Страница 21 из 39
– Зачем? – недоумённо произнёс Стеблов, не понимая последнего действа… и потом, подумав, спросил, переваривая услышанное: – А кто на этой пресс-конференции помимо Янаева был, не помнишь? кто ГКЧП возглавил?
Сосед назвал восемь фамилий главных организаторов ГКЧП, которых показывали по телевизору:
“Бакланов О.Д. – первый заместитель председателя Совета Обороны СССР, Крючков В.А. – председатель КГБ СССР, Павлов В.С. – премьер-министр СССР, Пуго Б.К. – министр внутренних дел СССР, Стародубцев В.А. – председатель Крестьянского союза СССР, Тизяков А.И. – президент Ассоциации государственных предприятий и объектов промышленности, строительства, транспорта и связи СССР, Язов Д.Т. – министр обороны СССР, Янаев Г.И. – и.о. Президента СССР”.
Все были люди известные и достойные, наделённые высшими властными полномочиями. Все как один – патриоты, за исключением чекиста Крючкова, который, пусть только и на словах, но тоже патриотом себя называл и позиционировал.
– Так они что, – Стеблов внимательно и в упор смотрел на соседа Кольку, пытаясь будто бы дальнейшие события предугадать, – Горбачева с трона скинуть собрались что ли?
– Не знаю. Наверное. Ближайшее время покажет.
– Да правильно решили мужики, молодцы! Давно пора этого гниду продажную выгнать и посадить – за всё то, что он, негодяй, со страною сделал.
–…Пора-то оно пора. Это верно, Вадим, кто спорит, – Николай усмехнулся, прищурился глубокомысленно, потупился и ещё гуще дымом на весь коридор зачадил. – Только… только там ещё и с Ельциным разобраться надо будет, не забывай, который тот ещё геморрой, с потрохами купленный… И тоже сдаваться без боя не собирается, гад. Слышал, небось, какую бучу-то уже поднял, едва появившись в Москве после прилёта из Казахстана от Назарбаева? Выступил после обеда с заявлением – американцы его, говорят, м…дака беспалого, перед тем накачали-науськали, – что он-де не поддерживает ГКЧП, считает членов его узурпаторами и самозванцами, отказывается им подчиняться и всё такое. Ну и призывает жителей Москвы поддержать его в этом неподчинении, прийти на защиту Дома Советов – то есть на его, президента Ельцина, защиту. Ты его, засланного казачка, защити, а он потом с Россией тоже, что и Горбачёв с СССР сотворит: камня на камне уже и от РСФСР не оставит. Молодец, хорошо придумал на пару со своими американскими руководителями. Раздолбай!
–…Я по “Океану” час назад какую-то новую радиостанцию слушал: “Эхо Москвы” называется, – помолчав, поделился Вадим с соседом уже своей собственной информацией. – Радиостанция явно вражеская, как я понял, ибо уже целый день в открытом эфире работает под носом у Кремля, призывает народ к бунту фактически, и никто с ней якобы сделать ничего не может, как и с тем “неуловимым Джо” из анекдота. Целый день туда к ним чекисты ломятся – и вроде как вломиться не могут. Короче, бред какой-то, на идиотов рассчитанный, на дурачков!… Так вот, это левое “Эхо Москвы” весь день призывает москвичей ехать к Белому дому, Ельцина защищать. Представляешь, как работают оперативно люди, какую Бориске нашему бесплатную рекламу делают, как умело сгоняют к нему народ. Вот и скажи теперь: подсадной он или не подсадной, полезный для страны или вредный? Тут уж, по-моему, и старой бабке понятно станет, на кого Борис Николаевич пашет и ради кого старается… Не хочешь, кстати, Коль, к Дому Советов-то съездить? – посмотреть своими глазами, что там у них, “защитников демократии”, делается-то? Давай вдвоём туда завтра утром пораньше смотаемся. А оттуда ты уже в институт поедешь, а я – домой.
– Да нечего там смотреть, Вадим, нечего, поверь, – махнул Николай рукой безнадёжно, очередной сигаретой затягиваясь. – Я ведь только что оттуда вернулся: после работы туда ради любопытства заехал со Славкой Наумовым – на тамошнюю публику посмотреть. Поэтому, к тебе и пришёл так поздно: чтобы всё рассказать, увиденным поделиться. Ты уж извини ещё раз за поздний визит.
– Ну так рассказывай давай! Чего стоишь и молчишь – интригуешь?! – недовольно взглянул Стеблов на соседа вспыхнувшими от любопытства и нетерпенья глазами. – Всё вокруг да около ходишь, как котёнок слепой, а самого главного не говоришь: про Белый дом, про Ельцина. Народу-то много там? Что, действительно баррикады строят как в 1905 году?
