Последний аккорд

— Этого хотел Богарт?

— Помимо прочего, — уклончиво ответил он и снова обратил своё внимание на Марси. — Что произошло с её душой потом?

— Она упала в реку потерянных душ, и я не знаю, как оттуда можно выбраться.

— Нет ничего невозможного. Река потерянных душ — не пустота. Не омут, — ещё один выразительный взгляд. — Её душа могла переродиться в нечто отвратительное, в отголосок, в безликого призрачного демона, и когда этот демон погиб, она переродилась в теле нерождённого, в одном из миров, в который ей был проложен путь.

— И она может вспомнить свою прошлую жизнь? — уточнил Голд.

— Сомневаюсь, — покачал головой Хельгримм. — От её прошлой жизни ничего не осталось. Она совершенно другой человек.

— Тогда почему она пришла ко мне?

— Куда любопытнее то, что ты её узнал. Почему?

— Я не знаю, — честно ответил Румпель и тут же подумал, что его ответ нельзя назвать честным. — Нас давно ничего не связывает.

— Пойдём, — лукаво улыбнулся Хельгримм. — В этом мире нельзя слишком долго засиживаться на одном месте.

Голд попытался переместить их назад в Тёмный замок, в свой Дворец Памяти, но вместо этого переместил на крышу из своих сновидений.

— Готов спорить, что так будет выглядеть твоё межмирье.

— Моё? — удивлённо переспросил Голд.

— Перед тем, как ты пойдёшь дальше, — хитро улыбнулся Хельгримм. — После смерти. Разве не этого ты хочешь?

Румпель внимательно на него посмотрел и тоже улыбнулся. Ему на ум пришла верная догадка о сущности силы младшего брата Богарта. Богарт управлял человеческими страхами, а Хельгримм — мечтами и желаниями, чем-то более значимым, сокровенным для любого человека.

— Мне кажется, тебе лучше знать, чего я хочу.

— А ты проницательный! — Хельгримм разразился лающим смехом.

— Приходится, — пожал плечами Голд. — Зачем ты нужен Мэлоди и Эмме?

— Потому что я могу осуществить их мечты, — просто ответил принц. — Больше всего на свете Мэлоди хочет защитить своего сына.

— У неё нет сына.

— Пока нет.

— Она в положении?

— Пока нет, — улыбка, с которой Хельгримм сказал это, Голду совсем не понравилась. — Но будет. Её сыну предсказана незавидная судьба, и ей понадобится пожертвовать очень многим, чтобы его спасти. Я помогу ей обмануть судьбу.

— А каков твой интерес?

— Это тебя не касается, — отмахнулся он, подошёл к краю крыши и сел, свесив ноги вниз. — Знаешь, я всегда считал, что мечты куда сильнее страхов. Людям нравится мечтать, они стремятся к своей мечте всем своим существом, тогда как со страхами они усердно борются.

— Поэтому ты заведовал душами ваших жертв? — без особого интереса спросил Румпель и сел рядышком, вглядываясь в белую пелену.

— Помимо прочего, — кивнул Хельгримм и снова вернулся к Миле: — Так что тебя связывает с той бедняжкой? Кем она была для тебя?

Румпель ответил не сразу, долго сидел, глядя прямо перед собой, вспоминал далёкое прошлое, вспоминал Милу и потом, тяжко вздохнув, ответил:

— Когда-то давно, больше двух столетий назад мы были женаты, а потом я убил её.

— За что?

— Она меня бросила. Меня и нашего сына. Убежала с другим мужчиной.

— И ты догнал её и убил? — спокойно спрашивал Хельгримм.

Голд подумал, что он мог бы всё узнать сам, вторгнуться в его воспоминания, невзирая на то, как больно было бы Голду. Особенно если бы ему было больно, учитывая, что друзьями они не были. Но Хельгримм выглядел вполне дружелюбным и, казалось, действительно пытался помочь ему.

— Нет, — покачал головой Голд. — Я тогда был другим. В то время я ещё не был Тёмным Стражем. Ей не повезло позже, когда наши пути случайно пересеклись.

— Случайности не случайны.

— Это мне известно, как никому другому, — согласился он и продолжил: — У меня не было умысла убить её, только того, кто её увел. Я не знал, жива она или нет, и смешно, но я даже на мгновение обрадовался тому, что она жива.

— И как же получилось, что ты её убил?

