Похищенный

— Спасибо вам, — сказала она и разрыдалась.

Она не знала, сколько проплакала. Скорее всего, прошло лишь несколько секунд, но когда она подняла голову, то увидела, что Риччи, сидящий на коленях у женщины, уставился на нее с раскрытым ртом. С его нижней губки свисала длинная струйка слюны, покачиваясь в нескольких дюймах от рукава дорогого пальто женщины. Именно эта картина и заставила Эмму взять себя в руки.

— Прошу прощения. — Она смахнула с глаз слезы. — Просто мы одни на целом свете, мой мальчик и я. Иногда мне очень трудно… Извините меня, ради бога! Извините. — Она покачала головой. — Вам, конечно, скучно все это слушать. Вы, должно быть, думаете, что я — никчемная мать.

— Какие глупости! — пробормотала женщина. — Вы наверняка испытали ужасный шок.

Она была права. Эмме страшно хотелось прижать Риччи к груди, но у нее дрожали руки, а по щекам по-прежнему ручьем текли слезы. А тут еще и губа начала кровоточить. Она огляделась по сторонам, ища, чем бы ее вытереть. Эта станция метро выглядела гораздо оживленнее, чем предыдущая. Интересно, где они находятся? Она взглянула на табличку с названием, висевшую над сиденьем. Уайтчепел. К платформе подкатил очередной поезд. Две девушки встали с соседней скамейки и направились к открывающимся дверям.

— Хотите салфетку?

Женщина, одной рукой удерживая Риччи на коленях, принялась рыться в сумочке. Очевидно, она принадлежала к тому типу женщин, которые всегда носят с собой чистые салфетки. Разумная, уравновешенная, типичная директриса средней школы. На вид ей было немногим больше сорока. Светлые, подстриженные чуть ниже ушей волосы уложены в аккуратную прическу. Твидовые брюки. Короткое пальто желтовато-коричневого цвета, с меховой оторочкой на обшлагах и воротнике.

— Вот, держите, — сказала женщина.

— Благодарю вас.

Эмма взяла салфетку. Женщина с сочувствием и симпатией наблюдала за ней. Вблизи была заметна паутина крошечных вен у нее на щеках. Несмотря на жемчужные сережки и завитые волосы, ее лицо выдавало человека, привыкшего много времени проводить на свежем воздухе. Оно могло принадлежать садовнику или любителю верховой езды. В детстве Эмма частенько видела такие лица в Бате[1]. Ближе к Рождеству таких женщин можно было встретить повсюду, особенно в уютных закусочных и кафе, где, окруженные пакетами с покупками, они обедали со своими дочерьми. Эмма обслуживала их, подрабатывая официанткой во время школьных каникул.

— Давайте я возьму его. — Эмма вытерла слезы и протянула руки к Риччи. Но тот закрутил головой, прижался к женщине и сунул в рот кулачок.

— В чем дело? — Эмма снова расстроилась. — Ты не хочешь идти ко мне?

Женщина коротко и негромко рассмеялась.

— Думаю, он просто испугался, когда вы крепко обняли его.

— Да, похоже, я сделала ему больно, — встревожилась Эмма. Обычно Риччи никому не позволял брать себя на руки, только ей.

— Это все шок, потрясение. И он просто не понимает, что едва не потерялся. Правда, маленький человечек? — Женщина легонько встряхнула Риччи и наклонилась, чтобы заглянуть ему в лицо. Он молча смотрел на нее, продолжая сосать кулачок. — Ты заставил свою мамочку поволноваться, непослушный молодой человек! — Она перевела взгляд на Эмму. — Он просто очарователен, не правда ли? И такие светлые волосы… А вы, напротив, темненькая. Как его зовут?

— Ричард. Риччи.

— Риччи. Как мило! Наверное, в честь отца?

— Нет. — Эмма отвела глаза.

Женщина не стала развивать эту тему.

— Может быть, воспользуетесь еще одной салфеткой? — Она так странно произносила — саалфеткоой. — Нет-нет, старую отдайте мне. Здесь нелегко найти мусорную корзину.

Она забрала у Эммы промокшую салфетку и сунула ее в сумочку.

— Кстати… — Женщина протянула руку. — Меня зовут Антония.

— Очень приятно. Эмма. Эмма Тернер. — Она пожала руку женщины.

— Где вы живете, Эмма? Далеко отсюда?

— Не очень, — ответила Эмма. — Я живу в Фулхэме. Точнее говоря, в Хаммерсмите.

