Страница 4 из 9
Рюмкин. Как бы вам сказать… Не ушли еще люди, которые всё это помнят, а значит – смотрят, приглядывают.
Толоконников. А уйдут?
Рюмкин. А уйдут – мы будем помнить.
Гончаров. А как вы думаете, Мстислав Романович? Если всех людей без исключения в детстве привязывать к партам и кормить их отборной поэзией и музыкой, станут они жрать друг друга, когда подрастут?
Мстислав Романович. Если привязывать…
Гончаров. По-моему, станут. Что же будем делать? Смотреть, приглядывать за танковыми войсками? Играть по абонементам и писать по подписке? Пора бы уж всё это… решить. Время какое-то… дрожащее. Как марево. А в мареве – то ли шлемы, то ли тюльпаны, то ли тарелки летают…
Толоконников. Вот видите, Георгий, люди искусства наш разговор по-своему видят. Образы у них сразу… рождаются.
Тереза. Нет, Петр Иванович, он хорошо сказал о мареве. Действительно, понятия сейчас как-то размываются, да?
Рюмкин. Понятия не могут размываться. Это представления размываются, представления о предметах и идеях.
Гончаров. Ну вот, и последний штрих. Полотно готово. Коллективный портрет эпохи.
Толоконников. Ох, и большие вы любители пошутить. Все у вас шуточки, смешки, все вы недоговариваете, петляете, как специально. Как вот это понимать – полотно готово? Как?
Гончаров. Это в том смысле, что очередной цикл нашего разговора завершен.
Толоконников. Ах, как гладко! Р-раз – и поставил всех на место!
Тереза. Два, и три, и четыре, и пять! Я иногда думаю – почему мужчины совершенно забывают о присутствии женщин? И мне кажется, что мы сами виноваты, сами слушаем эти разговоры, делаем умные глаза и сами же страдаем, когда нас начинают принимать за что-то такое… в очках и в гольфах. Петр Иванович, вот от вас я, честное слово, не ожидала!
Толоконников. Виноват. Каюсь, солнышко!
Рюмкин, стараясь сделать это незаметно, выходит из комнаты.
Рюмкин. Женя, можно тебя на минутку?
Женя (выходя в прихожую). Что?
Рюмкин. Я должен попрощаться и… попросить прощения. Не надо было мне приходить.
Женя. Почему?
Рюмкин. Надо идти. Сначала мне показалось, что мой приход… Не знаю, как и выразить… Что он касается одного меня… что я один буду чувствовать себя неловко, это не страшно, но… здесь все так завязывается. Я пойду.
Женя. Завязывается не из-за тебя, Георгий, и об этом даже говорить не стоит. Я пригласила тебя на свой день рождения и отпустить могу одна я. Так?
Рюмкин. Но…
Женя. Ты скажи – так?
Рюмкин. Так.
Женя. И я тебя не отпускаю. Вопросы есть?
Рюмкин. Нет.
Женя. Исполняйте.
Женя идет в кухню, Рюмкин возвращается в комнату. Его встречает взгляд Гончарова, не вопросительный, а скорей оценивающий. Рюмкин в ответ вдруг виновато улыбается и пожимает плечами. Гончаров выходит в прихожую.
Гончаров. Женя!
Женя снова в прихожей.
Гончаров. Что это за воин? Что вообще происходит?
Женя. Это мой знакомый.
Гончаров. Не понял.
Женя. Шел человек по улице. Мимо парикмахерской. Увидел меня и остолбенел. Впервые, заметь, была причиной остолбенения.
Гончаров. Хорошо. Шел я. Мимо цирка. Выходит белый медведь и предлагает лишний билетик.
Женя. Что ты, в самом деле? Просто, понимаешь? просто мне стало очень хорошо. И ничего не было и не будет. Теперь понял?
Гончаров. Теперь понял. Действительно, как просто. Всё очень хорошо. И просто. Шел человек, зашел на огонек, мило посидели и разошлись. Кто с кем.
