Страница 71 из 114
Брат и сестра неважно разбирались в тонкостях политики, но получили неопровержимые доказательства, что колония испанских Бумажников, в предместье Мадрида, разгромлена до основания. За время пути они успели разочароваться в кардинале и его способах управления коллективом и отдали бы всё, чтобы вернуться на родину. Две недели кружили козьими тропами, отстреливались от недружелюбных горцев, и страдали от нехватки питьевой воды.
Зато кончились дожди, оползни и наводнения. Под приветливым солнышком заснеженные вершины мирно дремали, подпирая небесный свод…
Наступил день, когда снова послышалась французская речь. В каком-то, забытом всеми богами селении, удалось обменять умирающих лошадей на более выносливых осликов. Там же встретили небольшую группу завшивевших монахов, счастливо избежавших мясорубки в испанской столице. По их словам, посольство угодило в окружение. Неведомые враги с закрытыми лицами отсекли обозы, а женщин с младенцами, которых Жмыхович превратил в живой буфер, угнали в неволю…
Чем дальше Коваль слушал монотонный перевод пивовара, тем больше поражался человеческой слепоте, мешающей видеть мир дальше соседского забора. Брат и сестра вернулись больше двух лет назад и сразу оказались изгоями. Их презирали свои и недолюбливали чужие. И не нашлось никого, кто спросил бы: ну, как там наши святоши, когда назад намерены?
Станислав за полчаса постарел на несколько лет. Борк, не отрываясь, глядел в одну точку. Рассказа о Великом посольстве он, похоже, даже не слышал. Из его красных, глубоко посаженных глаз катились слезы. Они стекали ручейками по мучнисто-белым щекам, по безволосому подбородку и падали на лысую макушку Фердинанда. Младший сын пивовара тоже надолго замер, положив голову на колени отцу. Потом он встал, запахнул шарф и, придерживаясь о стену, отправился нести дежурство.
Христофор сидел по-турецки, не отходя ни на шаг от спасенной рыжей ведьмы. Они так и не разомкнули рук, с тех пор как встретились. Одежда на бывшей узнице почти просохла, но, несмотря на близость к костру, ее бил озноб. Девушка сидела, нахохлившись, плотно обхватив локтями колени, правым боком вжавшись в Христофора. Невозможно было понять, мерзнет она или просто боится потерять своего спасителя.
Мама Рона прощупала тощие ребра и позвоночник девушки и сказала, что всё цело, только следует немножко потерпеть. Коваль для себя перевел такой диагноз, как последствия шока. Любой бы, на месте этой рыжей Евы, пришел в негодность. Целую неделю она дожидалась казни в мокром каземате среди воров и убийц, прикованная цепью к железной лавке. И дождалась в конце концов — наводнения…
От ксендза Артур узнал, что когда Станислав с Христофором ворвались в подвал, половина арестантов уже захлебнулась. Трупы качались под водой, как субмарины на якорях. Только держали их не якорные цепи, а кандальные.
Девчонку спас брат, который до последнего подталкивал ее вверх, где выше уровня прибывающей воды оставалась ниша с воздушным пузырем. Христофор повел себя удивительно. Он не выкрикивал имена и даже не огляделся. Он просто сиганул со ступенек навстречу грязному водовороту и, пока ксендз держал факел, трижды выстрелил в цепь. Стрелял из дамского револьвера, подаренного губернатором. Под водой. С риском пробить девушке лодыжку.
— Это чудо, — тихо повторял Станислав Артуру, осторожно оглядываясь на бледного, неподвижного Христофора. — Господь не оставил нас, он снова явил нам чудо, пан Кузнец… Мои молитвы дошли до него, значит, эта заблудшая душа, и впрямь, послана нам!
— Боюсь, она послана не нам, а кое-кому из нас, — проницательно заметил Лева, когда святоша в очередной раз собрался помолиться.
После того как девушка разговорилась, Станислав больше не упоминал о чудесах. Он нахохлился, как больной голубь, и впал в прострацию. Механически поднимался, если его просили помочь или что-нибудь принести, а затем снова проваливался в глубокую задумчивость…
Сбросив с прозекторского стола горшки, туда общими усилиями водрузили Карапуза. Чингису, на протяжении всего спешного отступления, удалось не потерять сознания. Последние километры Коваль и Станислав скакали с ним рядом, не давая упасть. Лева резал на капитане одежду, мама Рона фиксировала сломанную руку, а Коваль смешивал в горшочках целебные снадобья. На теле Карапуза насчитали одиннадцать ран, последний час он даже не стонал, а лишь неровно дышал, когда горячие травы причиняли острую боль.
— Командир, ты хочешь взять с собой и ее? — хмуро осведомился Даляр, кивая на закутанную в шкуру девчонку. Из солидарности с пивоварами, полковник сидел у костра очень тихо и, похоже, считал ведьму причиной всех бед.
— Еще не решил, — неопределенно ответил губернатор, гадая, куда же запропастились Бумажники.
— Убили вашего друга? — Артура за рукав потрогал Орландо. — Месье Свирский нам сказал, что белоголовый погиб, спасая эту девицу?
В суете Коваль совершенно позабыл про главную цель похода. Он даже не сразу узнал пробужденных. Ученые отмылись от защитного консерванта и облачились в непривычную для них грубую одежду, а Моника даже соорудила на бритом темечке нечто вроде тюрбана. Артура особо порадовало, что истекающего кровью чингиса и прочие неприятности ребята встретили без паники. Пусть оба не были практикующими врачами, но за время работы в институте, наверняка, насмотрелись всякого.
— Возможно, он спас одну, — ответил Артур. — Но, может статься, благодаря ему выживут тысячи.
— Мы можем чем-нибудь помочь? — запинаясь, спросила женщина. — Я так понимаю, что ни рентгена, ни УЗИ сделать негде? Ну, конечно, извините… Просто, у девушки большие синяки по всему телу, не мешало бы проверить.
— Если хотите помочь, займитесь оборудованием, — Артур кивнул на лестницу, ведущую в камеру. — Всё, что вы сочтете нужным, мы постараемся взять с собой. Про рентген можете сразу забыть, а остальное пригодится.
— Я… я боюсь туда спускаться, — помрачнела Моника.
Орландо толкнул ее в бок.
— Нет, нет, я не то хотела сказать, — сразу поправилась она. — Просто поймите, Мишель умер так неожиданно, и мы ничего не могли сделать… То есть, я хочу сказать, что, конечно, пойду…