Мёртвая зыбь

— Здесь, Саша, образы нужны, чтобы понятней было.

— Скажу вам по-иному чем парижанке. Попробую найти и образ. Конечно, это упрощенно. На самом деле все сложней. Представьте: камень брошен в воду. По ней пошли круги. Во всем подобные друг другу, разбегаясь они проходят “Слои Времени” с интервалом, и в своем движении становятся другими. У нас, у каждого есть внутреннее зрение, мы можем заглянуть информационным лучом” в еще не пройденные нашим миром “Слои Времени”, увидеть в них, что ждет нас впереди, узнать каков был неомир тогда, а миру, где мы живем, каким предстоит стать. Ведь наше будущее для них давно прошло и теперь — их далекая древность.

— И ты считаешь, Саша, что способность эта есть у всех? Не даром ты спрашивал нас о предчувствии.

— Как всякая способность — у большинства людей в зародыше, у редких — вылилась в талант пророков, оракулов, гадалок, а гении в любой области бессмертны. В Болгарии живет с детства незрячая Ванга, а видит больше, чем любой другой глазами. Вот гением внутреннего зрения был, как я себе представил, Нострадамус.

— Любопытно, — восхищенно воскликнул Захарченко. — Клянусь, друзья, нам повезло!

— Но видел он не будущее наше, — продолжал Званцев, — а, как вы, надеюсь, поняли, лишь историю неомира, запечатленную в “Слоях Времени”. Ее нам вновь придется пережить, о чем предупреждал в катренах прорицатель, как бы припоминая прожитое будто им самим.

— Тебя я понял, Саша. Не знаю, как наш комментатор. Сумеет он по радио твою премудрость разъяснить.

— Я все прослушаю не раз, и постараюсь. Это не овчинка, что выделки не стоит, а руно! — заверил Литвинов.

— Тогда наш Саша — аргонавт! И пусть не остановится на полпути, а, как Геракл в мифе, закончив повесть, берется за новый подвиг, за роман.

— А ты понимаешь, Вася, что я обязан историю поднять за четыре сотни лет, куда заглядывал провидец, показать галерею исторических героев. Даже дальше унестись вперед на тысячелетия к предсказанному им Концу Света, который, по его словам, будет началом новой эры существования человечества.

— Задача дьявольски трудна! Я, не спорю. Остается пожелать тебе успеха.

— Радиослушатели того же вам желают и с нетерпением будут ждать эту книгу, — добавил Литвинов.

Вместе с Захарченко Званцев вышел на улицу Довженко, где за воротами микроавтобус ждал радиобригаду.

— А здорово ты, Саша, закрутил. Теперь, брат, выпутываться надо. Жаль по радио все выдал, журналу не сберег. А статью с приветствием для “ЧП” давай.

Уже отойдя, Вася обернулся, и помахал рукой:

— Привет Нострадамусу!

Глава шестая. Пропавшая грамота

Жить хоть сложно,

Но по слухам:

Падать можно,

Но не духом. Весна Закатова (по Сократу)

Воскресным утром, ничем не выдавая своего подавленного состояния, Званцев встал, как обычно, с дивана в своем московском рабочем кабинете и, с невольной горечью вспоминая летнюю Переделкинскую встречу и свое с Васей радиоинтервью, накинув халат, прошел в ванную принять холодный душ и сделать гимнастику по Миллеру, как привык с детства.

Холодная струя на миг перехватила дыхание, потом вселила бодрость. Выключив воду, стал тоже по Миллеру растираться мохнатым полотенцем до ощущения тепла. Затем — массаж.

Пока он занимался гимнастикой, встала жена Танюша, и вошла в ванную.

По ее настоянию он не запирался изнутри, однажды там упал и еле поднялся сам.

Жена посмотрела на мужа и вскрикнула:

— Что это у тебя? На пояснице.

— Да ничего. Немного чешется.

— Какое там “немного”. Это же лишай! Где ты подхватил?

— Понятия не имею.

— Ты только посмотри.

— Зеркало высоко. В него не видно.

— А я-то вижу хорошо. Сейчас же вызову врача.

— Сегодня воскресение, я завтра съезжу сам.

— Ни в коем случае. Ты не молод. Я позвоню Анатолию Исаевичу домой. Он живет близко. Запускать нельзя. Кто знает, что это такое?

Званцев пожал плечами и стал одеваться.

Как всегда по воскресениям приехали Никита с Мариной.

Обедали вместе. Подавая десерт, Танюша спросила:

— Может быть не надо кофе? А если это связано с давлением?

— Если Анатолий Исаевич запретит, не буду. А пока налей.

