Страница 42 из 56
- Понимаешь, пещерник?
- Ты... - Батсерос отшатнулся, глаза его раскрылись до предела, обнажая красную паутину под веками. - Ты...
Несколько франков, выбросив руки, схватили великана и утянули обратно в толпу, где тот, захлёбываясь слюной, завыл.
- Артриман где? Король готов говорить! - Из под поднятого полога шатра заблестела золотая грива Элуа. - Миробад, отчего ещё тут? Кто шумел?
- Никто. - Миробад, плюнув, отвернулся.
- Спас он себе брюхо, - зло сказал Стовов, отбрасывая от своего живота всё ещё поднятую левую руку Миробада.
- Стовов! - взбесился Рагдай. - Иди, во имя всех богов!
Тем временем один из сирийских торговцев с невероятной ловкостью прошёл сквозь колыхающуюся толпу и, оказавшись перед пологом, протянул перед собой кожаный мешочек, отяжелённый изнутри металлом.
- Как договаривались, почтеннейший, - тихо сказал он на греческом.
- Сто? - Золотоперстная рука Элуа утащила мешочек в темноту, за ней скрылся и торговец.
За последними расступившимися франками утоптанная земля шла вниз под уклон. Перешагнув через канаву со зловонной жижей, медленно текущей через город шатров, Миробад стал заглядывать в шатры, звучащие изнутри храпом и бряканьем деревянных ложек о глину. Потом он остановился у перевёрнутого стола, вокруг которого лежали глиняные миски с остатками еды.
- Тут разойдёмся. Моя палатка с той стороны. - Он ткнул пальцем вправо. - Как будет вечереть, приходите с несколькими старшими. Угощаю перед походом на Пражу. Идём завтра. Вместе. Да хранит нас молния Юпитера. - Не дожидаясь ответа, франк, раздавив в траве миску и почесывая шею, пошёл в сторону солнца, синий шёлк его рубахи сделался чёрным в складках и бирюзовым на сгибах.
- Чего он сказал? - спросил Стовов, хмуро оглядываясь. Отсюда уже был виден багряный прямоугольник на перекладине шеста, с изображением медвежьей головы, и бликующий на солнце шипастый шлем кого то из бурундеев, стоящих возле стяга.
- Он сказал, чтоб мы пришли к нему вечером на пир. - Рагдай отступил в сторону, давая дорогу двум моравам, катящим под присмотром тщедушного, но увешанного оружием франка толстенное колесо от огромной повозки. Следом шёл ещё один морав, с закопчённым лицом. Он нёс деревянное, долблённое из колоды ведро, оставляющее дымок, пахнущий свежим дёгтем.
- Посторонись, - больше для слова, чем для дела сказал морав с ведром, а тщедушный франк на всякий случай приветственно поднял ладонь, проводив их долгим взглядом.
Обернувшись, Рагдай увидел, как Стовов стоит перед Хитроком, положа ему руку на плечо, и смотрит в землю, едва заметно качая головой. Хитрок смотрел вверх, почти на солнце.
- Пошли, пошли. - Рагдай ощутил, как становится трудно глотать. - Обрадуем полтесков.
Они прошли мимо кучи пшеницы, сваленной прямо на траву, распугав пирующих трясогузок, мимо спящих на своих одеждах швабов. Среди спящих медленно бродил жеребёнок, тычась в лица и торбы, оглядываясь на рассёдланных лошадей, привязанных к воткнутым копьям или жердям. Затем они миновали кучу дров, сложенных будто для погребального костра, несколько навесов с глазеющими из под них франками, небольшую толпу играющих в кости, нескольких рабов и лютичей с клеймёными плечами. Клеймёные несли куда то воду в медных тазах и глиняных кувшинах, напоминающих греческие амфоры. Обойдя покосившийся столб, почерневший, мшистый, с ликами бородачей, и перебравшись по бревну через ещё один ров, заполненный воняющей жижей, мухами и червями, они вышли за последнюю линию шатров.
Прямо перед ними мотался ряд лошадиных хвостов, двое бурундеев выбирали из грив сор и насекомых. За лошадьми, с гиканьем, нагишом, размахивая шитыми льняными лентами, носились стребляне. Десятка полтора из них прыгали через чадящий костерок, другие, накинув шкуры на головы, что то пели громко и ладно. Тут же полукругом расположились бурундеи и несколько дедичей, а неподалеку за ними несколько франков с любопытством наблюдали за игрищем. Варягов и полтесков было не видно, они расположились по другую сторону от княжеского шатра. Иногда, сквозь стреблянские напевы, пробивался ледяной, серебряный звук флейты. Слева, шагах в ста, чего то ждали, сидя подле осёдланных лошадей, смуглокожие дранки Аквитании и воины рода Гуно.
