Страница 92 из 96
— Светлее, чем везде, — сказал похититель, войдя и осматриваясь. — Так, поле, поле, кто тебя усеял мертвыми шарами? — произнес он дальше и задорно прошелся по залу, взял кий номер семь, уже известный нам под именем сталинского, повертел его и, видимо, счел его тем, что нужно. — У вас тут чисто и светло, уютненько, — сказал он и улыбнулся Кутузову, стараясь привлечь его на свою сторону.
Героя нашей повести немножко покоробило, когда он заметил, что пришелец довольно пьяноват, но ему не хотелось отпускать его, тем более что тот спросил, нельзя ли сыграть партейку-другую, и маркёр Кутузов скрепя сердце согласился играть с нетрезвым соперником. Сверкало в центре пирамиды позолоченное число четырнадцать, чуть облупившееся, но не утратившее своей красоты. Копье седьмого кия нацелилось на биток, чуть помедлило, нанесло удар — началась партия, обычная американка, каких сыграно было в этой бильярдной тьмы и тьмы.
Изощренное мастерство Кутузова поначалу куда-то исчезло, уступив место вежливости, которую Кутузов, как обойденный внимание судьбы, оказывал счастливчику. Коим образом тому удавалось забивать шары, объяснить трудно — соперник Кутузова шатко стоял на ногах и с некоторым затруднением бил по шарам; но в нем дышало некое озорство, которое, как знает всякий бильярдист, может энное время удерживать бильярдного дилетанта на плаву. В конце первой партии сопернику маркёра удалось довести счет до семи против пяти, он торжественно напевал что-то, но тут хладнокровие все увереннее стало возвращаться к Гектору Ивановичу, и он очень точно положил в дальнюю лузу позолоченный четырнадцатый шар. Правой рукой твердо сжимая кий, он завел его за спину, потому что только так можно было закатить неудобно стоящего свояка, и из-за спины послал шар в лузу, сравняв счет. Руке Гектора Ивановича сделалось как-то особенно тепло и приятно, как всегда бывает, когда возвращается уверенность в своих силах, но следующий шар он не смог забить. Потрясал кием И виста Жульянова соперник, заводился, мурлыкал что-то вроде «мы тоже кое-что могем», но не смог забить удобнейшего свояка, и Гектору Ивановичу ничего не оставалось, как довершить партию.
Он не предполагал играть вторую, но соперник почему-то преисполнился уверенностью, что его проигрыш — случайность, что он запросто обыграет маркёра во второй партии и даже предложил теперь играть не просто так, а на бутылку коньяка. На бутылку так на бутылку — Кутузов, вопреки своим принципам, согласился и стал устанавливать пирамиду, покуда противник закуривал, продолжая что-то напевать. Гектора Ивановича почти не смутило предложение играть на интерес, он даже согласен был проиграть пару партий, а потом ловко отыграть все проигранное, а может даже оставить ему в утешение одну недоотыгранную бутылку. Жизнь приучила Кутузова смотреть на соперников подобного рода не как на объект добывания денег.
Умышляя быстрей и решительней выиграть вторую партию, гость сильным ударом разбил пирамиду (это право Гектор Иванович великодушно уступил), и ему повезло — один шар сам собою закатился в угловую лузу. Места вокруг стола было достаточно, но противник зачем-то резко надвинулся на Гектора Ивановича, выбирая шар для следующего удара, и наступил маркеру на ногу, а вместо извинения пропел, прицеливаясь:
— На теле прекрасном твоем ожерелья и бусы…
Ища, куда бить, он явно не сомневался, что без труда свалит еще один шар, но, ударив, промахнулся и удивленно хмыкнул. Для Кутузова на столе осталось сразу три удачно вставших шара. Верных три удара — и обреченные шары затрепетали в лузах.
— Ударов вам не занимать, — снисходительно пробурчал соперник и, когда до него дошла очередь, пропел вторую строку блатной песни: — Но в сердце холодном твоем царит пустота…
У него случился кикс, шар прокатился несколько сантиметров, никого не задев, и пришлось выставлять на стол единственный забитый. Героя нашей повести охватила жалость, но он ничего не мог с собой поделать. Все его существо закипело в предвкушении блестящей победы. Тело превратилось в мощное и точное орудие для забивания шаров, и он быстро забил еще три шара, отбрасывая соперника в состояние легкого шока.
— Доспех мой украшен узором, а волосы русы… — пел бедняга и снова промахивался; лишь в конце партии ему удалось забить шар престижа и проиграть со счетом восемь — один. Покрывал уже его лоб тонкий слой холодного пота, и Гектор Иванович с удовлетворением это отметил. Медноковный ярлык фабрики Шульца несколько минут занимал воображение гостя, помогая ему немного остынуть и прийти в себя; затем гость с вызовом предложил играть третью, причем подчеркнул — дабы выявить, кто же все-таки играет лучше.
