Страница 31 из 34
Ренессанс возводит отдельное, автономно изображаемое тело в статус обобщенного образа, сакрального символа, эстетического идеала. Можно сказать, что визуальные образы прекрасного тела, обобщающего красоту и совершенство божественного творения, отодвигают в тень традиционное общее социальное тело в его повседневных формах. Развивается традиция восприятия и обсуждения прекрасного тела в контексте философских представлений о любви, отсылающих к проблемам индивидуального чувствования и построения межличностных диалогических отношений[88].
Разрушаются патриархальные вассальные связи и идея личной преданности. Происходят бурные общественные трансформации, процессы реформации и контрреформации, усиление третьего сословия, утверждение индивидуалистических ценностей. «…Социальная жизнь принимала подобие импульсивно действующей лаборатории, перемешивающей и комбинирующей различные классы, сословия, группы»[89]. Открытия ренессансной науки, развитие философии постепенно теснят с магистрали общественного развития традиционную религиозность.
Однако, на наш взгляд, помимо означенных тенденций возникают и противоположные. Человек ощущает необоримую потребность в обновлении чувства общего социального тела, пускай уже и не осененного религиозными смыслами. Начинаются поиски новой общей телесности. Она обнаруживается в сфере культурного прошлого. Собственно, обнаженное тело в живописи Ренессанса явилось одной из ранних и не самых очевидных попыток найти новые общие опоры в сфере античной культуры, античных идеалов.
Великий организм культуры – великое «тело» культуры – был призван компенсировать утрачиваемое или утраченное общее социальное тело. Как пишет в работе «Античное наследие и европейская художественная культура XVIII столетия» К.С. Егорова, «христианство стало предметом рационалистического анализа, предметом спора и выбора – и в такой форме, к которой не приближались еретические движения Средневековья. В религиозных спорах складывается понятие свободы совести, в принципе враждебное всякой религии… Восхищение античностью служит секуляризации и порождается ею. Античная система цен ностей – научных, моральных, этических – воспринимается как внерелигиозная, поскольку соответствующая ей религия давно умерла»[90].
Начатая в эпоху Ренессанса антикизация всей сферы образности в Новое время постепенно становится основой относительно расхожих повседневных вкусов. От классицизма к неоклассицизму, от Палладио к палладианству, к ампиру, к традиции позировать для парадных портретов в тогах, к традиции специально возводить псевдоантичные руины, украшать интерьеры и предметы повседневной утвари ангелочками, путти, амурчиками, античными богами, героями, элементами античного ордера и т. д.
Само развитие археологии было во многом инспирировано потребностью в обретении культурного прошлого, которое непременно должно иметь физические параметры, присутствовать в виде ископаемых останков, способных при извлечении на свет и при взаимодействии с современными людьми образовать «общее культурное тело». И начало раскопок Помпеи в XVIII веке, и обнаружение Трои Шлиманом в XIX веке – вехи нарастающего стремления к обретению общего культурного тела, обладающего вечной духовной ценностью.
Чтобы археологическая деятельность стала авторитетной отраслью науки, необходимы радикальные перемены в отношении к почве и ее содержимому. Отныне земля, почва не есть исключительно могила, это не место захоронения, раскапывание которого является кощунством. Слои залегающих пород – это хранилище предметной информации о земном прошлом. Да и любая могила по прошествии значительного времени, согласно логике археологии, являет собой прежде всего информационный ресурс.
Археология подразумевает то, что информация в земле хранится именно для того, чтобы ее можно было оттуда извлекать, изучать и анализировать, выставлять на обозрение публики. Земля есть носитель нетабуированной информации. Человек добивается воссоединения с этим культурным информационным содержимым земли, получает доступ к общему культурному телу прошлого. Однако это способно заменить общее социальное тело Средневековья лишь отчасти.
Ведь в археологические раскопки, как и в поле циркуляции античных форм, все-таки вовлечены не все слои и группы общества Нового времени. К тому же избыток отсылов к античности в XVII–XVIII веках привел к поверхностному клишированию и симуляции содержания античных форм, образов, мотивов. Поиски более универсального общего социального тела, пускай в самых неожиданных модификациях, продолжились.