Солнце отскакивало искрами от копейных жал, лоснилось в шерсти лошадиных крупов, огоньками носилось вместе с зелёными брюшками мух и панцирями жуков, выплавляло пряный нектар из клевера, сушило росу вместе со сладким соком трав. Сквозь облака, размётанные в белую пыль, жаркие солнечные крылья опускались на листву осин, берёз, клёнов, разлетались на несчётное множество бело жёлтых перьев, смешивались с чёрно зелёной громадой листвы, колыхались вместе, меняясь местами. Сухие листы, шелуха поздних почек, лишние сучки падали вниз, вместе с солнечным пухом, и оставались на мхе и трилистнике, а солнечные перья, почуяв колыхание ветвей, оставшихся наверху, тут же прыгали обратно, чтоб листва не отрезала их от солнца, чтоб ни одна кроха золотого света не пропала, чтоб завтра светило поднялось в прежней мощи.
Над лесом, за голубой дымкой и птичьей кутерьмой, неподвижно мёртво стояли Исполиновы кручи. Чёрно синие тела гор были обезглавлены облачной пеленой, словно великаны, насколько доставала их рука, за одну ночь стесали все вершины. Обойдя ряд лошадей, перебравшись через ноги, руки и головы бурундеев, Рагдай, Стовов и Хитрок прошли сквозь хороводящих стреблян, будто не заметив их. Те же, измазанные жиром, перевязанные шитыми лентами, разморённые жарой под шкурами, бегали друг за другом, прыгали через дым:
За землей, ту ту ту,
за водой, ту ту ту,
горят огни, ту ту ту,
глаз Рыси везде видит.
Шивзда ми! Гой! Гой!
Это 'Гой!' стребляне орали редко, но яростно, надсаживаясь до появления жил на шеях. От крика испуганно взлетали птицы, где то в шатрах отозвался петух, франки привстали из травы, кони недовольно мотали мордами.
- Оря то где? - Стовов, косясь на стреблянский танец, принял из рук появившегося из шатра Полукорма свой шлем с лосями и полумаской. - Разломись голова, это моя шапка, потерянная!
- Ломонос в рассвет ездил к дубу. Искал. Нашёл. - Полукорм выглядел сытым и вялым. - Руперт то, монах, развязался и убёг. Лесом. И солонину мою забрал. - Полукорм уставился в наборный пояс князя, вздохнул.
- Так иди и найди его. - Стовов потрогал пальцем вмятину на макушке шлема. - Без него не приходи. Голову пробью. Только Пытока сперва почисть. Напои.
- Угу...
Полукорм поплёлся следом за князем, бубня, что у варягов двое ходили по городу, только что вернулись, битые все. Нож чужой принесли. А Тороп всё спит. Ноет только, а спит. Всё, что франки дали ночью, - полкоровы, лепёшек и грибов, поели. Тут приходил один чернобородый в круглой маленькой шапке, говорил про золото, что за мечи принесёт сколько надо...
- На. - Стовов не глядя протянул Полукорму шлем. - Прежде розыска монаха пойди к кузнецу, пусть вмятину выправит...
Давай в шатёр, Хитрок, там скажешь, как ходил в Маницу. Про золото не спрашиваю. Лицо вижу. - Он покосился через плечо на бурундеев.
Они бросили пустое созерцание стреблянского игрища, поднялись и с криками шли следом за князем и его соратниками:
- Хитрок вернулся! Хитрок! Полтеск! А псарь где? Отчего один ты тут?
Обойдя шатер, Стовов едва не столкнулся с Мечеком и Орей, спешащим навстречу этим крикам. Серебряная бляха Водополка на груди бурундея была ослепительно начищена, на кожаной рубахе появились оборванные пластины, и она, как и прежде, при каждом движении издавала стальной шелест. Шипастый шлем Мечек держал на согнутом локте. Оря был голый по пояс.
- Хвала Рыси, жив Хитрок!
- Шкура то где, Оря? - улыбнулся Рагдай, поднятой рукой останавливая напор любопытствующих бурундеев и стреблян.
- Волка Резняку отдал, аваров отгонять!
Теперь и варяги увидели князя с кудесником и Хитрока с ними. Все они стали подниматься, гудя. Поднялись и полтески, кто как был, и быстро придвинулись к шатру. Вольга, в чёрном линялом плаще на голое тело, поднял руки: