Страница 23 из 37
В Петербурге Тертий Иванович образовал из своих чиновников выдающийся церковный хор, обслуживавший домовую церковь Государственного контроля на Мойке. Этот же хор пел светские песни, народные и лучших русских композиторов. Среди чиновников особых поручений имелись специалисты по собиранию песен. И командируя их по делам службы по России, Тертий Иванович обязывал их попутным собиранием песен. Злые языки уверяли, что чиновники Тертия Ивановича никакими контрольными делами в поездках не занимаются, а за счет командировочных кредитов только и делают, что собирают песни. Это, конечно, было не совсем так. Но если бы оно так и было, то именно в этом заключалось бы наиболее целесообразное использование командировочных контрольных сумм. Песня росла и множилась во славу никем другим, кроме Тертия Ивановича, в ту пору не поддерживавшегося старинного русского вокального искусства. А мертвенные дела об 1 р. убытка от боя казенной посуды и им подобные прекрасно справлялись и местными органами контроля. Для подталкивания таких дел командировок не требовалось. Деньги на командировки бросались бы всуе. А тут за счет тех же средств, хотя и не по назначению, получалась польза непосредственная и немалая.
Тертий Иванович был вообще выдающимся меценатом русской музыки. Достаточно основательно забыто, что в нужную минуту именно он поддержал и своими хлопотами довел до возможности осуществить большое дело талантливого творца великорусского оркестра В. В. Андреева. Помнится, как Андреев только начинал свою блестящую артистическую карьеру, выступая в первом балалаечном трио в «Аквариуме»[109]. Какое это было маленькое, хрупкое начало, как бы талантлива ни была игра исполнителей. Но сколько надо было преодолеть предвзятости, сколько шумного невежественного презрения к балалайке, пока дело оказалось достаточно оценено. И трудно сказать, как бы сложились обстоятельства, если бы не вмешательство Тертия Ивановича.
Но Тертий Иванович умело выдвигал и других талантливых артистов. Многие известные певцы обязаны ему поддержкой при их первых, наиболее трудных шагах артистической карьеры, в их числе Ф. И. Шаляпин. Затем следуют не столь крупные имена – Мравиной, Яковлева, Майбороды, Морского и др. Всех не припомню, но знаю, что выдвинутых Тертием Ивановичем русских артистов было много. Названных же лиц у Тертия Ивановича я встречал. У него же встречал незабываемого артиста-рассказчика И. Ф. Горбунова, композитора Балакирева, известного пианиста Гофмана и др.
Помню я прекрасные артистические вечера Тертия Ивановича. Бывали вечера случайные. Но раз в год уже обязательно справлялся вечер 4-го января в день «сорока мучеников», на который приходились именины хозяина. Прекрасная казенная квартира государственного контролера на Мойке близ Синего моста пленяла чисто семейным уютом, чуждым всякой официальности. Чувствовали себя съехавшиеся к Тертию Ивановичу гости на редкость свободно и непринужденно. Вечер сразу начинался с концерта выступавших солистов. Следовали рассказчики, потом Андреев с ансамблем избранных артистов великорусского оркестра. «Фавн», «Грезы», «Воспоминание о Гатчине» сменялись в череде упои тельных мелодий. Повсюду велась оживленная беседа. Настроение было неизменно веселое и приподнятое. Ужинать садились в двух смежных залах, соединенных аркой. В одном за особым столом располагался хор Государственного контроля, и с места лилась чарующая песня. Помнится дивное исполнение серенады Апта «Ночь сошла на землю». Пел прекрасный тенор Крылов, однокашник мой по Ярославской гимназии. А хор аккомпанировал. Оркестр человеческих голосов и сольный богатый тенор создавали впечатление незабываемое. Пели и всевозможные застольные песни. Только наступившее утро разгоняло гостей. И не хотелось уходить в мглистые серые будни с яркого, насыщенного песнею праздника.
В ту же примерно пору несравненный художник-рассказчик Иван Федорович Горбунов привлекал (к сожалению, слишком редкими выступлениями) ценителей своего таланта в другой салон – приятеля артиста сенатора Александра Дмитриевича Свербеева.
Александр Дмитриевич, приходившийся мне дядюшкою в весьма отдаленной степени родства, к тому времени, когда обосновался в Петербурге, на Фурштадтской ул<ице>, был уже давно одинокий человек, покинутый женою, вышедшей замуж за бывшего императорского посла в Мадриде Шевича. Были у А. Д. от нее дети – сын и дочь, люди исключительно бесцветные. Но и они давно вышли из родительского дома, жили каждый своею жизнью в провинции и только изредка посещали отца[110]. Отсутствие семьи А. Д. восполнял экспансиею общественных отношений. Сам повсюду бывал. И всячески привлекал к себе родственников, друзей, просто знакомых и в большом количестве родственную и знакомую молодежь – молодых чиновников, офицеров, студентов, правоведов, пажей, юнкеров. К нему охотно собирались на его воскресные завтраки, четверговые обеды и почти ежедневную вечернюю чашку чая. Преобладала собственно молодежь, устроившая себе у добродушного А. Д. даровой веселый клуб, место встреч с друзьями, своего рода сходбище для сговора о дальнейших выступлениях в местах общественных увеселений. Распоряжалась молодежь у А. Д. как у себя дома, заказывая блюда для следующих завтраков и обедов и истребляя в неимоверном количестве подававшееся дешевенькое удельное вино. Посещали А. Д., однако, и солидные, видные люди, с крупным служебным и общественным положением, аристократические дамы, начинающие артисты. Создался салон, имевший и политический оттенок – солидный легитимизм, умеренная либеральность воззрений, выдержанный юмор в критике действий и лиц. Приносились и обсуждались все последние новости. В Петербурге в так называемом «обществе» мало кто не знал А. Д. и хотя <бы> раз у него не побывал. Его гостеприимство, его салон памятны и поныне[111].
Все и вся по захватывающему интересу покрывали у А. Д. обеды с незабвенным Иваном Федоровичем Горбуновым. Это был сплошной, непрерываемый художественный рассказ. Иван Федорович начинал «рассказывать», еще снимая шубу в передней, куда мы гурьбою устремлялись ему навстречу, и тут же начинался неизменно аккомпанирующий горбуновские рассказы дружный, раскатистый смех. Рассказ продолжался и за закускою. Первая рюмка водки служила темою для эпических рассказов о русском пьянстве. Иллюстрировали их бесподобные жесты и мимика артиста: как он брал рюмку со стола, как любовно рассматривал содержимое на свет, как приподносил рюмку ко рту, как ее опрокидывал, проглатывал водку и какую изображал при этом красноречивую, полную содержания и юмора гримасу. Потом переходил на другие бытовые темы.
Горбуновских рассказов в письме и в печати не воспроизвести. Это не удалось и исключительному таланту А. Ф. Кони. Изданная им запись этих рассказов передает их крайне бледно[112]. Рассказы Горбунова нужно было слушать. Чтение без горбуновской мимики, интонации, высоко художественного воспроизведения разных голосов, даже звуков (напр<имер,> перезвон московских колоколов в известной горбуновской передаче) дает лишь слабое отражение горбуновского творчества. От закуски шли к обеденному столу, и рассказы широкою рекою лились до самого конца обеда. Уже кофе остывал в чашках, а Иван Федорович все не умолкал. Болели челюсти от смеха. Но хотелось слушать еще и еще, без конца. Рассказы оканчивались только когда захлопывалась парадная дверь за уходившим Горбуновым.
Насколько хорошо чувствовал я себя у Тертия Ивановича Филиппова в его домашней обстановке, обласканный и им, и его сыном, и неизменно любезно встречаемый невесткою Верою Мстиславовною, урожденною кн<яжною> Голицыною, граф<инею> Остерман, – настолько мне нетерпимо скучно служилось в возглавлявшемся Тертием Ивановичем ведомстве.
109
«Аквариум» – увеселительный сад с рестораном в Петербурге, существовавший с 1886 г. по 1920-е гг. по адресу: Каменноостровский пр., 10.
110
Женой А. Д. Свербеева была Вера Федоровна, урожденная графиня Менгден, от которой он имел сына Дмитрия и дочь Зинаиду.
111
Описывая салон А. Д. Свербеева, его внук князь К. Н. Голицын вспоминал: «Начиная с осени и кончая весной регулярно дважды в неделю на Фурштадтской собиралось многолюдное общество. Приходили сослуживцы сенатора, друзья, знакомые, родственники, состоявшие с ним в разных степенях родства или свойства. Рядом с солидными мужчинами и дамами совершенно непринужденно и весело чувствовала себя молодежь – внуки сенатора и их товарищи по Училищу правоведения или по Морскому корпусу». Посетителями салона А. Д. Свербеева были контр-адмирал Свиты его величества М. М. Веселкин, А. Ф. Кони, А. В. Кривошеин, барон А. А. Медем, личный секретарь императрицы Александры Федоровны граф Я. Н. Ростовцев, а также отец мемуариста, князь Н. В. Голицын, являвшийся в 1916–1917 гг. директором Петербургского и Главного архивов МИД, и др. Особую группу посетителей образовывали учащиеся Академии художеств и Петербургской консерватории, которым А. Д. Свербеев оказывал покровительство (Записки князя К. Н. Голицына. М., 1997. С. 47, 48, 51).
112
Cм.: Кони А. Ф. Собрание сочинений. Т. 6. М., 1968. С. 228–239. Сведения о других публикациях, в т. ч. существовавших на момент создания записок В. Б. Лопухина, см.: Там же. С. 563.