Черная шляпа

— Я хочу уехать отсюда, — сказала я.

— Куда?

— Куда угодно. Поймать первого попавшегося попутчика…

— …И уехать в багажнике в лес, — закончил за меня Вечность, — Хорош способ, нечего сказать. Только уж слишком радикальный.

Он ложится на пепел. Я следую его примеру. Мягко. и тепло. Будто совсем недавно был пожар.

— Спина всё ещё болит, — сказал он, — Особенно по ночам. Как будто я только что упал. Халаты сказали, что всё зажило. Ничего у меня не зажило…

— Была бы тут Поступь… Стоп. Кто такая Поступь?

— Кто такая…

Забыла.

Мы летели в холодном небе, без устали размахивая крыльями. Мои перья были сизые, его — белые. Потоки воздуха подхватывали нас и уносили вдаль, к перистым облакам, бледному серпу месяца и садящемуся солнцу.

— Быстрее, — сказал Вечность.

— А я итак машу изо всех сил, — чирикнула я.

— Надо махать ещё быстрее, чтобы не отставать, — сказал Вечность, — А чтобы обогнать — в два раза быстрее, чем можешь.

— Но это бессмыслица, — сказала я.

— Мы две говорящие птицы, — сказал Вечность, — Какой тут должен быть смысл?

Внизу проносились поля, похожие на плиточный пол. Одинокие фермы и хутора, уменьшенные деревья и крохотные холмишки — всё это было словно игрушечным.

— И если протянуть руку, то можно их разбросать, — вслух сказала я.

— У нас нет рук, глупенькая, — рассмеялся Вечность, — Ускоряемся! Впереди океан.

Проносимся над пестрыми крышами домов, сидящими на проводах грачами, трубами и антеннами, деревьями, кустами, лужицами, столиками. Проносимся над линией берега, ракушками, круглыми камешками и песком. Вдали уплывает одинокий корабль.

Вокруг только сверкающая водная рябь, синева с лоскутами облаков и оранжевая линия горизонта. Пахнет солью, севером, рыбой и водорослями. От воды веет прохладой. Вижу серебристую стаю рыбешек, ярких медуз и коралловые рифы. Сама не заметила, как близко склонилась к воде.

— Осторожно, — сказал Вечность, — Смотри, чтобы вода на тебя не попала.

Впереди плыл корабль, качаясь на воде. Белогривые волны ударялись о его борта. Я села на мачту и в голове сами собой возникли строки.

О, если бы я была дроздом, который может свистеть и петь,

Я бы следила за судном в парусах моей истинной любви,

И на верху оснастки я бы свила гнездо,

Где бы трепетала крыльями над грудью моей белой лилии.

— И кому это ты поёшь? — усмехнулся Вечность, — Нас не слышит никто. Давай, полетели отсюда.

— И куда? — спросила я, слетая с мачты, — Думаешь, мы перелетим океан?

— Если будешь отвлекаться и задавать глупые вопросы — не перелетим, — хмыкнул Вечность.

Казалось, нет конца и краю этому океану. Но такая бесконечность меня устраивала. Соленая вода, сверкающие брызги и шепот волн — что может быть лучше? Абсолютно ничего.

— Что чувствовали древние мореплаватели? — спросила я сама себя, — Наверное, их и не интересовал исход плавания. Волны и чайки пели им колыбельные, океан качал корабль, как люльку, а звёзды и Луна служили светильниками.

— Много болтаешь, — сказал Вечность.

— Знаешь, откуда произошло название Гренландии? Первопроходцы среди снегов увидели зелёную траву.

— А мы ничего не увидим, если продолжишь в таком же духе, — ощетинился Вечность, — У меня итак силы на исходе.

— Молчу-молчу.

Крылья начинают болеть, солнце садится и становится темно. В небе проносится шумный самолет, оставляя длинный белый хвост, быстро превратившиеся в очередное большое олблако. Показываются первые звёзды, отражающиеся в воде. Я чувствую усталость, но пейзаж не надоедает. Это скорее прятное усталось и приятное оцепенение. Словно утренняя нега.

Впереди косяк перелетных птиц. Закрытое коллективное сознание, строгая иерархия. Им нет до нас дела, но я знаю, что они чувствую тоже самое, что и я.