Находясь во внутреннем диалоге с предшествующей эпохой, Просвещение и романтизм по-своему возрождают и трансформируют культ природного начала. Апофеозом же веры в значимость природного начала становится теория Чарлза Дарвина. Фактически утратив иллюзию ясности божественного происхождения окружающего мира и себя самого, человек нашел другую первооснову бытия и «других родственников» – из мира земной природы, из далекого земного прошлого. В трудах «Происхождение видов путем естественного отбора…» («On the Origin of Species by Means of Natural Selection, or the Preservation of Favoured Races in the Struggle for Life») и «Происхождение человека и половой отбор» («The Descent of Man and Selection in Relation to Sex») утверждалось, по сути, наличие общего природного тела, частью которого является человек, дальний родственник обезьяны. Дарвин предъявил обществу такое общее тело, к существованию которого общество не было готово.
Итак, Новое время рождает по меньшей мере две концепции общего тела – культурную и природную. И та и другая, в отличие от средневекового общего социального тела, не способны пронизывать собой все сферы человеческого бытия и оказывать стабильное влияние на повседневные бытовые устои. Тактильное, физическое переживание и общего культурного, и общего природного тела гораздо менее ярко выражено, нежели в случае переживания средневекового общего социального тела.
Обе концепции в весьма значительной степени взывают к абстрактному мышлению, к умозрительным понятиям либо к визуальному восприятию элементов культурной или природной телесной общности. Далеко не всякий член социума способен впрямую, физически чувствовать и уж тем более сознавать свою принадлежность к общему культурному телу или к общему природному телу.
Однако остаться совершенно вне эмоционально-интеллектуального воздействия актуальных научных идей и культурных процессов тоже невозможно. Это воздействие косвенное, опосредованное. Оно выражается нередко в переменах общественной атмосферы. А общественно-культурные трансформации могут следовать за активной циркуляцией тех или иных идей далеко не сразу. Так, невозможно впрямую доказать всю силу воздействия трудов Дарвина на самосознание цивилизованного общества. Однако спустя несколько десятилетий после их публикации и интенсивного обсуждения в научных кругах и различных общественных институтах[91] начинается эпоха социально-культурных революций, в ходе которых радикальным переменам подвергается физическая, телесная сторона человеческой жизни.
Революция в одежде начала XX века – упрощение не только верхнего платья, но и форм нательного белья, укорочение длины юбок и рукавов. Первая сексуальная революция – движение суфражисток и феминисток рубежа XIX–XX веков, мода на свободные отношения в артистических и богемных кругах, разрушение патриархальных сексуальных отношений в связи с обстоятельствами Первой мировой войны. Формирование метода психоанализа Зигмунда Фрейда, публикации его работ. Увлечение художников африканским искусством, культурой доколумбовой Америки и пр. Все это косвенно указывает на признание или привыкание к концепции Дарвина в качестве отображения объективной истории человечества. Эта концепция оказывает мощное воздействие на представления о прекрасном и дозволенном, о границах свободы, сексуальной самоидентификации, праве распоряжаться своим телом и своим временем жизни.
88
Шестаков В.П. Европейский эрос. Философия любви и европейское искусство. М.: URSS, 2010. С. 72–113.
89
Соколов М.Н. Бытовые образы в западноевропейской живописи. М., 1987. С. 72.
90
Егорова К.С. Античное наследие и европейская художественная культура XVIII столетия // Античность в европейской живописи XV – начала XX веков. М.: Советский художник, 1984. С. 12.
91
The Literary and Cultural Reception of Charles Darwin in Europe. V. 3, 4 / Ed. by F. Thomas Glick and Elinor Shaffer. London, New York, New Delhi, Sydney: Dloomsbury, 2014; Armstrong P. Darwin’s Luck Chance and Fortunes in the Life and Work of Charles Darwin. A&C Black, 2009; Ruse M. Charles Darwin. Oxford: Blackwill Publishing Ltd., 2008.