Страница 20 из 39
«Сейчас этим отчаянным парням головы-то пооткручивают за такие призывы и репортажи, за явную антисоветчину, – помнится, было первое, что подумал тогда Стеблов, выключая приёмник. – С нашим КГБ шутки плохи… В особенности, когда дело государственных устоев касается».
Голова его шла кругом. Он ничего из происходившего не понимал. Всё это было так ново, остро и неожиданно. ГКЧП какой-то! Белый дом! Бузотёр и непоседа-Ельцин, которого надо было опять от кого-то там защищать, который всё никак не унимался!… А где президент страны Горбачёв? Почему его нет в столице в такое-то время? А его заместитель Янаев в компании министров-силовиков выступает от его имени?… И почему отключили радио с телевизором, наконец, погрузили страну в информационный мрак, в неведение, в гадание на кофейной гуще? Что за дикость и необходимость такая – страсти сознательно нагнетать?…
Всё это были такие вопросы острые и предельно-горячие, которые раскалёнными гвоздиками сразу же забились в голову и крепко засели там, причиняя боль. Ему, политику-самоучке, но социально-активному гражданину, душою болевшему за страну, на них хотелось немедленно получить ответы. Немедленно! Иначе он не успокоится и не уснёт, про отпуск и отдых забудет…
Но ответов не было. Никаких. Всё было окутано непроницаемой, глухой завесой тайны… И даже и москвичи, находившиеся в гуще событий “по определению”, в силу местожительства своего, были в полном неведении…
Он был в шоке и глубокой растерянности. И не знал, не представлял даже, что ему требовалось предпринять в данный конкретный момент, чтобы хоть что-то прояснить и вызнать. И потом уже начать действовать по привычке – гражданскую позицию и сознательность проявлять…
– Ну что? – за ужином опять спросила его с ухмылкой жена. – Ельцина-то защищать собираешься или нет? – я что-то не поняла. Собираешься ехать баррикады у Белого дома строить? Конституцию оберегать?
– Какие баррикады? от кого? Опомнись, – растерянно ответил поморщившийся Вадим, машинально овощной салат пережёвывая, а сам при этом весь в себя погрузившись, в думы свои невесёлые. – Разве ж они смогут спасти от спецназа? – группы “Альфа”, или группы “Вымпел” той же. Спектакль какой-то, цирк-шапито прямо, как ты сама же и окрестила всё это чудачество… Да и кого защищать, непонятно? Кто на этого придурковатого Ельцина нападает-то? кому он, прохвост неугомонный, нужен?… Стал президентом России пару месяцев назад, получил что хотел, Горбачёва по носу щёлкнул, из-под него наполовину выползя. Ну и живи – не тужи, казалось бы, пей любимую водку вёдрами у себя на даче… Нет, ему всё мало и мало. Всё никак не уймётся, не успокоится, паразит. Столько лет уж страну и народ баламутит…
После ужина не находивший места Стеблов опять включил “Океан”, без всякой надежды, впрочем, что снова там что-то на коротких волнах услышит.
«Давно уж, небось, приехали и забрали всех поголовно, и уже на Лубянке допрашивают, “хвосты” паренькам крутят, яйца каблуками щемят», – растерянно думал он, к приёмнику припадая… Но какого же было его удивление, когда на той же самой волне он услышал уже знакомого диктора с неведомой радиостанции “Эхо Москвы”, всё так же истерично и настойчиво призывавшего надтреснутым от усталости голосом собираться и ехать на защиту Ельцина и демократии, уверявшего радиослушателей, что к ним-де всё так же ломятся и стучат, да достучаться и вломиться вроде бы пока не могут; но это всё временно, дескать, что вот-вот их всех арестуют и поставят к стенке свирепые сотрудники из ЧК. Это как пить дать. Но они этого будто бы не боятся, будто бы до безрассудства смелые…
«Тут что-то не так, слушай, лажа какая-то стопроцентная, а может просто – брехня, – подозрительно подумал Стеблов, с недоверием приёмник опять выключая. – У нас что, КГБ разучился уже работать, что ли? или дверь не могут сломать, чтобы парней скрутить и заткнуть глотки?… Их же пару-тройку часов назад собирались арестовать, отчаянных журналистов этих, – и всё никак не арестуют. Хотя они уже и координаты в прямой эфир выдали, улицу свою назвали… Или же до Тверской-Ямской чекисты добраться никак не могут с Лубянки за целый день? Почему?… У них там что, у оперативных работников, машин уже нет? или бензин у всех разом кончился?…»