— Не долетим, — расстроенно сказал Вечность.

— Не долетим, — повторил он, лёжа на чердаке, — Но лучше, чем ничего. В прошлый раз я до берега не долетел.

— У меня руки устали, — сказала я, — И одежда провоняла рыбой.

— Но тебе понравилось, — скорее утвердил, чем вопросил Вечность.

— Ага, — сказала я.

— Кит научил…

Вечность сделался грустным.

— Помиритесь ещё, — сказала я, — Кит вовсе не злой. Просто колючий.

— Да не в этом дело, — отмахнулся Вечность, — Он не отказывается от своих слов. Дело не в отношении, а в принципах.

— Дурные принципы у него тогда, — буркнула я, — Подумаешь, чердак подпалил. Поступь на него даже не злилась. Как и я. Он-то чего возмущается? Хорош друг, нечего сказать.

— Чердак был поводом, — терпеливо, как маленькому ребенку, объяснил Вечность, — Просто дружить нам не судьба. Так уж получилось.

— Жалко, — сказала я.

Вечность помрачнел. Пепел остыл, а за окном поднималось солнце.

Песня о смехе сквозь слёзы

То, что нас ждёт болезнь, я догадалась ближе к зиме. Это было заметно и по сморканиям, и по лихорадочному блеску в глазах Блейна, и по шарфику Элис, и по запаху антисептиков, и по горячему чайному пару, сопровождающему нас везде. Грядущая зима рисовала узоры на стеклах, посыпала траву белым снегом, дула холодным ветром, срывая с деревьев последние листья, заставляя их застывать и трескаться, сковывала лужи тонкой корочкой льда. Выла у трубах тоже она, и она же сближала людей под клетчатыми пледами, у костров настоящих и воображаемых, у чашки чая. люди грелись сказками, анекдотами, песнями и страшилками, вместе ели и вместе засыпали. Одному тут было холодно, тоскливо и боязно. Когда я зашла в палату Сандры, то поразилась тому, как там холодно. Дыхание превращалось в едва заметный пар, кончики пальцем и носа делались ледяными. И дело было даже не в отоплении. В палате с Блейном, Ромео и очкариком было тепло и уютно, а у нас жарко, так что приходилось ходить в шортах и майках.

Приближался ноябрь, и мы ссорились друг с другом, потому что были не в ладах с собой. Зои каждую ночь металась в постели, и к утру она вся была пропитана её холодным потом. Днём вела себя как ни в чем не бывало, но на дне её зеленых глаз я видела тень страха. Такие, как она, его постоянно испытывают, постоянно бояться потерять контроль над собой. Но больше, чем потерять контроль, она боялась Клетки, потому что видела, что она делает с людьми.

Я решила не спать. По ночам я леждала в постели, смотрела на потолок и пыталась прогнать все мысли, роящиеся у меня в голове. Голос шептал снять шляпу и закрыть глаза, и мне хотелось воткнуть иглы в уши, чтобы он заткнулся. Вечность разводил руками — Кошке он помог, а себе могу помочь только я. Мне казалось, что если я убегу, то всё закончится, но Ласка меня выпускать не хотела. Говорила, что моё состояние нестабильно. Говорила, что мне нужна помощь.

Кошке хорошо — ей больно. Она плачет по ночам и зовёт своего мальчишку. Клариссе хорошо — ей стабильно хреново. Отказывается рассказывать, что с ней и молча рассыпается на части. Её зеркальное отражение раскололось, хотя трещин нет — я долго проверяла. Зои хорошо — помучается, побрызжет пеной и успокоится. И её метаморфозы приносят пользу — она чует беду. Беревестник, как же.

Хотите меняться? Давайте меняться. Обратно запроситесь, поймете, почему я противная и злая.

А потом у Буревестник случился приступ. Остальные не поняли её слов, а я разглядела скрытое предупреждение. Они уйдут — Вечность, Несуществующий и зеленоволосый, которого я мысленно окрестила Безымянным. А мы останемся здесь догнивать — пегий дракон, космический зверь и капитан потонувшего корабля.

Кит мог бы уйти. Но остался.

— Я не пойду, — сказал Кит, — Я не беглец.

— Киты любят странствовать, — задумчиво сказала я.