Страница 34 из 39
— Почему вы не переедете жить в Москву? Это сразу сняло бы с вас многие подозрения.
— Куда, отец протопресвитер?
— Купите комнату или дачу!
— На какие средства?
— Вы уже год как служите. Неужели не накопили средств? Другие батюшки через полгода покупают жилье. У всех ваших священников, с которыми вы служите, есть дачи.
— Но они находятся на доходах…
— А вы?
— Я получаю за каждую службу по десять рублей.
— Почему? Патриарх вас назначил на штатное место дьякона. С первого же дня вы должны были получать свою долю. Разве вы ее не получали?
— Нет.
— Я немедленно распоряжусь, чтобы вас перевели на доход. Прежние денежки уже не вернуть, но теперь вы будете получать свое.
— Спасибо вам, отец протопресвитер, но у меня будет к вам покорнейшая просьба: переведите меня на другое место! Пусть оно будет хуже. Я не могу быть в прежних отношениях с моими обидчиками. Ведь ни за что, ни про что оклеветали.
— Я все понял, — сменив гнев на милость, сказал протопресвитер. — Теперь мне ясно: они хотели вас убрать, чтобы по-прежнему делить кружку с вашей долей. Это не первый их донос. Они и на настоятеля своего пишут без конца. Там такая публика подобралась. Руки все не доходят до них. А вас, конечно, надо скорее посвящать во священники. Обещаю: первое свободное место в Москве — ваше. Но пока придется потерпеть, послужить с ними…
На прощание протопресвитер размашисто благословил Андрея.
БУНТ
— Дорогой отец дьякон, можно вас поздравить с назначением? — елейным голосом спросил отец Кирилл, как только Андрей появился в храме.
Не зная содержания письма, Андрей мог бы подумать, что отец Кирилл лучший его благожелатель.
— Назначение будет, — сухо ответил Андрей, — а пока могу вас обрадовать: меня перевели на кружку!
Лицо отца Кирилла стало похожим на лицо городничего, когда тот узнал, что к нему едет ревизор. Видимо, он ожидал всего, но только не этого.
— Очень приятно, — произнес священник, заставив себя улыбнуться. — А у вас есть на это документ?
— Отец протопресвитер мне ничего не дал. Он сказал, что с самого начала меня зачислили к вам в штат.
— Все слова, слова, слова… — пропел отец Кирилл, обрадовавшись. — Пока не предъявите документа, денег мы вам не дадим. Знаете: дружба дружбой, а табачок врозь.
— Что же, мне снова идти к отцу протопресвитеру?
— Делайте, что хотите. Вообще-то я вам это делать не советую. Я старый священник и знаю, как отец протопресвитер смотрит на эти вещи. Он терпеть не может корыстолюбия в молодых священнослужителях. Он простит вам любой грех, но не этот. Потерпите еще немного. Скоро вас сделают священником, вы уйдете от нас, и все будет тихо-мирно. Нехорошо идти против причта.
— Я не гнался и не гонюсь за деньгами. Не ради них я стал дьяконом. Но вы сами виноваты: не надо было писать ваше подлое письмо.
— О каком письме вы говорите, отец дьякон? — с невинным видом спросил отец Кирилл.
— О том, что написано и подписано лично вами и всеми нашими священниками.
— Никакого письма мы не писали, — не моргнув глазом, сказал священник.
— Как вам не стыдно лгать! Я сам держал в руках это письмо.
— Это не я писал, а отец Петр, — соврал отец Кирилл.
— Допустим, хоть это и не так. Но вы его подписали.
— Ну и что ж! Это мое право!
— А лгать тоже ваше право?
— Вы забываетесь, отец дьякон! Перед вами не мальчишка, а старый священник, — отбросив от себя стул и хлопнув дверью так, что задрожали стекла, крикнул отец Кирилл.
Подошло воскресенье — день дележки братской кружки. Священники и не подумали рассчитаться с Андреем. Тогда он зашел к настоятелю и рассказал ему о своем разговоре с протопресвитером. Настоятель имел сконфуженный вид.
— Ничего не могу поделать со своими батюшками, — попытался оправдаться он. — Я им давно говорю: введем отца дьякона в штат, а они — ни и какую!
Оправдание выглядело слишком наивным. Настоятель также скрывал от Андрея указ патриарха.