Когда он часов в десять вечера, не утерпев, в очередной раз включил “Океан”, и опять услышал там того же самого парня, что настойчиво призывал москвичей собираться и ехать на защиту Белого дома, при этом ещё и нагло продолжая врать в эфир, что к ним-де в квартиру чекисты ожесточённо ломятся, и вот-вот ворвутся и всех повяжут до одного, – тут уж Вадим не выдержал: взорвался негодованием и полную волю чувствам дал, со злостью выключая приёмник. Он, помнится, от души выругался тогда и обложил по матушке невидимого “отчугу-агитатора” из радиоэфира: «Кому другому мозги засерай, дружок, кто помоложе и поглупей, – с ядовитой ухмылкой сквозь зубы прошипел на того. – А нам не надо! Мы – люди грамотные!…»
Ему вдруг стало ясно как Божий день, что это “Эхо Москвы”, единственная незакрытая радиостанция на всю страну, – стопроцентно подсадная и вражеская, как и “Голос Америки” из Вашингтона, или английская “Би-Би-Си”. И создана она была, скорее всего, для одной-единственной цели – собрать у Белого дома побольше одураченных москвичей. Чтобы те обеспечили моральную поддержку и прикрытие забузившему в очередной раз Ельцину… И никакие чекисты к ним на самом-то деле не ломятся и не ломились никогда: это всё байки, рекламная пыль, чтобы людям мозги запудрить.
Больше он после этой догадки-прозрения приёмник включать не стал, ещё сильнее вознегодовав против взбалмошного прохвоста Ельцина, за спиною которого такие тёмные силы стояли, которым даже и советский КГБ не страшен был…
17
Уже перед самым сном, часов в одиннадцать вечера, к ним в дверь неожиданно позвонил сосед Николай и, извиняясь за поздний визит, настойчиво позвал Вадима выйти с ним покурить на лестничную площадку – для разговора. С Николаем этим Стеблов работал в одном институте, только в разных отделах. Они приятельствовали лет восемь уже, симпатизировали друг другу, ежедневно встречались и подолгу беседовали в курилке, новости обсуждали; вместе участвовали в ДНД, Москву по вечерам патрулировали; вместе же несколько лет назад в жилищный кооператив вступили, а, купив себе и семьям своим квартиры и поселившись на одной лестничной клетке, стали почти ежедневно общаться и на работе, и дома – семьями уже дружить, имея, к тому же, ещё и детишек-ровесников.
– Ну-у, ты слышал, надеюсь, что в нашей стране-то делается? – сразу же спросил он вышедшего в коридор Вадима, ещё даже и сигарету не успев закурить, спички достать из кармана. – Представляешь себе, какая заварилась каша!
– Слышать-то я слышал, Коль, да только ничего понять пока не могу, – виновато ответил Стеблов. – Ты хоть мне растолкуй теперь, что в Москве происходит. Кто там “наш”, кто – “не наш”. Кто – “красный”, кто – “белый”. И на чью сторону, соответственно, становиться, за кого в драку вписываться. А то ведь я весь день с ребятнёй на пляже был. Вернулся к ужину, а тут такое твориться!… От жены добиться ничего не могу: ей политика до одного места, сам знаешь. Кинулся к телевизору – там “Лебедей” запустили по всем каналам, хоть плачь. Радио не работает – мрак! Так что давай рассказывай, что успел узнать. Ты же, в отличие от меня, не в отпуске: на работу ездишь, с умными людьми общаешься, газеты утренние читаешь. Расскажи, что в институте-то у нас говорят про всё это?…
Соседа долго упрашивать не пришлось последними новостями поделиться: для этого, собственно, он и пришёл к Стеблову. Прикурив сигарету и затянувшись нервно, он, клубы дыма из себя выпуская, стал торопливо рассказывать всё, что знал: что с самого утра, оказывается, в стране было объявлено чрезвычайное положение в связи с резким ухудшением внутриполитической обстановки, и в девять утра по телевизору выступили члены Государственного Комитета по Чрезвычайному Положению во главе с вице-президентом Янаевым. Он-то и объявил громогласно, что для предотвращения развала СССР и в связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым М.С. своих прямых обязанностей, он, Янаев Г.И., в соответствии со статьёй 127-7 Конституции СССР берёт на себя всю полноту власти. А значит, становится исполняющим обязанности президента СССР и вводит военную технику в Москву для охраны особо важных объектов. Всё. После этого заявления, добавил сосед, телевизоры сразу и выключили.