Избавь-трава

И чуть в крысоловку не угодил — у самого ботинка валялась она в ожидании крыс.

— Да, черти! — ругнулся участковый, осознав, что он в комнате один, если не считать трупа. Просто неудобный сон с кошмарами еще и галлюцинации притащил…

И тут в глаза бросилось что-то светлое на полу, Ветров автоматически перевел взгляд. Поодаль от крысоловки лежали на вышитом полотенце детские косточки — так же плотно увитые гибкими стеблями синих колокольчиков. Только теперь стебли стали толще, длиннее, и мерзко извивались десятками маленьких змеек. Новые и новые колокольчики распускались на стеблях, они выползали из глазниц, заплетая череп все гуще — с таким же стрекотом, как слышал Ветров на Ведьминой поляне.

— Ах ты ж, нечисть! — выплюнул Ветров, мгновенно навел на дрянь пистолет и спустил курок.

Щелк! — пистолет и не подумал стрелять, но Ветров давил курок снова и снова. Осечка за осечкой — в пистолете громко скрежетало, клацало, но участковый не смог сделать ни одного выстрела.

— Ну, и что ты встал? — скрипнул недовольный голос Аггеича, заставив Ветрова обернуться и вскинуть пистолет.

Старик прямо перед Ветровым стоял и опирался на любимую свою метлу. Его котячий глаз сверкал, как у кота, а человечий был неразличим во мгле.

— Получай, гадина!!! — заорал Ветров и снова принялся исступленно давить на курок, однако пистолет все равно давал осечки.

Обессиленный, потный, Ветров опустил пистолет, тяжело дыша. Старик хохотал хриплым филином, и сквозь его гадкий смех участковый услышал грохот костей.

Нечто ледяное и твердое коснулось его руки — робко сначала, но потом ткнуло неприятно, навязчиво, будто бы палкой. Участковый точно обмер от страха — спина покрылась мурашками, он ни шевельнуться не смел, ни взглянуть на того, кто его потрогал. Во вспотевшую ладонь Ветрова точно протиснулась замерзшая детская ручка — и сжала так, что стало больно.

— Мама, — громко всхлипнули у него под боком. — Мама…

Участковый стоял ни жив, ни мертв, пялился перед собой в темноту, на Аггеича. Спина совсем отнялась, желудок корчился в мучительных спазмах. Он не может выдержать этот ужас… Сердце колотилось с бешеной скоростью, вызывая одышку.

— Неужели, не видишь, что Инга свою душу отдала за ребятенка — вместо тебя? — Аггеич укоризненно покачал головой, пропустив мимо смертельный страх Ветрова. — Да, это я виноват — приходила она ко мне с пацаненком своим. На колоду его положил, в баню отнес — да не судьба, бог повелел отдать. Да плакала Инга-то, ух, как плакала! И я сдуру избавь-траву ей открыл. Знаешь, какова трава-то? От любой беды избавит. Но непростая она трава, недобрая: души человечьи ей нужны, чтобы помогла! Мне души нужны, чтобы трава помогла! — зло прошипел дед, ухмыльнулся криво и показал острые волчьи клыки. — Последняя душа Инге оставалась — и спасла бы сынка своего! Но ты полез, эх, ты!

Аггеич еще раз покачал головой, взмахнул метелкой и потянулся прочь, даже и не взглянув на полуобморочного Ветрова. Детская ручка в ладони участкового быстро теплела, обретала жизнь и мягкость. Ветров не выдержал — подкосились его ноги, и рухнул он на пол, скорчился, подтянув колени к подбородку. Страх задавил в нем все — участковый лежал и плакал, как безумный.

— Николенька, пойди сюда, — позвал дед, остановившись в дверях, и мальчишка послушно побежал к нему, перескочив скорчившегося Ветрова.

Аггеич обнял его, накрыв свиткой, и снова зыркнул на участкового.

