Шедевр

Оскар не вмешивается и никак не комментирует мои действия, что, впрочем, неудивительно, ведь разговаривать со мной он может только через динамики. А может, он тоже ходит где-то здесь, как и я. С него бы сталось.

Видимо, я уже настолько привыкла к тишине этого дома, что теперь даже малейший звук кажется мне грохотом. До ушей опять доносятся голоса, на этот раз не приглушенные, а наоборот взволнованные и переполненные экспрессией. Ну, учитывая, откуда они идут, нет ничего удивительного.

– Он же мертв, понимаешь, мертв?! – истерит какая-то девица. Хм, а я-то думала, что тут одни мужчины. Странное занятие для женщины, но, думаю, не более странное, чем жить несколько недель в доме убийцы, выставляющего своих жертв на всеобщее обозрение. – Его кто-то убил.

– Ты права, мне это не нравится, – говорит недовольный мужской голос.

– Давай уйдем отсюда, – кажется, его спутница действительно на грани истерики. Голос дрожит и на отдельных нотах срывается на фальцет. – Пожалуйста, прошу тебя!

И чем, спрашивается, им не угодил Икар?

Черт, ты вообще соображаешь, что несешь? Это нормальная человеческая реакция на нахождение трупа.

Но я же не орала и не тряслась. Я просто прошла мимо. Эх, не понять мне женщин…

А сама-то ты кто? Мужчина?

Очень смешно… Не моя вина, что почти все женщины, которые встречались мне, словно на подбор в душе типичные блондинки. Никогда не понимала этих стереотипных суждений о женских штучках, даже до того, как стала такой. Почему, если видишь что-то страшное, непременно надо верещать, как сирена? Особенно если видишь труп, да еще и находишься в доме, где, как ты предполагаешь, живет убийца. Видимо, чтобы привлечь к себе внимание и сделаться наиболее легкой мишенью. По крайней мере, других причин я не вижу.

И долго это еще будет продолжаться?

Что именно?

Долго еще ты будешь разговаривать сама с собой?

А разве я разговариваю?

Что происходит с тобой, Эмеральда? Зачем ты вообще делаешь это сейчас? Что помешало тебе переждать этот налет в спальне, просто закрыв дверь изнутри? Зачем ты пришла сюда? Зачем обрекла тех двоих на смерть? Ведь ты же творец, а не убийца. Ты бы хоть задумалась на миг. Ведь если они умрут, их кровь будет на твоей совести.

Я никого ни на что не обрекала. Если они и попадутся в ловушку, то только по собственной глупости. С таким же успехом они могли попасть в любую другую ловушку.

Тогда зачем ты вообще сюда пошла? Ведь Оскар ни слова об этом не сказал. И не говори, что всерьез намеревалась уговорить этих бедолаг отступить. Ты сама в это не веришь. Ты ведь всерьез испугалась, что они могут и непременно узнают то, чего никому знать нельзя. Неужели ты готова ради этого места и ради Оскара испачкаться в крови? Ведь ты понимаешь, что эти двое за дверью уже знают слишком много. Ты готова их убить?

Убить? Нет! Нет! Нет! Я не убиваю людей! Я никого не убиваю! Никогда! Я просто… Это же неправильно!

Неправильно то, что ты так и не разобралась, на чьей же ты стороне.

Сама не зная, что творю, я резко распахиваю дверь. Парочка, которая до этого, видимо, просто стояла в центре комнаты и любовалась подвешенным к потолку Икаром, подскакивает от неожиданности. У этих масок нет, и мне не составляет труда рассмотреть их лица, пока они, отходя от шока, оторопело таращатся на меня. Совсем еще молодые, наверное, даже младше меня. Какого черта их понесло по этой кривой дорожке? И если парень еще хоть как-то пытается держать себя в руках, то девушка вообще никакая. Стоит, мертвой хваткой вцепившись ему в руку, и трясется, как осиновый лист на ветру. Что, никогда не видела мертвеца? Совсем зеленая еще. Оба они.

– Ты еще кто такая? – наконец, возвращается дар речи к парню и он, выходя вперед и загораживая от меня свою подругу, лезет в карман.

Неужели я такая страшная?

– А это, кстати, мой вопрос, – отвечаю я, укоризненно качая головой. – Кто вы такие и что вы здесь делаете?

