Страница 39 из 39
— Затем ты, сынок, идешь на это? — со слезами на глазах говорила мать. — Разве нельзя обойтись без выступлений? Кто тебя заставляет говорить против бога, кто тянет тебя за язык? Ну, разуверился, ушел из церкви, так молчи по крайней мере.
— Не могу я молчать, мама, — старался втолковать ей Андрей. — Пойми, когда я был в церкви, я проповедовал, меня слушали тысячи людей. Я же их обманывал. Могу ли я теперь не раскрыть им глаза, не сказать правды? Не заставляй меня идти против совести!
— Я и не заставляю, я прошу, — оправдывалась мать. — На нас теперь верующие люди пальцем показывают, здороваться перестали. «У них, — говорят, — сын антихрист!»
— И пусть себе чепуху говорят.
— А что ждет тебя там, — и мать подняла палец к небу, — на том свете?
— Мамочка, милая, да пойми же, что нет «того света», никаких вечных мук. Человек живет только один раз, здесь, на земле. И эту земную жизнь он должен сделать такой, чтобы и он сам и все люди были счастливы.
— Ты мне не рассказывай, есть и бог, и рай, и ад — все есть. Меня ты в этом не переубедишь!
— Сразу, может, и не удастся, а постепенно обращу тебя и папу в свою веру, — рассмеялся Андрей. — Не я, так сама жизнь это сделает, вспомни мои слова…
В один из дней Андрей предложил Любе поехать к Николаю.
— Интересно, каков он теперь. — сказал Андрей.
— Поехали, — согласилась Люба.
И вот они возле дома, где живет Николай. «Давненько я тут не был, — подумал Андрей. — Первый раз после ухода из церкви иду в поповский дом».
Постучались. За дверью раздались шаги. На пороге появился заспанный Николай. Андрей не сразу узнал его: отец дьякон растолстел, обрюзг, отрастил жиденькую бороденку.
Узнав Андрея, Николай смутился, не зная, как вести себя.
— Ну, заходите, коль пришли, — наконец сказал он.
Только Андрей с Любой успели переступить порог, как в передней появилась тоже располневшая Людмила.
— Прошу прощения, — сказала она. — В комнатах у нас беспорядок, туда нельзя.
Возникло неловкое молчание.
— Как вы живете? — спросил Андрей.
— Лучше всех, — ответила Людмила. — Живем не жалуемся. Слава богу, сыты, обуты, одеты…
— Я не об этом, — с досадой сказал Андреи. — Вижу, что живы. Все-таки столько лет не виделись, неужели нам и поговорить не о чем?
— Ты прав, — отрезал Николай. — Нам с тобой говорить больше не о чем!
— Почему?
— Ты подлец и предатель!
— Я никого не предавал!
— Церковь божию предал и продал!
— Пока я верил, я служил, и служил честно. Когда перестал верить, не таился, открыто об этом заявил.
— Сказки мне не рассказывай: верил — не верил. Человек не меняет своих убеждений.
— А ты сам верующий?
— Это мое личное дело. У нас в стране свобода совести, и никто не имеет права допытываться, верующий я или нет.
— Ты можешь не отвечать мне, но своей совести ты должен ответить.
— Она меня не мучает, а тебя, наверное, мучает, раз ты лезешь к честным людям в душу и не даешь им покоя. Разве это не насилие?
— В чем ты видишь насилие? В том, что мы говорим людям правду? Вы же в церквах произносите проповеди!
— Вы и так слишком много сделали. За последние годы у нас в соборе наполовину уменьшилось количество молящихся…
— А вместе с тем и ваши доходы, — продолжил его мысль Андрей. — Вот поэтому вы и злы на атеистов.
— А что же нам, по головке вас гладить прикажете? У нас вы почву из-под ног выбиваете, а мы вас благословлять должны?!
— Почва под вами и без того зыбкая. Вот-вот утонете.
— Как-нибудь на мой век хватит! — сказал дьякон.
— А дальше?
— А после нас хоть потоп!
— Ну и мораль!
— Это тебя не касается. Я тебя к себе не звал и больше не удерживаю.
— Ну что же, прощай.
За Любой и Андреем захлопнулась дверь.
Встреча с бывшим иподьяконом напомнила Андрею прежний мир, жалкий, уходящий в прошлое. И Андрей подумал, как жаль, что он не расстался с ним раньше.