Страница 32 из 56
Под копытами захрустели глиняные черепки битой посуды. Не оборачиваясь, Вольга указал вправо. Там, в двух сотнях шагов, виднелись люди, идущие медленно, с опаской. Они часто нагибались, возились, затем клали что то в торбы. Обирали мёртвых. Вдалеке брели тяжелогружёные кони. Слева промчались, играя, две лисицы или, может, собаки, скача, катаясь по изуродованным телам, понарошку цапаясь, полаивая. Лошади пошли медленней, с трудом выбирая свободное место, чтоб установить копыто. Под Стововом конь несколько раз поскальзывался, наступая на подгнившую плоть. Стребляне двигались позади, зажав ладонями носы, стараясь не смотреть под ноги. Продвинувшись в глубь мёртвого поля на два десятка шагов, Рагдай тронул дрогнувшее плечо князя.
- Кутургуты. Это кутургуты.
- Что было тут? Сеча? - Стовов был бледен, в прищуренных глазах мерцал не то ужас, не то ненависть.
- Если сеча, то отчего они все вперемешку - и воины и старухи, отчего воины почти без брони, кто с чем, а лошади не сёдланы? - отозвался Тороп, тыкая кончиком копья в синее, раздутое жарой тело молодого кутургута. По левую руку от тела лежал аккуратно сложенный кожаный панцирь, железная шапка, поножи, седло, связка оперённых стрел, короткое копье, два широких ножа, свёрнутый плащ. Тут же связанная для костра куча хвороста. Рядом, на двух рогатинах, на перекладине, висел небольшой бронзовый котёл, в котором была горсть пшеницы и коренья. По другую сторону незажжённого костра лежали вповалку две молодые женщины, одна русоволосая в льняной побелённой рубахе, другая в шитом серебром и стеклянным бисером шёлковом халате. Головы обеих оказались разбиты ударом палицы или топора. У кутургутки перстни на пальцах не были тронуты. Русоволосая женщина укрывала собой обнажённое тельце крохотной смуглой девочки. Мышец задержался, разглядывая замысловатый узор на халате кутургутки:
- Похоже, не ждали они.
- Ага. Вокруг тут франконцы и моравы, а они не ждали? - бросил через плечо Тороп, трогаясь вслед за князем.
- Не ждали, клянусь Рысью, - сказал Оря, отрывая ладонь от лица. - Еду готовили, начали шалаши ставить, быков из повозок выпрягли. И повозки в круг не поставили. Как среди своей земли. - Оря обернулся к Свистелю, которого поддерживали под руки Резняк и Хилок: - Плох совсем?
- Угу, - сдавленно ответил Хилок. - Народу то гниёт во много боле, чем в Дорогобуже, Стовграде и Буйце, сохрани нас Мать Рысь. Побиты, посечены. И никто кости не соберет.
- Кто ж их? - спросил в никуда Полоз, подбирая под ногами небольшой кожаный мешочек и растягивая стянутую шнуром горловину. - Это что, Кряк?
- Золото, наверное, - наклоняясь к мешку, с сомнением пробасил Кряк. - Брось, с мёртвого не впрок.
- А что на него можно выменять? - Заскорузлыми пальцами стреблянин извлек тусклый жёлтый кружок.
- Брось, твои пчёлы в борть больше медов не принесут, если ты это не кинешь, и тур не будет смирно тебя ждать, клянусь Рысью. - Кряк разогнулся, потёр глаз громадным кулаком. - Вон, там лучше осмотри.
- Где? - вслед ему крикнул Оря.
Пробравшись между опрокинутой повозкой и грудой тряпья, отряхиваясь и отплёвываясь от пуха распотрошённой перины, стребляне оказались у остова степного шалаша и воткнутых вкруг изогнутых жердин, на которых было укреплено несколько кож. Другие или были сорваны, или их не успели прикрепить. Тела лежали тут особенно густо, одни на других, всё больше женщины. Некоторые без видимых ран, и, если б не распухшие, почерневшие лица, руки, можно было решить, что они спят. Среди них сидел кто то, укрытый шерстяным покрывалом. Кряк приподнял покрывало концом лука и отшатнулся. На него поднялось лицо мертвеца старухи. Некогда карие глаза были прозрачны. Кожа жёлто белая, сморщенная, как кора старой осины, а вокруг глаз красные круги, рта нет - вместо него щель, косы цвета луны. На коленях что то завёрнутое в бурую тряпку. Кряк опустил покрывало обратно. Медленно сел, потеряв чувствительность в ногах:
- Оря, тут старуха есть. Живая, может.