— Мы наговорили всякого друг другу, и я… психанул.

— И теперь ты чувствуешь себя виноватым?

Хельгримм оставался совершенно бесстрастным, как психотерапевт, и если бы Голд не был расстроен собственными размышлениями, то непременно бы над этим посмеялся.

— Нет, — твёрдо сказал Румпель. — Иногда меня посещали такие мысли: ведь я, как ни поверни, убил мать своего ребёнка, женщину, которую когда-то клялся любить и почитать, но потом вспоминаю её лицо, те слова, что она говорила, и меня отпускает. Но дело не в этом.

— А в чём?

— В нашем сыне, — с болью ответил он. — Она смогла бросить его, ни разу за десять лет не попыталась даже разузнать о нём и спокойно жила с этим. Я тоже его оставил, тоже предал, но это мучило меня очень много лет и мучает до сих пор. Когда я думаю об этом, меня распирает такая злость, что мне самому от себя тошно становится. Я убил её потому, что она смогла жить с тем, с чем не смог жить я…

— Оно может быть и так, но ты всё равно чувствуешь, что чем-то ей обязан, — заметил Хельгримм.

— Наверное, потому что я толкнул её в ту реку, — горько усмехнулся Голд. — Сразу после того, как мы примирились. После того, как я пообещал ей, что она пойдёт дальше. Но дело не в ней, а во мне, и только. Дело в ошибках, которые я совершал. Дело в крови, которую я пролил. А она просто жертва, чьё лицо я не могу забыть.

— И именно этого ты хочешь? — осторожно полюбопытствовал Хельгримм. — Забыть?

— Не знаю, — неопределённо дёрнул плечами Голд. — Скорее нет, чем да. Может быть, ты мне ответишь? О чём я мечтаю?

— Может, и отвечу, но сначала ты должен пойти со мной.

— Куда? — насторожился он.

— В лучшее место на свете, — грустно улыбнулся Хельгримм, поднялся на ноги и протянул ему руку. — Ты мне доверяешь?

Голд не доверял, но ему до странности этого хотелось, а потому он ухватился за протянутую руку, и они оба переместились в незнакомый мир, к подножию высокого крутого холма. Он посмотрел на Хельгримма и с удивлением обнаружил, что тот теперь напоминал не воина, а охотника. Хельгримм вдохнул полной грудью и начал быстро взбираться на холм, а Румпель в нерешительности застыл внизу.

— Вперёд! — позвал его Хельгримм. — Тут невысоко!

— Мне не хватит сил! — крикнул он, поднимая голову к солнцу и прикрывая глаза рукой.

— Тебе бы хватило сил, даже если бы ты был так стар, как тебе кажется!

Голд не сразу понял, о чём он, пока не взглянул на свои руки. Мягкие, необычайно белые для крестьянина. Он прикоснулся к своему лицу, провёл пальцами по щеке: кожа была гладкой и нежной, как будто ему было лет четырнадцать-пятнадцать. Потом он схватился за голову, нащупал длинные густые волосы и поднёс один из тёмных блестящих локонов к глазам. И в завершение он пошевелил больной ногой, которая была совсем как новая, сделал несколько шагов и нервно усмехнулся. Он уже давно забыл, каково это быть мальчишкой, и даже не подозревал, что это будет ему так нравиться.

Румпель больше не заставлял Хельгримма ждать его и начал взбираться на холм, наслаждаясь энергией и ловкостью молодости. Ему так просто и легко давалось это приключение, что он совсем позабыл об осторожности и бдительности, и, добравшись почти до самого верха, едва не сорвался вниз. Хельгримм был рядом в эту минуту и помог ему удержаться.

— Осторожно! — прерывисто засмеялся он. — Мир может нереален, но смерть — да.

— Учту! — усмехнулся Румпель, занимая надёжную позицию. — Смерть пока не входит в мои планы!

Сейчас он меньше всего верил в смерть.

До вершины они добрались уже без неприятностей, а там их взору открылся изумительный вид на лес, на маленькую речку и зелёную долину, в которую было несложно спуститься по отлогому склону с другой стороны холма. Но Хельгримм явно не собирался никуда спускаться и, по его мнению, лучшим местом на земле была как раз эта вершина. Румпель оглянулся и увидел с другой стороны, вдалеке, маленький город и высокий серый замок, тёмным когтем пронзающий небо, и понял, что уже видел всё это в воспоминаниях Богарта.