Страница 5 из 113
Зимер побледнел.
Теперь от этого не отвертишься.
Нобелевский лауреат и Кессельринг{28}.
Как бы господин Фридеман ни гордился сейчас своим достижением — нет ничего хорошего в том, чтобы великий писатель и отставной генерал-фельдмаршал оказались под одной крышей. Это наверняка приведет к нежелательной напряженности, к опасности, что они увидят друг друга, быть может, даже к чудовищной встрече: если, к примеру, эмигрант и бывший главнокомандующий немецкими войсками Юго-Запада{29} одновременно войдут в лифт, на сколько-то минут утратив возможность уклониться друг от друга. Обменяются ли они тогда весьма щекотливыми репликами? Или сразу перейдут к действиям? Последнее — между двумя пожилыми господами — едва ли возможно. Такая встреча — один из наихудших факторов риска для пользующегося заслуженной репутацией отеля. Правда, нобелевский лауреат, как известно, на протяжении всей жизни поддерживал контакты с самыми высокопоставленными лицами: его принимали главы правительств, даже американского, и Папа. Однако встреча с Альбертом Кессельрингом — одним из считанных обладателей Рыцарского креста Железного креста с Дубовыми листьями, Мечами и Бриллиантами{30} и планки «Бомбардировщик» Люфтваффе, который время от времени останавливается в «Брайденбахер хоф», была бы совсем особым случаем, скандалом. Есть все основания полагать.
Альберт Кессельринг командовал воздушными флотами. Этот преданный партии нацист координировал действия бомбардировщиков «Хейнкель» и «Фокке-Вульф» — «зажигалок Рейха», как он их называл, — которые обращали в руины и пепел, отчасти посредством «ковровых бомбардировок», Варшаву, Роттердам (а ведь сейчас в отеле проживают голландки!) и Лондон. Когда численность немецких самолетов и летчиков уменьшилась в разы, Кессельринг развернул свою деятельность на итальянской земле. После покушения в Риме, совершенного партизанами, по приказу генерал-фельдмаршала недалеко от этого города, во рвах, были убиты выстрелом в затылок несколько сотен итальянских заложников{31}. Еще в весенние месяцы перед окончательной катастрофой этот военачальник — наедине с фюрером — обсуждал дальнейшие стратегические планы… В ходе сенсационного процесса против Кессельринга, который состоялся после войны, в Венеции{32}, получили подробное освещение совершенные им злодеяния или преступления. Смертная казнь была заменена пожизненным заключением, но генерал-фельдмаршала освободили досрочно{33}. По состоянию здоровья. Его поздний приказ — несмотря на внезапное упрямство Папы, не пожелавшего покидать Ватикан, сдать Рим союзникам без боя{34} — вызвал у многих симпатию к фельдмаршалу, хоть он и был подлинным «бичом Италии»{35}. В прессе началась кампания с требованием «Свободу Кессельрингу!»{36}, и всего пару лет назад в газете «Франкфуртер алльгемайне», номера которой и сейчас выкладываются в холлах отеля, появилась статья о генерал-фельдмаршале, озаглавленная «Невиновных нельзя амнистировать»… Ведь в разорванной на части Германии осталось не так уж мало людей, не желающих, чтобы у них отняли еще и последних героев… Но значит ли это, что господин Кессельринг, получающий, между прочим, неплохую пенсию, теперь должен стать председателем возрожденного союза фронтовиков «Стальной шлем»{37}, готовить к публикации мемуары под названием «Солдат до последнего дня»{38}? Может быть, судьи уже сожалеют, что из-за заболевания раком освободили этого человека от тюремного заключения. Сам же Альберт Кессельринг по-прежнему улыбается, он улыбается всегда, даже когда получает ключ от гостиничного номера. «Улыбчивый Альберт» — так называли его англичане и американцы. Главнокомандующий немецкими войсками Юго-Запада, страдающий дефектом лицевого нерва, наверняка улыбался даже тогда, когда отдавал приказы о массовых казнях.
Они в каком-то смысле образуют безупречную супружескую пару — Альберт и Паулина Кессельринг. Он меньше, чем она, скупится на чаевые. Выпивая у барной стойки виски, бывший генерал-фельдмаршал — естественно, давно сменивший военную форму на гражданскую одежду — охотно болтает с господами, владеющими прокатными цехами, доменными печами и станками, от которых много лет назад он получал надежные моторы для пикирующих бомбардировщиков «Штука». Обменявшись корректными поклонами, они расходятся… похоже, с тяжелым сердцем. Им, наверное, теперь не хватает боеспособных армий и штурмовых групп.
Зимер благодарен судьбе за то, что гарантировать мир в их заведении должен, в конечном счете, не он, а директор отеля. Всемирно известный гуманист — и предводитель «Стального шлема», не усвоивший никаких уроков истории: в одном городе, под одной кровлей… Кошмар! Случайно столкнувшись с убийцей римских заложников, писатель может, не сходя с места, попросить упаковать его вещи и с возмущением покинуть Дюссельдорф. Еще до своего столь важного для города выступления. Немыслимый скандал… Нобелевский лауреат бежит из прибежища фашистов! Директора Мерка необходимо проинформировать… чтобы он принял превентивные меры. Мировая пресса следит за Германией. Могильщик собственного отечества, отмеченный высочайшими наградами, и другой человек, воплощающий лучшие качества нации, — сидящие в одном помещении, за завтраком: нет, это невозможно. Но ведь нельзя же — ради скорейшего исчезновения предводителя «Стального шлема» и разрядки всеобщей напряженности — просто положить Кессельрингу, возле его стаканчика с зубной щеткой, капсулу с синильной кислотой… Отель это не суд чести. Некоторые из покровителей и боевых товарищей Кессельринга вовремя самоустранились… Почему же этот исполнитель воли Третьего рейха до сих пор остается во враждебном ему мире, не допустившем окончательной победы «немецкой сущности»? Запятнанный кровью именитый пенсионер, если смотреть на вещи в такой перспективе, кажется загнанной в угол мелкой сошкой…
— Что случилось? — робко спрашивает господин Фридеман.
— Фрау Кессельринг, кажется, однажды уже отказывалась от номера?
— В прошлом году они неожиданно передумали, сделав выбор в пользу гостиницы концерна «Флик»{39}.
— Это тоже могло бы быть решением.
— Как, проспите?
— Сейчас главное, чтобы в нашем отеле не было никаких гауляйтеров, спекулянтов, нажившихся на военных поставках, строителей концентрационных лагерей и бывших нацистских юристов, наподобие государственного секретаря Глобке{40}… Такое нам не по силам.
— У нас почти все номера уже заняты.
— Какой афронт!
— Мы что же, должны теперь их всех выселить?
— Отелю так легко потерять репутацию…
Курт Фридеман давно подмечал, что его начальник вникает во многое и даже читает газету, на время вынимая ее из ящика с ячейками, по которым каждое утро раскладывает новую почту. К кружку любителей карточных игр Оскар Зимер наверняка не присоединится. Впрочем, у начальника в любом случае лучше не выигрывать. Иначе, несмотря на ежевечернюю совместную выпивку, поражение может пробудить в нем враждебные чувства. А Фридеман знает, что отнюдь не относится к числу незаменимых работников. И если он иногда, пусть и в скромных масштабах, позволяет себе пожаловаться на коллег из других смен — Грюнлих опять забыл запереть папку с почтовыми марками… Фройляйн Хельга позавчера пришла на работу со спустившейся петлей на чулке…, — то хотя их репутация в результате несколько блекнет, но от этого сам он отнюдь не начинает блистать.