Оря окликнул Стовова. Тот остановил остальных. Кряк с Полозом, расширив глаза, поволокли, вернее, понесли невесомое тело старухи и усадили под ногами княжеского коня. При этом Полоз встал позади, подпирая тело коленом, чтоб не заваливалось навзничь. Откинули покрывало. Старуха невидящим глазом смотрела в пыльные лошадиные копыта. Рагдай слез с коня, отбросив в сторону ногой брякнувший чем то куль, присел на корточки.
- Вроде живая. Греческий понимаешь? Иудейский? Куманский?
- И видела ли она Валдутту? - подсказал Оря.
Рагдай отмахнулся. Старуха молчала.
- Спроси, кудесник, что тут было? - наклонился Стовов.
Полтески тем временем сняли тряпки с клинков. Потревоженные голосами, вокруг стали подниматься вороны, летая над головами живых, так что их можно было достать рукой. Недовольное, надтреснутое карканье падало сверху, как каменный дождь. Бесконечный день всё ещё длился. Солнце пригвоздилось в четверти хода от синей зубчатой полосы Рудных гор. С другого края неба, за Моравой, над Карапатами, там, где только что было пустынно и прозрачно, огромными глыбами повисли облака. В той стороне всё было двухцветным. Бело чёрным. Утратившим цвета. Чёрные облака, серые облака, белое небо, чёрные и серые горы, серые дымы, чёрный лес. Чёрные птицы.
- Ты тоже видишь? - Стовов сначала покосился на бесцветную даль, затем на Ацура. Тот неопределённо пожал кольчужными плечами. - Ну не взял сюда твоего Ладри. Разогнись спина, так то лучше вышло.
Варяг снова пожал плечами. Рагдай же продолжал расспрашивать старуху.
- По кумански понимаешь? - повторил кудесник, наконец поймав в стеклянных глазах её далекий отблеск разума. Полозу было видно, как наливаются жилы на висках кудесника, ворсинки на его шёлковом халате поднимаются, будто шерсть на разъярённом волке, а мухи перестают садиться на его лицо и руки, лежащие на плечах старухи. Полоз с трудом преодолел желание отойти подальше и бросить удерживать спину старухи. На всякий случай он закрыл глаза, ощущая волну холода в животе. Неожиданно чары спали. Стреблянин открыл глаза. Рагдай отдёрнул руки.
Старуха шамкнула еле слышно:
- Камчи бур...
- Волх! - значительно и непонятно почему, сказал Оря, невидимый из за лошадей.
Некоторое время Рагдай говорил со старухой. Еле слышно, так что даже Полозу было не разобрать чужестранных слов. Старуха говорила всё тише, пока не умолкла и не уронила голову.
- Умирает. - Кудесник поднялся, сделал знак Полозу отойти, старуха повалилась кулём.
- Ну? - Стовов покосился на севшего неподалёку ворона. Тот, прыгнув несколько раз, примостился на затылке мертвеца и стал, словно дятел, долбить в кость клювом, добираясь до лакомой мякоти.
- Кутургутка. Имя не сказала. - Рагдай тоже поглядел на этого ворона.
- Не надо нам имя, - заёрзал Мышец в седле.
Рагдай продолжал:
- Их хан, Шегуй шад, три дня назад пришёл к франконскому королю Дагоберу, сказал, что не будет воевать против него и его данников, потому как не хочет быть с аварскими ханами, которые ни с кем не хотят иметь мир. Его улус просил короля франконов, швабов и саксов дать проход в королевские земли за Рудные горы. За это они клялись служить в его войске и платить виру, по корове с кибитки. Дагобер сказал 'да'. Обменялся с ханом оружием. Сказал, чтоб кутургуты ждали тут его провожатых, идти за Рудные горы. Только выпрягли быков и стали готовить ночлег, как со всех сторон нашли франки и саксы. Очень много. Убили всех. В плен не брали. Она тут ходила два дня. Искала любимого младшего сына. Нашла только руку. Там у неё в тряпке. - Рагдай влез в седло. - Дагобер убил их.
- И сколько тут их лежит? - спросил Оря, оглядываясь назад.
- Ты не знаешь слова, которое обозначает это число, - сказал Рагдай, огорчённо качая головой. - Много. Сотня сотен.
- На, возьми. - Полоз положил на ладони старухи найденный мешочек с золотом.
- Предательство, - заключил Ацур. - Возвращаемся?