Только ты

Она плакала тихо, беззвучно. Стояла и смотрела, как я вытираю лицо от крови колючей снежной крупой, роняя на куртку крупные горошины слез, прижимая к груди наши сумки и свою шапку. Уже не снежно-белую, новую, а в бурых пятнах грязи. Побывавшую под ногами парней, когда девчонка с дури бросилась мне на помощь, а я ее оттолкнул.

— Хватит реветь, скелетина! Хватит, слышишь! Уже все закончилось.

Мы стояли в самом начале поселка Черехино, где нас ссадил кондуктор, и я пытался остановить кровь.

— У тебя губы разбиты и нос.

— Тебе какое дело? — это прозвучало грубо, и я выдохнул, запрокидывая голову: — Не только у меня, если ты не заметила.

— Стас, я не хотела, честное слово! Очень больно?

— Лучше заткнись.

Что-то упало на землю — сумки, а следом шапка. Я обернулся, но все равно оказался не готов к тому, что она окажется так близко от меня и коснется лица. Приложит к разбитым губам платок, распахнув навстречу моему взгляду свои невозможно-синие глаза. Проведет по губам пальцами, так осторожно, словно я сделан из стекла.

Еще никогда голос не предавал меня, а собственная рука не казалась такой тяжелой и непослушной. Я замер, ошарашенный этим прикосновением, близостью Эльфа и тем фактом, что едва не задохнулся от этой близости.

Сердце стучало, как сумасшедшее, воздуха не хватало… Я накрыл ладонью руку девчонки, лежащую на моей щеке, и сжал. Закрыв глаза, с силой оторвал от себя, отступая на шаг. Выдохнул так зло, как только был в этот миг способен, за рваным вздохом, силясь втянуть в легкие воздух полной грудью.

— Никогда не касайся меня! Кажется, я просил тебя держаться подальше…

— Но, я подумала…

— Что? Что ты подумала, скелетина? Что это из-за тебя я бросился на них?! Из-за того, что ты моя сводная сестра и мне стало жаль тебя?!.. — Я отбросил ее руку, что все еще сжимал в пальцах, прочь, и хрипло рассмеялся, видя, как гаснут глаза девчонки. — Мне жалко Батю и мать. А ты… Я ненавижу тебя. Ненавижу. Всегда помни об этом.

POV Настя

Я помнила. Помнила, когда оставалась одна в его комнате, и сворачивалась клубком в его постели. Когда пользовалась его ванной и отодвигала его вещи в стенном шкафу. Когда делала вид, что сплю или читаю, в то время, как он заходил к себе в комнату и брал то, что хотел, не замечая меня. Не смущаясь, если заставал в пижаме или расчесывающую мокрые волосы, стоя у окна. Никогда не предупреждая свой визит стуком. Как бы ни хотела мачеха, это была спальня сводного брата, территория ее сына, и он не собирался уступать мне права на владение.

— Скелетина, попробуешь запереть дверь, и я ее сломаю, — однажды бросил через плечо, даже не взглянув в мою сторону, и я поверила.

Как поверила в то, что это вовсе не из-за меня он ввязался в драку.

У него было столько причин ненавидеть меня, но всякий раз, как я об этом думала, когда ловила на себе его серый неприязненный взгляд, мое сердце болезненно сжималось, не желая понимать: почему? За что он так жесток со мной?

'Я ненавижу тебя. Ненавижу. Всегда помни об этом'.

Теперь я ездила в школу одна, покидая дом намного раньше брата. Отговариваясь мачехе тем, что занимаюсь до уроков с подружкой. Завтракала в одиночестве, а возвращаясь домой, старалась отмолчаться за ужином. Это было нетрудно. Отец почти никогда не заговаривал со мной первым, а мачеха… А мачеха и без того знала обо мне все. Я сама не заметила, как привязалась к ней. К этой высокой, крупной женщине с властной внешностью и крепкой рукой, всегда находившей для меня немного личного времени и доброе слово. Именно ей я рассказывала о своих успехах и новых друзьях. Делилась надеждами на выздоровление бабушки. Именно ей говорила спасибо за то, что сыта, одета и с крышей над головой. Была благодарна за небезразличие к моей судьбе и изо всех сил старалась порадовать мачеху оценками, встречая одобрение и тихое довольство в ее глазах.