Женя. Сегодня мне двадцать лет, Боря.
Гончаров. А через год будет двадцать один.
Женя (ласково). Перестань, Боря.
Гончаров. Тубо, Боря. Всё в порядке. Очень мило. Кто с кем.
Входит Тереза.
Гончаров. Тереза!
Тереза. Да? Я здесь.
Женя уходит в кухню.
Гончаров. Ты знаешь, что такое тубо?
Тереза. Ну, представляю.
Гончаров. В переводе с французского означает – на место, Джим. Всё в порядке. Порядок в танковых войсках.
Тереза. Обожаю, когда мужчины ведут внутренний монолог вслух. Они сразу становятся такими сильными и киношными.
Гончаров. Ты не шутишь?
Тереза. А потом они выпивают стакан вина и говорят: «Знаешь, твое лицо мне начинает нравиться».
Гончаров. А если без подколов?
Тереза. Знаешь, я не знаю, где кончаются подколы, а где начинаюсь я.
Гончаров. Знаешь, я мне твое лицо действительно начинает нравиться.
Тереза. Ой!
Гончаров. Что такое?
Тереза. Сердечный спазм.
Гончаров. Я смотрю, с тобой не забалуешься.
Тереза. Да, Борис, со мной не забалуешься.
Второе действие
Обстановка та же. Прошло три года. Осень. Толоконников и Мстислав Романович сидят в креслах. У Толоконникова больной вид.
Толоконников. Так ты говоришь – Вологда… Так-с… Областной центр… У меня в Вологде… нет, не было у меня знакомых из Вологды… Из Волгограда был один, а из Вологды… Химический элемент, пять букв, первая «к», третья «л»… А?
Мстислав Романович. Калий.
Толоконников. Правильно, калий… И откуда ты все это знаешь, просто страшно за тебя становится. А вот спутник Марса, а? Шесть букв. Здесь-то ты, брат, сядешь.
Мстислав Романович. Деймос.
Толоконников. Ну-у… (откладывает кроссворд). Что читаешь?
Мстислав Романович. Историю дипломатии.
Толоконников. Это еще зачем?
Мстислав Романович. Интересно.
Толоконников. Нет, неинтересно. И про историю дипломатии неинтересно и про спутники Марса. Про себя интересно. А про тебя неинтересно. Живешь ты рядом двадцать пять лет, и ум у тебя есть, и эта, как ее, доброта, а вот нет в тебе яркости. Бывает, гибнет человек, пламенем должен гореть, ведь последние витки делает, а не может он зажечься.
Мстислав Романович. А о себе ты что думаешь?
Толоконников. Я всю жизнь горел. Я и в танке горел, и с планом горел, да и в семейной жизни горел, как тебе известно. А вот вы, Мальчевские, гореть не можете.
Мстислав Романович. И нравится тебе твоя горящая жизнь?
Толоконников. Мне? Нравится. У меня каждый год в памяти. А ты можешь хоть один вспомнить?
Мстислав Романович. А ты как думаешь?
Толоконников. Не можешь. Да что там год! Вот есть люди тридцатых, сороковых, пятидесятых, шестидесятых, в конце концов, годов. Я, например, человек пятидесятых. А ты? Ты без времени. Сам себя-то к кому причисляешь?
Мстислав Романович. А зачем меня куда-то причислять? Причислить можно станок или грузовик. А человек живет по-разному. Иногда и по законам каменного века.
Толоконников. Снова ты виляешь, я не знаю. Ну, какие тебе люди ближе, с кем ты нашел бы общий язык?
Мстислав Романович. Со свободными.
Толоконников. Это еще что?
Мстислав Романович. Как тебе объяснить… Свободный человек не тот человек, который пользуется абсолютной или относительной свободой. Свобода – это широта и независимость кругозора.
Толоконников. Снова ты… Я ему про Фому, а он мне про Ерему. Ты когда оформился, как человек?