Последний аккорд

— Я помогу, — сказал он.

— Нет, нет и нет! Вы не будете ничего делать! — оживилась Коль, подскочила к матери и утащила её в сторону дивана. — Так, мам, иди-ка сюда, сядь и не вставай.

Она усадила Белль на диван, а потом и Голда.

— Мы о вас позаботимся в этот прекрасный день! — торжественно объявила Коль.

— Звучит как угроза, — отметила Белль, недоверчиво сжавшись.

— Да мы хорошо позаботимся!

— Это звучит ещё страшнее, — жена постаралась сохранить серьёзный тон, но в итоге прыснула со смеху: — Извините.

Голд тоже засмеялся, но через пару минут просто расслабился, наблюдая за происходящим вокруг.

***

Манхэттен… Как же много для него значило это место. Когда они вернулись туда в 2038-м, то почувствовали себя молодыми или по крайней мере моложе. Их переполняла энергия, жизнелюбие и радостное предвкушение.

В первый месяц они делали в квартире ремонт, спали втроём в гостиной и питались в кафе, расположенном через пару кварталов. Всё было сделано почти так же, как и тогда, четырнадцать лет назад, с небольшими изменениями. Его кабинет вовсе стал таким же.

Значительные изменения претерпели только их личные комнаты. Их спальню Белль сделала похожей на ту, что была в Сторибруке, и Крис сам оформил свою комнату — выбрал цвета и оформление, подобрал мебель и определил место каждой вещи. Одну из стен он расписал расплывчатыми рисунками, напоминающими геометрические фигуры, переплетающиеся между собой, перетекающие друг в друга, выглядящие довольно неприметно, учитывая всё разнообразие форм и цветов.

— А что значит эта … — Голд был поражен, — композиция?

— Эмоции? - предположил Крис, неуверенно переминаясь с ноги на ногу.

— Хорошие или плохие?

— Все, наверное.

— Много тёмных оттенков, — отметил Голд.

— Это не значит, что за ними стоят плохие эмоции, — словно оправдываясь, заверил Крис. — Я сам точно не уверен, что хотел выразить. Просто бездумно рисовал.

— Мне нравится, как геометрические фигуры размываются на середине, — сказал он. — Но откуда вся идея?

— Из комнаты Коль.

Голд вспомнил разноцветный калейдоскоп на оранжевой стене, более светлый рисунок, но не такой красивый и глубокий. Конечно, он немного помог Крису, но сын его восхищал. Он искренне гордился им и одновременно чувствовал тревогу за него, не в силах добиться от застенчивого сдержанного Криса откровенности.

Остаток лета они бродили по городу, не ограничиваясь только Манхэттеном, стремясь показать сыну всё, что только могли вспомнить. Для начала они обошли весь верхний Манхэттен, потом Мидтаун, Даунтаун, Бруклин, прокатились на пароме до Статен-Айланда, отметив, что статуя Свободы сильно позеленела и стала какой-то совсем некрасивой. Они посетили множество музеев, в основном, художественных: они как-то сильнее Криса интересовали. Не обошли вниманием и музей Американской естественной истории, в который раньше очень часто ходили, о чём Голд не рассказал сыну, но он и сам догадался по тому, каким привычным было для них это место. Белль затащила их на Эмпайр-Стейт-билдинг и в Публичную библиотеку. Голд устроил целую экскурсию по Даунтауну, сводил Белль и Криса в Ист-Виллидж, а потом едва утащил их оттуда, и после этого он, кажется, знал, где начинать поиски, если они синхронно потеряются в Нью-Йорке.

За лето он также понял, что его Кристофер не такой уж и необщительный мальчик. Он быстро нашёл себе друзей, с одним из которых, Полом Хендриксом, стал общаться постоянно. Этому способствовали не только схожие интересы, но и тот факт, что с сентября они с Полом стали одноклассниками.

Кристофер пошёл в восьмой класс в школу Тринити, в которой когда-то училась Коль и в которую они хотели отдать и Адама с Альбертом, пока не переехали в Сторибрук. В первый учебный день они вдвоём проводили Криса, а потом переговорили с директором, который их узнал и выказал удивление, что Голд так чудесно сохранился. Голд тогда понял, что ему потребуется приложить значительные усилия, чтобы объяснить всем старым знакомым, почему он не стареет. Тем не менее директор вроде бы поверил его лжи, возможно, из-за присущего ему скептицизма. А вот в то, что Крис не будет иметь никаких нареканий, ему верилось с трудом ввиду репутации Колетт Голд. Да и как её забыть? Невозможно. Голд клятвенно пообещал, что они с директором и правда будут редко видеться, и со всей серьёзностью отнёсся к его убедительным предупреждениям.

