Ближе, бандерлоги!

— Да ну ее нахрен. Фотик у козла видишь? Щелкнет пару раз, а потом, чего доброго, бабахнет репортажик — как мы ее пытались прямо на капоте трахнуть. Как в тот раз, на проспекте...

Беатрис (которой уже вернули паспорт) улыбнулась и выговорила с явным напряжением:

— Мальшики, проблем?

— Ноу проблем, — сказал тот, что держал паспорт Мазура, осклабился: — А вот интересно, в жопу ты даешь? А в рот берешь?

Напарник хохотнул. То ли Беатрис была талантливой актрисой, то ли и в самом деле не знала русского — смотрела чистым, не замутненным взором, с лицом человека, не понявшего ни словечка. «Трудновато ребятам, не без сочувствия подумал Мазур. Вот и выкаблучиваются...»

Омоновец вернул ему паспорт, сделал многозначительный жест — дескать, проваливайте к той самой матери. Беатрис подняла стекло и отъехала.

— Полиция? — спросил Мазур.

— Здешний полицейский спецназ, — сказала Беатрис. — Удивительно, что не стали обыскивать машину полчаса...

— А что, у них это в обычае?

— Ну, они меня прекрасно знают, — усмехнулась Беатрис. — И стараются при первом удобном случае мелко напакостить, как дети малые. Самоутверждаются. За неимением возможности напакостить серьезно. А впрочем... Ты слышал, что недавно разгромили таможни, которые республика выставила на границе?

— Откуда? — пожал плечами Мазур. — Англоязычного канала местных новостей тут нет, а здешним языком не владею, как и русским...

— В общем, республика оборудовала на границе таможни, а их ночью разгромили ребятки в масках. Все за то, что эти самые.

— Весело тут, оказывается, — сказал Мазур как ни в чем не бывало.

— А будет еще веселее, — с загадочным видом улыбнулась Беатрис. — Интересно, что он сказал? Тот, что у тебя проверял паспорт? Судя по улыбочке, какую-нибудь похабщину. Пользуясь тем, что я русского не знаю. Однажды со мной ехал человек, знающий русский, он потом сказал, что эти супермены — ну, не эти, другие, но из того же отряда — несли касательно меня жуткую похабщину...

— Скоты, — сказал Мазур сочувственно.

— Не принимай близко к сердцу, — пожала плечами Беатрис. — Не стоит и сердиться, это они от бессилия...

И в который раз — быстрый взгляд в зеркальце. Ага, сзади снова обнаружилась серая машина — ну, настырные...

— Сейчас проявим пленку, — сказала Беатрис. — Хозяин — человек понимающий, лишних вопросов не задает...

Мазур пошел следом за ней к кирпичной девятиэтажке, где крылечко с красивыми литыми перилами вело к двери, над которой красовалась непонятная вывеска («фотас» — еще понятно, а вот что там дальше пришпандорено — темный лес), а в двух высоких окнах по обе стороны двери — фотографии на разнообразные сюжеты: портреты, пейзажи, виды Старого Города. Мазур постарался запомнить табличку с непонятным ему названием улицы и номером дома — Лаврику любая мелочь пригодится.

Внутри и в самом деле обнаружилось классическое фотоателье, каких хватает от Калининграда до Камчатки — разве что выглядит комфортнее и опрятнее, чем в иных местах. Столик с креслами в углу, стойка темного лакированного дерева, масса фотографий на стенах. Правда, в отличие от иных уголков великой и необъятной Родины, среди них хватает обнаженной натуры. Европейцы, ага. В каком-нибудь Урюпинске могли бы и статью насчет порнографии пришить... а впрочем, черт его знает, при нынешнем бардаке уже ничего непонятно...

Хозяин, молодой, с длинными волосами и аккуратной бородкой (под творческого человека косит, а?) поздоровался с Беатрис как со старой знакомой, радушным жестом указал на кресла, скрылся в задней комнате и вскоре появился с двумя чашечками кофе. Поставил перед ними, вопросительно глянул на девушку. — Отдай ему фотоаппарат, — сказала Беатрис. (Мазур послушался.) И кури, если хочешь, вон пепельница стоит. Все равно минут двадцать ждать, я здесь не первый раз, уже освоилась со сроками, жаль, что у тебя своей фотолаборатории нет. Дело, в принципе нехитрое: химикаты, бутылки, бачки, что-то там еще...