— Никита, ты не знаешь, где мог папа подхватить лишай? Он мне не признается. Вы не ходили с ним в баню?

— Я думаю, ему не в чем признаваться. Он моется в ванной.

— Ну не знаю… Это ведь заразно… А вот и Анатолий Исаевич, — прервала себя Танюша, услышав дверной звонок.

Званцев прошел в кабинет и встретил там врача.

— Вы уж нас простите за беспокойство. Я думаю, ложная тревога.

— А мы сейчас посмотрим. Татьяна Михайловна права. В вашем возрасте предосторожность никогда не помешает.

— Ты слышишь, что Анатолий Исаевич говорит? У мужа лишай на пояснице. Это не симптом чего-нибудь серьезного.

— Проверим, — пообещал врач, осматривая пациента. — Ну, что ж картина мне ясна. Опоясывающий лишай. На нервной почве. И никаких других причин. Очевидно, у Александра Петровича был нервный стресс.

— Как стресс? А я ничего не знаю!

— Цените, Татьяна Михайловна, он вас бережет.

— Никита, Никита! Поди сюда. Какой у папы был стресс? — спросил мать у вошедшего в комнату сына.

— А он не рассказал? Не хотел меня выдать. Это я виноват.

— Час от часу не легче! Что-нибудь у тебя?

— Нет. У папы.

— Да будет вам! — запротестовал Званцев. — Еще Сократ две тысячи лет назад пережил такой лишай. И я переживу.

— Откуда у вас такие сведения о Сократе? — заинтересовался Бурштейн.

— Иначе он не выдумал бы свой афоризм для тех, кто готов пасть духом.

— Насчет Сократа вы меня просветили, — говорил врач, прощаясь.

Когда вернулись в кабинет, Танюша потребовала:

— Так что это за причина, от которой можно падать духом? Раз папа молчит, говори ты, Никита.

Сын начал неохотно:

— Я уже сказал, что виноват. Папину повесть о Нострадамусе приняли в журнале “Молодая Гвардия”. Попросили продолжения. Он написал, как вторую часть романа “Озарения Нострадамуса”. Ее напечатали “из-под пера”, вернее с машинки, с которой он выдавал оригинал в одном экземпляре, и без конца его правил.

— Да уж знаю. Этими черновиками завалено полкабинета.

— В таком же виде была и третья часть. Требовалось отдавать ее перепечатать машинисткам. Вместо этого я предложил набрать ее на компьютере и выдать чистый красивый экземпляр. Взял рукопись, положил в сумку и поехал с Мариной домой. По дороге заглянули в продовольственный магазин. И пока мы там были, дверцу машины вскрыли, и сумку с рукописью с заднего сидения украли…

— Так в чем твоя вина? — вступилась за сына мать. — В том, что тебя обокрали?

— Вина моя в том, что я до сих пор не перевел папу на компьютер. В нем всегда остается резервная копия. Мы условились тебя не волновать, а он взялся писать часть сызнова.

— У меня резервная копия в голове, — вступил Званцев. — Ведь человек вроде компьютера, пусть медленнее, но умнее.

— Спасибо, что поберегли, — с иронией сказала мама. — Медведь пустынника тоже уберегал от мух, когда одну из них камнем смаху раздавил у него на лбу…

— Ну, это ты, Танек, уж чересчур, — запротестовал Званцев. — Такова писательская участь.

Трагедия добавила Званцеву седых волос. А Никита собрал отцу компьютер с увеличенным экраном, чтобы лучше папе видеть.

Третья часть романа была опубликована по вине Званцева с отрывом на четыре месяца, а заключительная и того больше, в конце 1995 года уже по воле главного редактора журнала Кротова.

Но в следующем году он выпустил роман отдельной книгой, как приложение к журналу. Хорошей рецензией о ней отозвался журнал “Гороскоп”.

Полный энтузиазма, Званцев пишет второй роман о предсказаниях провидца “Ступени Нострадамуса”.

И здесь его ждал новый удар похлеще кражи одной части. Он не сразу его почувствовал. Поначалу Кротов непонятно долго держал у себя первую часть с экскурсом в Историю, к таким персонажам, как Александр Македонский, Петр I, Наполеон, Гитлер, Сталин. Болея за будущее человечества, автор, через пришельца из “неомира”, старца Наза Веца, искал среди исторических личностей, в свое время завоевавших мир, способного теперь его возглавить, чтобы предотвратить грядущую экологическую катастрофу с Концом Cвета. Такого Героя, способного на будущий подвиг, не нашлось. Все они готовы были завоевывать мир, но не спасать.