Чуть позже, дома, Крис ознакомил их со своим расписанием, в котором было много предметов, связанных с фотографией, графическим дизайном, рисованием и историей искусств, что, вкупе с целым комплектом обязательных дисциплин, могло оказаться страшной нагрузкой для четырнадцатилетнего подростка.

— Ты не много предметов набрал, сынок? — высказал свои опасения Голд.

— Они все… — равнодушно промямлил Крис, — смежные. Нет.

— Химия в восьмом классе… - Белль больше озаботилась основными предметами. — Она разве не должна быть с девятого?

— Не знаю.

— Латынь придётся подтянуть до этого уровня, — отметил Голд.

— Испанский? Крис, зачем ты выбрал испанский? — всплеснула руками Белль. — Ты никогда его не учил!

— Места в группе французского не было, — уклончиво отвечал Крис.

— Нонсенс! — воскликнула жена. — Я позвоню им завтра. А лучше даже приду.

— Не надо, мам, — возразил сын. — Оставь испанский.

— Крис, тебе придется догонять. Как ты собираешься совмещать это со всеми своими занятиями. — продолжала она, — Тут. сейчас… четырнадцать предметов.

—- Это на весь год. Не всё же сразу.

— Всё равно.

— Ой, ладно вам! - раздраженно отмахнулся Крис. — Не надо ничего. Меня всё устраивает.

С этими словами Крис сорвался с места и заперся в своей комнате.

— Что же делать? — сокрушенно вздохнула Белль.

- Ты его слышала, — ответил Голд. — Я помогу ему с латынью.

— Ага… с латынью и я помогу. А вот с остальным что делать? — она начинала паниковать. — Я почти не знаю химию. И геологию тоже. Испанский!

— Да, с Адамом и Альбертом было легче.

— Как сказать…

— Беру на себя химию, — вызвался Голд. — Хотя это может и не понадобиться.

— Химию?

— Миры разные, а элементы одни.

— Есть что-что, что ты не знаешь? — улыбнулась Белль с некоторым облегчением.

— Возможно, — ответил Голд. — Это за пределами школьной программы. Хотя вот испанский я не знаю.

Белль рассмеялась и в сотый раз покачала головой, взглянув на расписание. Она не была бы собой, если бы сдалась просто так. Как-то вечером он застал её с самоучителем испанского языка в руках. Она старалась усердно заниматься по два часа в день и, естественно, преуспела. А он тогда узнал, что за книги приобрела Белль в тот день, когда в их жизнь вернулась Хелен Холл.

В тот день Крис был в школе, а Белль отправилась в город по делам. У Голда и самого были некоторые дела, и когда он завершил их, то решил встретить жену. Он знал, где приблизительно мог отыскать её, и поспешил к месту возможной встречи. Белль рассеянно брела по седьмой авеню, когда он неожиданно выступил навстречу.

— Ох… — Белль резко остановилась. — Ты меня напугал!

— Прости.

— Замерзли, — она продемонстрировала ему свои руки.

Стоял октябрь, и в Нью-Йорке было довольно прохладно.

— Нужно носить перчатки, — улыбнулся Голд. — Давай сюда руки свои — согрею.

Белль протянула ему руки. Он ощутил прикосновение её холодных пальцев и аккуратно сжал их в своих тёплых ладонях, стараясь согреть.

— Ты что-то очень веселый, — отметила Белль. — Почему?

— У меня не может быть хорошего настроения?

— Просто так — нет.

— Но однако это так.

Они ещё час гуляли, купили пару перчаток, а потом зашли выпить по чашечке кофе. Они сидели рядом на маленьком диванчике у окна, Голд смотрел на жену и чувствовал себя абсолютно счастливым. Для его хорошего настроения действительно не было причин: он просто радовался тому, что жизнь снова налаживалась. Приобняв Белль за плечи, он нежно поцеловал её в губы.