— Ого, как далеко вы забрались от дома! Может быть, мне проводить вас, поехать с вами в электричке? В таком состоянии вам не следует оставаться одной.

— Ничего, со мной все будет в порядке. Честно.

Это было почти правдой. Эмму все еще била нервная дрожь, но она уже понемногу приходила в себя. Сейчас больше всего на свете ей хотелось остаться одной, собраться с силами и вернуться вместе с Риччи в их квартиру. И тут она вспомнила:

— Ох, моя сумочка! И пакеты. Я оставила их на той станции.

— Боже мой! — воскликнула Антония. — Да вы, милочка, попали в настоящий переплет.

— Со мной все будет в порядке. — Эмма встала. Она что-нибудь придумает. В конце концов, что такое потерянная сумочка? Несколько минут назад она с ужасом думала, что потеряла сына. — Мы с Риччи вернемся туда и посмотрим. Может быть, кто-нибудь нашел их и отдал дежурному.

— Знаете, — заявила Антония, — я уверена, что шансы отыскать вашу сумочку и пакеты очень малы. Может быть, мне подождать, пока вы вернетесь? Вам наверняка понадобятся деньги, чтобы добраться домой.

— О нет! — Эмма пришла в ужас. Мысль о том, что эта женщина подумала, будто она пыталась разжалобить ее, чтобы попросить денег, была очень неприятной.

— Нет-нет, я хочу быть уверена, что вы благополучно доберетесь домой. Вы только что пережили ужасное потрясение. — Антония накрыла руку Эммы своей. — Могу я угостить вас чашечкой кофе?

— Я не вправе… Вы и так столько для нас сделали.

Эмма чувствовала, что настойчивость женщины начинает действовать ей на нервы, и инстинктивно ощетинилась, отгораживаясь стеной холодной вежливости. Она понимала, что с растрепанными волосами и залитым слезами лицом выглядит ужасно. Рукав ее крутки порвался, когда она упала на платформу, и носок кроссовки отстал от подошвы. Антония казалась доброй и приятной женщиной, но сейчас Эмме больше всего хотелось, чтобы ее оставили в покое. Чтобы она пришла в себя, может быть, всплакнула немножко, если в голову придет такая блажь. Она обнаружила, что в последнее время ей все труднее разговаривать с людьми, пусть даже такими милыми и тактичными, как Антония. Которая наверняка думает о том, как можно быть настолько бестолковой, чтобы оставить ребенка одного в вагоне.

— Всего одну чашечку кофе. — Антония наблюдала за ней. — Послушайте, у меня есть идея. Я навещала подругу, а потом мы с мужем должны были встретиться в городе, но, пожалуй, я позвоню ему и попрошу приехать сюда. У него есть машина. И мы отвезем вас домой.

Эмма хотела отказаться. В самом деле хотела. Но при этом она чувствовала себя разбитой и усталой, да и мысль, что кто-то может оказаться настолько добр к ней, выбила ее из колеи. На плечи легла непонятная тяжесть, как будто на нее взвалили нелегкую ношу.

— Хорошо, — согласилась она, и на глаза у нее опять навернулись слезы. — Спасибо вам.

Пока она сморкалась и приводила себя в порядок, Антония встала со скамьи, держа Риччи на руках.

— А я пока займусь этим молодым человеком, — сказала она.

— Он вам не позволит… — начала было Эмма, но Антония уже усаживала Риччи в коляску. И он ничуть не протестовал. Голова его клонилась на грудь, глаза закрывались. Антония застегнула ремни крепления. Похоже, она прекрасно знала, как и что надо делать.

— Готово. — Она погладила Риччи по голове. — Тебе нужно отдохнуть, правда? Бедняжка!

Эмма хотела сама везти Риччи, но Антония уже взялась за ручку. Она быстро зашагала в сторону лестницы, толкая коляску перед собой, и Эмме ничего не оставалось, как поспешить за ними. Платформа была открыта с обеих сторон, над головами у них гулял холодный ветер. Под джинсами саднили разбитые коленки. Как странно не ощущать привычной тяжести в руках, не нести Риччи или сумки. Она чувствовала себя лишней. Слабой и уязвимой. Она предпочла бы взять Риччи на руки, но Антония проявила такую доброту, что было бы невежливо разбудить малыша. Пристроившись рядом, Эмма вглядывалась в лицо сына. Боже мой, боже мой…