Пышный — вот эпитет того удара, коим Гектор Иванович разбил пирамиду. Который уж год он играл в бильярд, но ни разу в жизни не было так, чтобы сразу четыре шара закатились после первого удара, и Кутузов не удержался, чтобы не посмотреть прямо в лицо соперника победоносно и уничтожающе. Похитил мою девушку-мечту, так получи ж за это! Он и пятый шар положил и только тогда дал поиграть гостю. Мощь Гектора Ивановича сбила с того большую часть спеси, бедняга стал тужиться, пыжиться, но ничего не получалось. Одолевши с большим трудом два поставленные почти в самую лузу шарика, он уступил в третьей партии восемь — два. Патрокла убивший Гектор Приамович не знал великодушия и милости к побежденным, в отличие от своего тезки, Гектора Ивановича Кутузова, который тотчас по окончании партии предложил на сем остановиться, а про проигранные две бутылки коньяка забыть, но гость нахмурился:
— Там, где я вырос и возмужал, такие вещи не позволяются, — изрек он грозно, после чего приказным тоном объявил, что сейчас состоится решающая партия, в которой ставкой будет не одна, а сразу три бутылки коньяка, и либо он полностью отыгрывается, либо выставляет «пяток пузырей».
Лишь пять минут длилась эта головокружительная партия. Где бы ни стоял шар, Гектор Иванович умудрялся ловко подцепить его и препроводить куда надо, а сопернику в этой партии не удалось забить ни одного шара. Выю склонивши, взирал он горестно, как Кутузов забивает изящнейшие дуплеты и абриколи, а сам полностью утратил бильярдоспособность, скис, насупился и засопел, у него не получались никакие удары, он киксовал, не попадал вообще никуда, и после позорных промахов ему нечего было выставлять на стол — его полочка зияла пустотой, как кусок беззвездного неба. Ключи от номера выпали у него из кармана — он даже не заметил, пока сам не наступил на них. С бедняги полностью схлынуло былое удальство. Раменами могучими поигрывавший поначалу, он теперь повесил плечи, и они будто сдулись у него.
— Связуют нас невидимые узы… — продолжал он все еще напевать длинную и нелепую песненку о прекрасной девушке с холодным сердцем и благородном рыцаре, добивающемся от нее ответного чувства. Гортани его явно не хватало нескольких глотков спиртного, чтобы хоть немного вернуть певческую силу. Часть песни вообще утонула в мычании, а последние слова совпали с последним шаром, забитым Кутузовым.
— Обнажалася ты перед ним! Место наше возле параши, — тихо пробормотал гость, видимо, под влиянием приблатненного мотивчика песни; затем пронзительным взглядом посмотрел на соперника и спросил: — Где будем завтра пить коньячелло?
Гибель, неотвратимая, страшная, нелепая, вдруг разверзлась перед Кутузовым в этом пронизывающем взгляде врага. Душе стало томно, душа затосковала в четком бильярдном предчувствии, что шар, пущенный соперником наугад, провалится в бездну и гибель его неизбежна. Неизбежна! Там, высоко в звездном небе, уже извлекли из лузы шар Гектора Ивановича Кутузова и, назвав его имя, отчество, фамилию и номинал, поставили на нужную полочку, а здесь, на земле, маркёр Кутузов еще лепетал, что можно будет посидеть и выпить коньячку после одиннадцати вечера здесь же, в бильярдном зале, или в его каморке, и обиженно ворчал, когда гость спросил, нарочно ли Гектор Иванович продувал в дебюте первой партии, дабы заманить дилетанта и обчистить в пух и прах. Налетевши на вконец разобиженного маркёра, враг стал пожимать ему руку и уверять, что так и нужно было проучить спесивца — «а то я деловой такой прикатил!» — артистично расчувствовался, узнав, что маркёра зовут Гектором, и назвал свое имя, а также сообщил, что по профессии он дилер, а по совместительству — спонсор. Копьем сталинского кия он бессмысленно тыкал в оставшиеся на столе шары, и тут Гектор Иванович совершил главную ошибку: предложил врагу взять у него несколько уроков, искренне обещая научить крутить винты и делать правильные подрезки. Ахиллес вновь смерил Гектора испепеляющим взглядом. Поразил вновь, как в первый раз, до глубины сердца поразил Гектора Ивановича этот бездонный, губительный взгляд ночного гостя. Приамида, красу и гордость Трои, сына Приама и Гекубы, мужа Андромахи, брата Париса Александра и деверя прекрасной Елены Аргивской, дилер и спонсор Толик из Комкомбанка обливал полным презрением.