В понедельник Андрей позвонил протопресвитеру и доложил, что причт не желает выполнять его указаний.
В телефонной трубке послышался голос:
— В воскресенье вы получите свою долю, не беспокойтесь.
Действительно, в следующее воскресенье после дележа кружки, на который Андрея так и не пригласили, отец Кирилл, уходя домой, швырнул дьякону пачку денег:
— Получай, Иуда!
Андрей посчитал деньги и — ахнул. В пачке было пятьсот рублей! Пятьсот вместо тридцати, которые он получал еженедельно прежде. Дележ его доли, оказывается, прибавлял каждому священнику примерно четыреста рублей в месяц.
Решение отца протопресвитера вызвало ненависть священников к Андрею. Теперь с дьяконом никто слова не молвил. Лишь по воскресеньям пастыри божий бросали ему деньги. Требовалось огромное напряжение воли, чтобы не только служить в такой обстановке, но и искренне молиться за службой.
Андрею стоило больших усилий не сообщать о случившемся жене. Он решил этого не делать: Маша ждала ребенка, и Андрей не хотел ее расстраивать. Он только рассказал ей, что ему прибавили жалованье и им будет теперь легче жить, а через некоторое время они смогут приобрести жилье поближе к Москве.
— Милый, — нежно сказала она, — как будет хорошо! Ты сможешь ночевать дома, мы будем всегда вместе.
— Ты не жалеешь, что вышла за меня замуж?
— Что ты, дорогой! Я с гобой счастлива, слишком счастлива. Мне по временам кажется, что я не заслужила такого счастья, что оно недолго и вдруг случится что-нибудь…
Андрей возразил ей:
— Молчи! Все будет хорошо. Скоро я буду священником.
— А ты счастлив?
— С тобой — очень!
— А службой своей доволен?
— Да и нет.
— Почему?
— Служить в церкви мне нравится, а вот с коллегами…
— Не век тебе служить в этом храме — переведут в другой…
— Боюсь, что и там будет не все ладно.
— Экий ты у меня неуживчивый, — пожурила его Маша. — Надо со всеми ладить.
— Понимаешь, Маша, ладить я умею. Но бывает так, когда ладить — значит идти против совести.
— Ты от меня что-то скрываешь!
— Трудно мне, Маша.
— Да что с тобой сегодня?
— Служба в церкви не просто служба: отбыл свое и ушел. Это дело всей жизни. Не понимаю тех людей, которые так себе, не то священники, не то нет. По должности он священник, а по жизни нет. Я не могу и не хочу быть таким. Уж либо я служу церкви, либо нет.
— Но ведь ты служишь…
— Не то я встретил, что ожидал: не церковь, а лавочка какая-то… Деньги мы с людей собираем, и большие, а разве мы души их спасаем, разве мы об этом думаем, разве мы этим заняты?
— А чем же?
— Внешность все это, видимость одна. Далеки мы от истинного христианства, как небо от земли.
— Кто тебе мешает жить, как совесть подсказывает?
— Попробуй! Нужно всю церковь перевернуть, чтобы жила она так, как Христос учил. Мне одному это не под силу, а бог молчит, не вмешивается. Скажи, Маша, почему? Может, его и нет? Может, выдумка все это?
— Ты сегодня не в себе! Отдохни. Никому таких слов не говори, а то выгонят тебя нз церкви, не видать тогда нам с тобой ничего. Будь, как все, — вот мой совет.
…Прошло несколько месяцев. Андрея посвятили во священники и назначили служить в кладбищенскую церковь. С материальной стороны это было выгодное назначение: кладбищенские церкви были одними из самых богатых. Молодые супруги смогли купить в пригороде Москвы комнату в частном доме. Жизнь их стала более нормальной. Для полного семейного счастья не хватало только ребенка. Но и он должен был вскоре появиться: Маше оставался месяц до родов.
Наступило рождество. Вернувшись домой от всенощной, Андрей застал жену за последними приготовлениями к празднику.
— Опять ты меня не слушаешься, Маша, — пожурил ее муж. — Зачем ты утруждаешь себя?
— Я ничего особенного не делала, — оправдывалась она. — Нельзя же тебя оставить без праздника? Ты и так у меня никуда не ходишь. Надо, чтобы дома тебе было приятно.