– Строят, строят, – без энтузиазма уже стал рассказывать Николай. – Доски гнилые из окрестных домом таскают, двери, диваны старые, камни и кирпичи. Дерьма только собственного не хватает, чтобы поверх навалить – до кучи. Все мусорные ящики вычистили, идиоты, дворников без работы оставили. Суетятся, к осаде готовятся. Как дети малые, право. Им ещё только рогатки раздать, для пущей важности, да чёрные повязки с черепами и костями на лоб – для устрашения.
– Это они против кого палки и камни-то собирают, не понял? Против “Альфы” и “Вымпела”, что ли?
– Не знаю, наверное.
– Смешные ребята, – ядовито ухмыльнулся Вадим. – Отважные!… Да офицерам “Альфы” достаточно будет только одну короткую очередь из автоматов сделать поверх их тупых голов трассирующими патронами, и там, возле Дома Советов, ни одного защитника не останется! Их надо будет потом с собаками где-нибудь под Волоколамском или Можайском искать, а, может, даже под Брянском, от страха с головы до ног обосранных… Неужели же там все такие дебильные, чтоб захотеть камнями и палками со спецназом бороться? Сколько же м…даков на свете, оказывается! Так вот живешь, живёшь – и не знаешь, и не догадываешься, что кругом тебя одни м…даки!
– Там не м…даки, не дебилы, Вадим, – мрачно сказал сосед. – Там – пидары и евреи. И столько у Белого дома всей этой визгливой публики собралось – аж страшно! Пьют, гуляют, гужуюся группами: жрачки и пойла у них – вагон. Откуда только, интересно, и на какие шиши?! И все орут заполошно, митингуют и кипятятся: героями себя показывают перед иностранными журналистами – засранцы.
– А чего орут-то? чего хотят?
– Хотят очередной революции! смены власти! – не ясно, что ли?! Ибо революция для них – праздник. Они только в революцию, когда бардак и разруха кругом, богато и счастливо и могут жить. Это ж – общеизвестно… И коли, скажу тебе, евреи московские так дружно за дело взялись и на площадь высыпали гурьбой, на баррикады – значит старой власти конец. Это, Вадим, признак верный и безошибочный – как медный флюгер на крыше, который бурю показывает… Представляешь, даже и слюнявого Ростроповича туда из-за рубежа притащили: бегает там, скоморох недоделанный, с автоматом Калашникова по этажам, веселит защитников.
– А этот-то урод продажный чего примчался?! – вытаращился на соседа Вадим. – Какого х…ра он тут забыл? И чего ему в Париже своём не сидится? Уж лет двадцать, наверное, как там отирается с красавицей-женой – и всё дорогу к нам сюда никак не забудет.
– Ельцина поддержать примчался, по указке хозяев, и “молодую российскую демократию”, – в свою очередь уже Николай ухмыльнулся невесело, зло. – Ну и себе самому попутно рекламу сделать как неустрашимому борцу за “свободу, равенство, братство”, перед телекамерами покрасоваться.
– Это он-то неустрашимый! этот пугало огородное! сопля на двух лапках! – Вадим сплюнул себе под ноги и грязно выругался. – Не смеши меня, Николай, сделай милость! Да он и прославился-то как виолончелист только после того, как Гальке Вишневской под юбку забрался. И так остался там как приклеенный – так ему под юбкою дюже сильно понравилось: мёдом, наверное, там у неё намазано или ещё чем, послаще и повкусней. А не залезь он туда – про него и не знал бы никто: по электричкам бы теперь пел ходил в обнимку со своей виолончелью, или бы давно спился, сдох под забором… Галька его подобрала, босяка чумазого, когда он пил беспробудно от скуки и от безделья, когда его из Большого театра выгнали, одела, обула, отмыла, “крышу” ему, долбаку безвольному, сделала, до уровня мировой величины подняла по своим еврейским каналам. Вот он теперь и бегает петушком – ершится и хорохорится, себя показывает вроде как мужиком… Неустрашимый! Смешно! Вот Галька у него да! – баба с перцем, с задоринкой. Воистину – стальная баба. Баба-зверь! Небось, это она ему, дурачку слюнявому, и дала команду мчаться в Москву на всех парусах – пиариться и тусоваться. А так поехал бы он без неё, пожалуй. Да он без её приказа, поди, даже и на горшок не садится, этот герой-то зачуханный и плешивый!