Избавь-трава

— Черт, — ругнувшись, Ветров решил не медлить, а повернуть назад и вернуться к поляне по своим меткам, пока не забурился куда-нибудь в логово волчье.

Над головой скакала по высоким веткам белка, сбрасывала сухую, отслоившуюся кору, метнулась в куст ярко-рыжая лисица. Солнце сверкало в просветах крон, журчали лесные ручьи. Ветров тащился назад, сдирая с веток свои полоски, набивал ими карманы. Жажда мучила ужасно — сорвав очередную метку, Ветров бросился к одному из ручьев. Припал к нему, холодному, рот раскрыл… Но, жучки какие-то копошатся в прозрачной воде, козявки, улитки, да берег грязный такой. Не решился Ветров пить сырую воду — подхватит холеру и сгинет точно. Нельзя, надо терпеть. Зачерпнув пигоршню из ручья, участковый умыл поцарапанное лицо, обтер потную шею да руки помыл. Стало легче, хоть и не сильно — тянет его напиться ручей. Однако Ветров пересилил себя, встал и сейчас же нашел глазами метку — это последняя, он должен сейчас попасть на поляну.

Приблизившись, он сдернул эту полоску серой ткани, развязал узел… Взглянул перед собой и не поверил глазам: дерево то же, кусты те же, но поляна — другая маячит впереди. Трава на ней совсем не такая — какая-то желтая, да длинные болотные камыши, и нет заметных каменюк — только коряги кривые точат, а еще — хилые и скрюченные деревья. Да что за черт вообще творится? Как поглумился кто-то: специально метки перевесил.

— Эй! — Ветров рявкнул, стиснув в кулаке последнюю полоску. — А ну, выходи! Аггеич? Куркин? Эй?!

В траве за спиной Ветрова зашуршало, послышались частые шаги. Догадка пулей пробила голову: а вот и убийца, который заманивает в лес!

— Стоять! — Ветров обернулся в прыжке, с пистолетом наперевес… Никого.

Шаги и шуршание теперь слышались слева, Ветров снова прыгнул — никого.

— Вылазь, или буду стрелять! — зарычал участковый, приготовившись к схватке с преступником. А может, и с несколькими сразу.

— Ветров! — откуда-то слева раздался мелодичный насмешливый голос, и девичий смех колокольчиками зазвенел где-то над сплетенными ветвями деревьев.

— Кто здесь? — Ветров повернул ошалелую голову, и тут его взгляд зацепило яркое красное пятно.

Изящная девичья фигурка в коротком красном платье оказалась на желтой поляне. Повернулась вокруг себя среди тонких ветвей и корявых деревьев, прошлась она туда-сюда по травяному ковру. Опешил Ветров: как она сюда попала, да еще и на высоких каблуках?

— Ну, что же ты, Ветров? — капризно протянула девушка и словно приблизилась, сделалась отчетливее.

Ветров глядел на нее неотрывно — со страхом узнал он свою одногруппницу Макушину, Ленку-Пенку, в которую влюбился еще на первом курсе и с которой так ни разу и не поговорил… Но уже потерял: отец «продал» ее замуж за какого-то большого прокурора, как только Макушина получила диплом.

— Ленка? — выжал из спертого горла Ветров, спрятал пистолет и шагнул к ней, но Ленка вдруг сорвалась и бросилась наутек.

— Ветров! — ее удивительно громкий в лесной тиши голос манил, и участковый как обезумел. Кинулся за ней, очертя голову.

Ботинки вляпались в холодную вязкую жижу, и Ветров отскочил назад. Черт, да это и есть Русальная елань — здоровенное и страшно топкое болото, скрытое травою так, что кажется поляной. Нет там Макушиной, и не было никогда — почудилось — и звонкий смех обернулся ревущим воплем выпи.

— Черт… — плюнул Ветров, пытаясь отчистить комья вонючей, торфяной грязищи с подошвы веткой.

Пить хочется… Ветров понял, что куда-то исчезли ручьи — ни одного не течет, только пересохшие неровные русла, и земля под ногами сухая, потрескалась, как в пустыне Атакама. Изо всех сил Ветров старался не поддаться панике: только что здесь было сыро, под ногами грязища чавкала, а что же теперь? Воздух стал сухим и душным, жарким, как в полдень в центре города, среди стекла и асфальта. Еще какой-то гарью потянуло, дымом — говорят, тут есть торфяники, которые горят сотнями лет — наткнулся, видать, на один.