— Гриша, все-таки Настя у тебя умница. Вчера учительница из школы звонила, сказала, что у нашей девочки все хорошо. Старается, учится прилежно, уроки не пропускает.

— Эм-м, да. Молодец, дочка.

— Если так дело пойдет и дальше, то не вижу трудностей. Ты бы поговорил с Ниной Ивановной насчет внучки. Пусть в нашем городе школу заканчивает. Все-таки большой промышленный центр, достойный уровень образования, да и в ВУЗ престижный поступить, как оказалось, ей вполне по силам.

— Ну, не знаю, Галя. Вряд ли мать согласится. И потом… друг у Насти близкий живет по соседству — Егором звать. С детского сада не разлей вода. Как она без него?

Друг был, это правда, но вот то, что отец о нем знал, оказалось для меня сюрпризом. Хотя, кажется, в далеком прошлом наши родители очень дружили.

Отец улыбнулся своей шутке, как натянул улыбку, и снова уткнулся в тарелку, ловко кромсая ножом отбивную, а у меня заныло в груди, как бывало уже ни раз: я не могла заставить его любить себя. И находиться рядом — тоже не могла. Он не отталкивал меня, но и близко к себе не подпускал. Между нами всегда оставался тот шаг, самый главный, стирающий любые расстояния между родными людьми, который отец давно оставил за собой.

Если мачеха и заметила, как я сжалась на стуле, то виду не подала.

— Ох уж, эти мальчишки. Еще пару лет и отбоя у Насти от них не будет, помяни мое слово. Сегодня друг, а завтра — кто-то гораздо больше, и хорошо, если обойдется без наломанных дров. Все же ты подумай насчет школы, Гриш. Мы далеко, а свекровь со своим здоровьем за девочкой не присмотрит, как следует. Я против не буду, пусть Настя живет с нами, учится. Нам вполне по силам поднять двух подростков.

— Даже не знаю, Галя.

— Стаська, сын, а ты что думаешь?

Сводный брат в это время держал в руке чашку с чаем, и его реакцию я угадала по побелевшим от напряжения костяшкам пальцев, сдавивших хрупкий фаянс.

— Мне все равно.

Галина Юрьевна рассмеялась. С неожиданным раздражением, заставившим отца обернуться к жене. Да, она куда лучше нас знала своего сына.

— Все равно? Что ж, посмотрим насколько, — только и сказала, и больше мы к этому разговору не возвращались.

— Матвеева, да не переживай ты! Ничего особенно сложного от нас не требуется! Подумаешь: выйти, попрыгать, разогреть зрителей, прокричать речевку и разойтись по домам! Мы должны поддержать свою команду или нет? Это же чемпионат школы по баскетболу! Полуфинал года! Даже такая лентяйка, как я это понимает! Где я и где физкультура, заметь, на разных полюсах планеты, а все равно согласилась участвовать!

— Лентяйка? Лучше прямо скажи, Кузнецова: 'толстуха', так будет честнее, — это сказала Динка Губенко, подкрашивая ресницы у окна за нашими спинами, и Дашка хищно ей улыбнулась.

— Да хоть пупс в квадрате, Диночка! Может, я воспитываю в душе любовь к прекрасному и себе ненаглядной. Кому не нравится, пусть подавится! Меньше всего я намерена переживать по поводу своей офигенной фигуры и твоего отравления черной завистью. Промой кишечник, говорят, помогает.

Мы стояли возле дверей большого школьного спортзала и ждали тренера. Сегодня я узнала, что через неделю в школе состоятся соревнования по баскетболу среди старших классов, и в традициях девчонок каждого класса поддержать спортивным танцем своих парней.

В нашем классе было тринадцать девчонок, но тренер попросил остаться после уроков семерых, в том числе и меня, и я очень переживала по этому поводу. Не представляя чего ожидать от подобной тренировки.

— А мне нравится, — хохотнул Петька, подпирая плечом стену, и Дашка сконфуженно охнула, оборачиваясь к парню.

— Збруев, снова ты! А ну растворился в забвении, призрак! Достал уже!

Даже я успела привыкнуть к перепалке между этими двумя, повторяющейся каждый день, поэтому не удивилась, когда Збруев обиженно нахмурился.

— Это ты, Белка, достала. Вообще-то, я капитан команды, если ты забыла.

— Вот и командуй командой! Нечего в чужие разговоры встревать!