— Последняя ночь сегодня была, — вздохнул он, кажется, сожалея о чем-то. Ему все равно было, что Ветров не слушает его и не слышит: химородник говорил сам себе:

— Пришлось Ингину душонку прихватить, чтобы Николеньку выручить, бо твоя — никуды не годная, дырявая! Мне нужен ученик: старею, надобно бесовскую душу передать. Пошли, Николенька!

Николенька с порога оглянулся — один глаз у него густо-синий, как колокольчики, а второй — такой же, котячий, как у Аггеича.

— Не оглядывайся, Николенька, — прошептал дел ему на ухо. — С порога не оглядываются.

Крепко держа мальчишку, Аггеич развернулся и ушел — не оглядываясь — растворился в утреннем тумане за секунду до того, как в комнату влетел Петька, всполошившись воплями Ветрова.

***

Петька потел, а в тесном кабинете собралось столпотворение. На стульях возле его стола восседали важные люди: следователь прокуратуры из Донецка Анатолий Лис, начальник из Докучаевска подполковник Панкратов и сам Игорь Анисимов. Но уже далеко не тот грозный бизнесмен бандитской руки, а серый, присмиревший сморчок с огромной лысиной на высохшей голове. Его глаза были полны глухой тоски, Анисимов теребил заношенный свитер и кричал:

— Да, я психанул, когда узнал, что это не мой сын! Идиот какой, безмозглый осел! Да, у меня никогда не будет своих детей, и я разозлился, когда узнал, что Инга мне изменила! Но потом… У меня, ведь не будет своих детей! — рявкнул он, схватил Лиса за воротник и давай трепать.

— Гражданин! — налетел Панкратов и скрутил Анисимова, оттащив от следователя.

— Запишу вам!.. — начал, было, Лис, однако Панкратов сдвинул брови.

— Продолжайте, Анисимов! — позволил начальник, и Анисимов, присмирев, начал сокрушенно блеять:

— Я вывел часть денег из актива и собрал эти чертовы тысячи евро на лечение сына! Я заказал самолет и забронировал место в Германии! Они смотрели его анализы и сказали, что через пару лет мы забудем об этой проклятой болезни! У меня, ведь, не будет детей, никогда не будет детей! Мне все равно, с кем она спала — это был мой сын! Но Инга сбежала, и я нигде ее не нашел!

— Послушайте, Анисимов! — грозно перебил Лис, потирая свои утонченные прямоугольные очки безупречно белым платком. — Судмедэксперт написал заключение, что труп Инги успел мумифицироваться! Значит, она висела несколько месяцев! Кубриков? — он пригвоздил Петьку, и тот совсем скис. Агаповна из «Хозтоваров» видела Ингу живой — она у нее лопату купила. А на следующее утро ее в петле нашли. Какие тут месяца?

— Господи, ща что мне это наказание? — всхлипывал тем временем бывший бизнесмен. — Когда я осознал, что уже поздно, что не найду Ингу — я продал весь мой бизнес, и все деньги инвестировал в лечение раковых больных! А зачем мне все это, когда я один как перст? Кому я передам свое дело? Я не убивал ее…

Только в девятом часу вечера вывалился Петька с работы — как выжатый лимон.

— Слухай, Петюнь, а где твой Ветров? — голос Варюхиной настиг его на пороге опорного пункта. — Жду его, жду…

— Теть Кать… — буркнул, зевая, уставший Петька.

— Да какая я тебе тетя? — возмутилась Варюхина, которая терпеть не могла всего, что ее «старит».

— Катерина Сергеевна, товарищ участковый — того… — пробухтел Петька, закручивая замок. — В дурку, в Донецк отвезли.

Никому не говорил Петька, что Ветров спятил после поездки в Ингин дом. Помолчал о том, что тот сказал в бреду, будто бы знает, где искать пропавших, что бывал на Ведьминой поляне и видел там их всех. Боялся Петька сам ума лишиться — не простой, ведь, химородник Аггеич.