел на луну и не сразу понял, что плачет.
Поездка в Берлин
Сидни три года не был в Берлине. Восстановительные работы в британском секторе шли полным ходом, а на Курфюрстендамм и вокруг вокзала «Зоологический сад» с такой скоростью, что эта часть города приобрела футуристический вид. Он еще помнил разговор с братом Хильдегарды Маттиусом — тот был журналистом и описывал жизнь берлинцев сразу после войны: люди босиком разбирали завалы, собирали на дрова любые деревяшки, рылись в подвалах в поисках еды, отрывали пуговицы с одежды мертвых. Это был совершенно иной мир — мир побежденных. Но теперь город стирал недавнюю историю, и из руин поднимались здания из стекла, стали и бетона.
Сидни остановился у Хамфри Тарнбулла, викария церкви Святого Георгия в британском секторе, и предвкушал две недели, которые проведет с Хильдегардой. Приход находился на Варнен-Вег в районе Шарлоттенбург в десяти минутах ходьбы от Клуба британских офицеров и магазина военно-торговой службы Великобритании. Сидни понимал, что Хамфри, как всегда, в обмен на бесплатный кров переложит на него кое-какие дела, чтобы самому несколько дней отдохнуть. Предстояли также чаепития, коктейли и официальные обеды. Комендант британского сектора Рон Делакомб и его адъютант Тристрам Хейверс прокатят его по городу в «Мерседесе». И в результате Сидни опасался, что не сможет провести с Хильдегардой столько времени, сколько хотелось бы.