Кажется, мой спокойный голос добивает их окончательно, потому что пятиться начинают уже оба, делая шаг за шагом назад, пока не упираются спинами в дверь. Я же неспешно шагаю в их сторону, надвигаясь неумолимо, словно танк. Понятия не имею, что же я собираюсь делать. Убить не могу, отчитывать бессмысленно и бесполезно.

– Это твоя работа? – спрашивает парень, имени которого я даже не знаю, и кивает на Икара.

Я же, коротко взглянув на колбу с бальзамом, лишь пожимаю плечами и делаю удивленное лицо.

– Это похоже на мою работу? – невозмутимости в моем голосе позавидовал бы любой индейский вождь. – По-вашему, мне по силам поднять на потолок такую тяжесть? Бог с вами, я здесь не более, чем гость. Но этот дом мне по-своему дорог, и я никому не позволю здесь своевольничать.

– Пожалуйста, не делай нам ничего, – тихим голосом просит девушка из-за спины своего парня. – Отпусти нас, пожалуйста. Мы никому ничего не скажем, клянусь. Об этом никто не узнает.

– Разве я вас держу? – на лице появляется улыбка. – Я же сказала, я здесь всего лишь гость. Если хотите уйти, выход там, – показываю я пальцем на дверь, из которой пришла. – Проваливайте.

Оба косятся на меня недоверчиво и подозрительно, но с места не двигаются. Похвальная предосторожность. Мне ничего не остается, кроме как отойти в сторону и гостеприимным жестом указать им путь. И одновременно с этим недоумевать, как этих сопливых хлюпиков вообще потянуло грабить загородное поместье. Первый раз что ли?

Молодые люди двигаются к указанной двери забавно, по-рачьи пятясь и не спуская с меня глаз. Я же откровенно скучаю, уж слишком медленно они двигаются. Можно подумать, спасение собственной шкуры их не волнует.

Когда за ними, наконец, закрывается дверь, я сползаю по стене на пол и изо всех сил закрываю ладонями уши, но предательский слух все равно улавливает звук пламени и нечеловеческие болезненные крики, последовавшие за ним. Я сижу, зажмурившись так, что перед глазами появляются разноцветные пятна, и еще сильнее стискиваю свою голову, словно это поможет мне перестать слышать то, что происходит за той дверью.

Не знаю, сколько проходит времени, когда я наконец-то открываю глаза и уши. Вокруг меня такая звенящая тишина, что я слышу, как бьется мое сердце, колотя из грудной клетки так, словно норовит выбраться наружу. Но я не смогу выйти туда. Воображение и так рисует слишком уж красочные картины того, что там может быть, и мне совсем не хочется идти и сравнивать их с реальностью.

Дверь напротив меня заколочена множеством досок. Я решила не лезть туда и в другие подобные двери, раз уж Оскар решил огородить их от меня таким способом. Но сейчас у меня нет выбора. Комната с огненным коридором – единственный выход отсюда. Пытаться оторвать доски руками бесполезно, это сразу видно, уже очень прочно они приколочены, а под рукой, как назло, ничего нет.

Если вам когда-нибудь доводилось есть длинные спагетти ложкой, вы примерно поймете, каково пришлось мне, когда я отдирала треклятые доски, используя для этого древко швабры, стоящей в углу. Наверное, со стороны это выглядело даже забавно, в какой-то момент мне даже показалось, что сам Икар насмехается над моими попытками. Я пытаюсь использовать древко, как рычаг, бью им сверху по доске, бью по ней же ногой, потом колочу дверь. Все без толку. Но терпение и труд, как известно, могут горы свернуть. Вот подается первая доска. Длинные гвозди нехотя, со скрипом, покидают свое место, и я раздраженно отшвыриваю доску в сторону. Но их еще целых две… За этим увлекательным делом, требующим полного моего внимания, я как-то забываюсь. Всколыхнувшиеся после всего эмоции вновь выравниваются и отходят на второй план, а все освобожденное ими пространство заполняют спокойствие и безмятежность. Как и следовало ожидать, стоило только успокоиться и отбросить чувства, как дело сразу начинает идти быстрее и легче.

Третья доска отлетает к первым двум, и я, немного помешкав, все же поворачиваю ручку двери. Та подается с трудом и ужасно скрипит. Этой дверью явно никто не пользовался уже очень много лет.