Мальчик по имени Коба

– Теперь можно и демонстрацию устраивать,-впервые за мно-гие дни просияло от удовольствия лицо Кобы.

– То-то и оно!

-Кто будет идти во главе,ты подумал?-обратился с вопросом к нему Коба.

-Пока нет!-задыхаясь от радости, отвечал Канделаки.

– Пусть идут Химирьянц и Гогоберидзе. Они не женатые,– почему-то, вдруг сразу сказал Коба.

-А почему они? Есть и другие,-отвечал Канделаки.

-А они часто братаются с тифлисским Комитетом,– отвечал Коба.– Вот пусть себя теперь впереди всех и покажут. А то толь-ко много говорят. Как послушаешь, то во всех делах только Канделаки и виноват. Так мне из Тифлиса передавали. Да Коба, иногда. Но чаще Канделаки.

-Да ты что? Коба! А я это в первые от тебя слышу,– возразил Канделаки.

-Правильно! От меня. А от кого ты эти сведения и можешь услышать как только не от меня. Это ведь я в тифлисском Коми-тете состоял. И уж из первых рук знаю,кто такие Жордония и Джибладзе. Это все их происки. Им не нравится наша с тобой дружба,товарищ Канделаки.

Однако Кобе не пришлось принять участие в намеченной на завтра демонстрации. Вечером того же дня он был арестован при отягчающих обстоятельствах, вместе с типографией, обнаружен-ной у него прямо в комнате. Жандармы только потирали руки от удовольствия. Еще бы! Такой убогой конспирации они отродясь не видывали. Это была первая.

Люди, державшие на Кавказе власть в руках, были суровые и невозмутимые. Эта невозмутимость доходила до таких невероят-ных пределов,что в головах этих начальников путались самые что ни на есть разнородные вещи. Воровство и мошенничество приравнивалось в коллективном выступлении рабочих чуть ли не к бунту времен Стеньки Разина, а еще хуже Емельки Пугачева. В то время как вся Европа с умилением смотрела на демонстрации торговцев, булочников и часовщиков,шествующих по улицам Швейцарии или Франции,в то время как в далекой Америке толстомордые копы еще только вытаскивали свои резиновые орудия труда для избиения демонстрантов Чикаго, на Кавказе в Российской империи ощетинилась против мирной демонстрации батумских рабочих штыками и стволами. Эта удивительная способность империи топтаться с оружием в руках против мир-ного населения собственной страны впереди Европы всей и плес-тись позади этой самой просвещенной Европы во всех остальных случаях вызывает восхищение своим постоянством во все вре-мена. А ведь в тот момент еще не было ни Кровавого Воскресе-ния, ни Ленских Событий, которые вместе с позором русско-японской войны и явлением всему честному миру Пятого года страну “поветовой ябеды” превратили в страну сословий от мала до велика, ножи точащих против “всех и вся” и с кличем: “Кто не с нами, тот против нас!” устремляющихся к кровопусканию казалось бы законопослушных граждан.

Одним словом, не успели “рядовые участники шествия” Гого-беридзе и Химирьянц, вставшие во главе “огромной толпы, шест-вующей правильными рядами, с песнями, шумом и свистом” вспомнить и про мать, и про отца всех тех солдат, одни из которых приступили орудовать меж демонстрантами приклада-ми, очищая площадь перед казармами, а другие стрелять по де-монстрантам. Не успели. И матери, и отцы этих солдат, и матери и отцы всего начальствующего состава вместе с отцами и мате-рями даже и властей города оказались не помянутыми крепкими словами. А Гогоберидзе и Химерьянц упали замертво, получив в себя не одну заточину свинцовых заклепок. 14 человек были убиты, 54 только ранены. Страна шагреневой кожей заше-велилась от таких наглядных происшествий. Впереди предстояло большее.