Ветров решил не мешкать — закрыл лицо воротником рубашки и зашагал пошире, чтобы поскорее убраться. Торфяной дым ядовитый, как дьявол — можно до смерти им надышаться. Да, недаром говорят, что здесь гиблое место, только не монстры губят людей, а сама природа. Надышался, наверное, Ветров, вот и увидел Ленку-Пенку в болоте.

Ветров шел за солнцем — видел его игривые отсветы среди широких листьев дубов и осин, да шагал побыстрее. Он уже не цеплял «метки Тесея» — возвращаться в горящий торфяник не станет все равно. Здесь полно деревень кругом — не только Красный Партизан: Сорочанка где-то тут, и Нижинцы, и еще какая-то… Бандерлог… Нет, Лог какой-то — только какой именно — забыл Ветров.

Шагая, вспоминал он карту местности, что висела в его кабинете — прикрывала дыру в стене, как любил шутить Петька. Лес обозначен зеленым, да самопальная бурая клякса с толстым красным контуром посередине зеленого — Петька рассказывал, что это капитан Порох сам Русальную елань обозначил. Ближайшее село к елани — Нижинцы, пятнадцать километров от Партизана. Пятнадцать километров? Да как он на пятнадцать чертовых километров забурился? Пешком-то? За пару часов?

Чертыхнувшись в стотысячный раз, Ветров глянул перед собой, и в хаосе листвы вдруг заметил некое сооружение. Он даже замер, чтобы присмотреться: за последнее время его подвели уже и глаза, и уши. Но, нет, не кажется ему — мелькают среди ветвей прямоугольные контуры чего-то рукотворного.

— Люди! — из горла сам собой вырвался этот сиплый крик, и Ветров бросился вперед.

Шорох леса ответил на его крик. Проскакав метров пятьдесят, вырвался участковый на большую прогалину. Людей не водилось здесь, и не было жилья — над короткой и чахлой травой сиротливо высился серый, растрескавшийся монумент. Когда-то давно установили на монолитном постаменте высокую стелу, под которой в скорби склонила голову скульптура солдата, обняв кладбищенский крест. На стеле раньше была советская звезда, но она от времени обвалилась и валялась под постаментом грудой камней. От местных Ветров уже слышал, что в лесу есть памятник погорелым Чижам — деревушке, от которой в сорок первом фашисты оставили одно пепелище.

Ну, молодец, Ветров — нашел деревню. Да, до сорок первого года тут была деревня. А сейчас — только эта аляповатая советская статуя, да из грязи на прогалине выглядывают замшелые остатки неких кирпичных стен да кривые, щербатые обломки плит — такие же замшелые.

Ветров вдохнул сырой воздух — землей пахнет, грибами. Торфяники остались позади, и это хорошо, он спасся от ядовитого дыма. Ветров еще раз проверил телефон. Да, «сто двенадцать» можно позвонить. Но заряда почему-то всего девять процентов осталось, и уже мигает красная лампочка, хотя из опорного пункта Ветров выходил с полной батареей и толком никому не звонил.

Равномерный, глухой гул Ветров услышал, когда снова набрал «сто двенадцать». Такие звуки и не издают телефонные трубки — либо гудки, либо робот говорит. Интересно, к памятнику Чижам туристы ходят? Хорошо бы тут был какой-то маршрут.

***

Ветров вновь превратился в Тесея — вязал полоски, да шел в одном направлении. Кажется, лес начинает редеть — и деревья уже не такие толстые, и травянистых прогалин больше. Всмотрелся Ветров в даль — и накатил на него дурацкий щенячий восторг: различил он в мареве деревенские хаты. Все равно, что за село: Нижинцы, Сорочанка, или этот «Бандерлог» — там люди, которые дадут ему воды и помогут попасть в Красный Партизан.

— Эге-ге-ге-геееей! — заорал что было мочи Ветров и помчался вперед, через прогалину, прямо к хатам.

Казалось, что они близко, однако Ветров уже запыхался, а не добежал. Отдышавшись, пошел он шагом, зорко всматриваясь в горизонт. Но чем ближе подходил — тем размытее казались хаты, неясные какие-то…

А пройдя еще метров двести, Ветров понял: нет тут села — шумят впереди незнакомые березы, клонятся, будто на сильном ветру. Хотя там, где застрял участковый — мертвый штиль и тишь. Нужно поворачиваеть назад, находить свои метки и опять идти в другую сторону. Но Ветров больше не захотел кружить.