— Да все равно, — сказал Мазур. — Несподручно мне с собой все это таскать, фрилансер должен быть отягощен минимальной поклажей, — он усмехнулся. — Так и убегать в случае чего проще, и не жалеешь потом о брошенном.

— А что, приходилось убегать?

— Ого! — сказал Мазур. — Особенно в Африке... Да и в Латинской Америке тоже. Там бывает особенно весело, когда резко меняют президента — посредством танков и десантников. Тут на пару-тройку дней такое начинается, что иногда едва успеваешь ноги унести...

— Интересная у тебя все же профессия, — сказала она. — А тут — сплошная скука. Политиканы, митинги, вялые интриги...

— Ну, не завидуй, — сказал Мазур. — Зато у тебя есть большое преимущество: тебе не грозит опасность в любой момент лишиться головы...

Ого, мы уже перешли на «ты» — исключительно по ее инициативе. Владеющий английским знает, что «вы» и «ты» там обозначается одним и тем же словом, все дело исключительно в интонации. Ее интонация сейчас несомненно означала «ты».

— Куда это ты так заинтересованно уставился? — спросила Беатрис, проследила направление его взгляда. — А, понятно...

На большом снимке у шеста в красивом пируэте выгнулась стриптизерша, на которой еще оставались трусики. Ну, заслуживающие доверия люди рассказывают, что в Прибалтике и в советские времена стриптиз казали не в каких-нибудь шалманах, а во вполне приличных варьете. Под тяжким гнетом оккупантов страдали, ага, да так красиво, сытно и вольготно, что в России зависть брала...

— А что? — сказал Мазур. — Как профессионал могу оценить: ни тени пошлости, не говоря уж о порнографии. Настоящее искусство, я бы так не смог, у меня работа приземленнее...

— Любишь стриптиз?

— Ну, как любой нормальный мужчина, — пожал плечами Мазур. — Не фанатею, но хороший и красивый посмотреть не прочь. Не извращение, в конце концов...

— Конечно, не извращение, — сказала Беатрис с непонятным выражением лица. И снова тот самый взгляд, заслуживающий лишь нецензурного определения. — Слушай, а почему ты не пытаешься за мной ухаживать? За мной очень многие практически сразу начинают ухлестывать, а уж местные...

— Потому что прекрасно понимаю, какая социальная пропасть нас разделяет. Ты — сотрудница госдепа, пусть и не в высоких чинах, должность здесь занимаешь серьезную. Ая... Со мной все ясно. По меркам моей исторической родины, то бишь доброй старой Англии, это все равно, как если бы конюх стал ухлестывать за благородной леди.

— Дурака ведь валяешь? — прищурилась Беатрис. — А если серьезно.

Мазур пожал плечами:

— Если серьезно — обыкновенный житейский практицизм. Ты в некотором роде принадлежишь к числу моих работодателей. А ухлестывать за работодателями — история с непредсказуемыми последствиями.

— Вот теперь похоже на правду, — улыбнулась Беатрис. Посмотрела нецензурным взглядом и сказала врастяжку: — Так в том-то и соль, что термин «непредсказуемые» может иметь самые разные толкования...

Это было произнесено таким тоном, словно она упрекала: «Ну сколько можно тебе, болвану, намеки делать?»

Дальнейший разговор был чистейшей воды лишь самую чуточку закамуфлированным флиртом. На счастье Мазура, вскоре показался хозяин с высушенной проявленной пленкой и баночкой для нее. Дотошности ради посмотрев негативы на свет, Мазур убедился, что проявлено добротно. Беатрис расплатилась, Мазур сунул баночку в карман, и они вышли.

Едва отъехали метров на триста, далеко позади опять объявился серый «москвич» — здрасьте, давно не виделись... Беатрис пару раз посмотрела в зеркальце, но больше не обращала внимания на навязчивого спутника.

— Нужно прояснить одно обстоятельство, — сказала она уже насквозь деловито. — Пит говорил, у тебя есть канал для надежной переправки пленок за границу, какой-то черномазый с дипломатическим паспортом...

— Он самый, — сказал Мазур.

— А твой агент, где обосновался, если не секрет? Я не пытаюсь вызнать точный адрес, просто — в каком городе?