А Кобе не повезло. Если бы его не арестовали,то как ини-циатор такого шествия и возможно своего вспыльчивого харак-тера Коба как народный избранник встал бы во главе шествия. И тогда история родного Отечества пошла бы иным путем. Но известно, что все происходящее “в руце Божией”. И угодно было Господу,чтобы в это самое время одного из нарождающихся горных орлов революции прозаично арестовали жандармы да еще и при отягчающих обстоятельствах в присутствии множительной техники, стопки прокламаций,взывающих к предстоящей демон-страции, да еще и при наличии собственноручно сочиненных Кобой образцов выразительных воззваний к рабочим. И состо-явшийся революционный лидер был препровожден в арестное помещение. А точнее, в Батумскую тюрьму. Правда злые языки, которых развелось в будущем тьма тьмущая, являли собой пол-ную беспринципность, утверждая что Кобу в это же самое время, и это абсолютно точно как и то,что стены в тюрьме беле-ные, имели честь видеть и в тифлисской тюрьме по поводу его прямого участия в забастовке железнодорожников Тифлиса. Но такое одновременное появление одного и того же лица пусть даже и революционера в тюрьмах разных городов безусловно полное недоразумение, если только указанное лицо не было Самим Дьяволом. Однако последнее предположение просто не уместно и относится к области фантазии. Поэтому с точки зрения исто-рической правды следует принять за истину рапорт пристава батумского полицейского отделения о том,что арестован, “уволен-ный из духовной семинарии, проживающий в Батуме без письменного вида и определенных занятий, а также и квартиры, горийский житель Иосиф Джугашвили”. И все. Таким образом, основные “координаты” Кобы: отсутствие паспорта, определен-ных занятий и квартиры явно говорят любому непосвященному революционеру, что Коба в это насыщенное событиями время еще только готовился стать профессиональным революционером. То-есть, таким злокачественным для общества капитала челове-ком, который имеет и набор паспартов, и печатей к нему, всяких там справок, надежных квартир и еще более надежных занятий такое количество, которое ни у какого даже очень пучеглазого пристава и возражений не вызовет.

Но не все происходит сразу, молниеносно, а требует своего временного и вневременного развития,то– есть такого хода дел, когда самими обстоятельствами утверждается и утрясается неко-лебимое геройство революционера, способного даже и через угольное ушко войти и выйти вон. А Коба как раз к этому и стремился. И потому счастлив тот, кто дерзает. Тюрьма – это сама страна в миниатюре. Ну,как бы маленькая страна,то-есть вся Российская империя,если глянуть в нее как в замочную сква-жину. Хорошо, скажем, было князю Петру Кропоткину сидеть в Швейцарской тюрьме. Размышлял об истории вместе с Элизе Реклю. Не просто изучал там языки, чтобы ум заполнить, когда есть время его заполнять в промежутке между нехорошими разборками с сокамерниками, вылавливания ползучих гадов или дрожания от сырости и недоедания, а хорошо изучал. Потому что и первого, и второго,….и десятого в швейцарской тюрьме не было и быть не могло. Уже тогда, до начала этого ужасного двадцатого века общество Швейцарии с уважением относилось к своим заключенным.

Тюрьма же,где сидел Коба являла собой “варварство и патри-архальность” в таком непревзойденном единстве,чтобы усугубить нанесенную заключенному обиду,внушить его душе всякое омер-зение и намерение поджечь себя и весь капитал разом вместе с монархией в силу бесконечной ее продолжительности и поцелу-ями, христосованиями и тезоименитствами.

Сама же тюрьма, где пребывал Коба, являла собой бурю взры-вов всеобщего негодования сидельников,грохотание в дверь каме-ры сапогами, оглашение тюремного объема камер криками и свистом. Но все это было уделом безумных выходок сидельников Кобы. Сам же он по свидетельству старшего начальства являл собой пример смирения и прилежания. Поскольку за главное всегда считал план. План, который может усугубить обстановку и в котором роль исполнителей всегда явна, роль тактика и стра-тега всегда наиболее трудна, ответственна и должна являть собой полную незаметность и скрытность.

А Коба был уже стратег и глубокий тактик. Ему не хватало опыта конспирации. Но в этом были виноваты другие. Он умел разрабатывать. Зачистка лежала на других,тех,кто плохо справ-лялся со своими обязанностями.

Поэтому Коба каждый день отсидки начинал гимнастикой. А затем приступал “к изучению немецкого языка и экономической литературы”. Здесь отчественная историография явно перебар-щивает. Последующие исторические десятилетия прямо свиде-тельствуют,что изучение немецкого языка не было освоено в полной, так сказать,мере. Несмотря на явную необходимость в будущем, историками не отмечалось даже навыков знания немец-кого языка. Поэтому со всей ответственностью можно утверж-дать, что Коба всю силу своего революционного таланта напра-вил на экономическое образование. И капитальное исследование русского капитализма, поскольку зиберовский перевод Маркса страдал марксовой сложностью изложения,а потому трудностью восприятия. Написанная же горным орлом революции в сибирс-кой ссылке книга о русском капитализме с легальным псев-донимом “В.Ильин” служила фундаментальным полотнищем, позволяющим Кобе прикрывать время своего местопребывания.