Черная шляпа

Поступь сделала свой выбор. И у меня было несколько недель на то, чтобы смириться с тем, что она уйдет. Близилась Ночь, Когда Все Двери Открыты. Ночь стирания грани между возможным и невозможным, ночь исполнения желаний и воссоединения разлученных. Ночь, когда Поступь уйдет и заберет с собой воспоминания о себе. Наверное, так будет лучше. Так мы не будем скучать. Так будет лучше и для неё, и для нас.

Вместе с осенью пришел холод и снег, припорошивший ковер из золотых листьев. Дыхание превращалось в пар, на окне иней нарисовал узоры и лужи покрылись корочкой льда. Эта осень была очень красивая, но вместе с тем и пугающая. Чем ближе была зима, тем мрачнее становился Вечность.

Поступь подтвердила мои догадки. Сказала, что эта зима будет особенно холодной и многое унесет с собой. А когда ей что-то кажется, что в большинстстве случаев это правда. Да и я чувствовала ледянящее дыхание. И Кошка была тут непричем, в этом она ошиблась.

Чтобы отогнать тревогу, мы включали допоздна музыку, упрашивали Халатов включить телек, дрались едой, убегали на улицу без верхней одежды и носились друг за другом как угорелые, пока Халаты не сгоняли обратно. А по ночам я перестала спать и лежала без дела в постели, ожидая наступления Ночи, Когда Все Двери Открыты.

И вот она настала. Тихо, незаметно. Пришла вместе с зажжеными фонарями, рисунками на стенах, гирляндами и фантиками от конфет. В городе люди обычно наряжались во всякую нечисть и выпрашивали у соседей сладости, а мы просто маялись дурью днём и совершали невозможное ночью.

Вечером нам включили телек. Мы смотрели на трансляцию концерта и завистливо вздыхали.

— Ничего, у нас лучше будет, — заявила Зои, — Подумаешь, под музыку дрыгаются… Мы это сами может. Ага?

— Ага, — согласилась я.

— Ага, — согласился парень с зелеными волосами, отказывающийся называть своё имя.

— Ага, — согласился Ромео.

— Так давайте, — сказала Габриэль.

Она вскочила на стол и принялась вилять задницей. Я прибавила звук на телеке. Зои стала подпевать.

— Бедная Элли, — сказала Зои, — Сидит у себя на окне, скучает.

— Халаты идут, — сказал Ромео.

Габриэль спрыгнула со стола и разочарованно села на ковер. Халаты выключили телевизор и разогнали нас по комнатам.

День здесь — вершина айсберга. Ночь всё решает.

Ночью дети высыпали на крыльцо, разбрелись по саду, ждали ответа на письма, которые они бросали под самое старое дерево. А на самом старом дереве распустились цветы, белые и красивые, как первый снег. Несуществующий обрел свою Февраль и плоть, и они танцевали вокруг толстого ствола.

Откуда-то донеслись звуки барахлящего радио. Я расхохоталась.

— Что, совсем нечего делать? — сочувственно спросил Несуществующий.

— Ага, — сказала я, — Ты похож на Орфея.

— Нет! — попытался закричать Несуществующий, но вышел только шепот.

Я пошла дальше слоняться по саду без дела. Над зеленоволосым склонялись ветви ели. Кит строчил стихи на стене, которые я прочитать не могла, хотя написаны они были на нашем языке и довольно разборчиво. Вечность рисовал дриаду, в чьих волосах рос дикий плющ. Из кустов доносился смех, игра на гитаре и песня бархатистым голосом. Мне стало грустно и одиноко.

Ходит легенда, что этой ночью Королева лично гадает самому потерянному из нас. Хотелось бы, чтобы это была я. Но я не потерянная. Кошка потерянная, её сиамский близнец пожирает её. Это даже не тьма, а нечто похуже. Хотя, что может быть хуже тьмы?

На белый снег опускаются капли крови. Не красной — черной. Два черных пятна, такие неуместные посреди всей этой красоты и праздника жизни.

Мальчишка сидит прямо на земле и играет на флейте. В саду снег, холод и голые ветви, а вокруг мальчишки летают мотыльки, распускаются разноцветные цветы и скачут маленькие пламенные зверьки. Мелодия несется извивающейся линией — она за секунду готова обогнуть земной шар, но остается подле него. Вот дракон из ярко-красного пламени исвобождается из оков и несется прямо на меня, грозясь проглотить, но хватает лишь воздух своими призрачными челюстями. А если бы он дыхнул на меня, то я бы сгорела? Сомневаюсь, что огонь сейчас может меня тронуть. Черная кровь не горит.

Флейта сделана из веток самого старого дерева. Если на ней сыграет кто-нибудь другой, то услышит только сдавленный свист. А этот играет — это его флейта.

Мимо идут Халаты. они не видят мотыльков, цветов и зверей, не слышат мелодию. Говорят о каком-то чердаке. Говорят, что пора бы его закрыть. Чердак… Оттуда открывался красивый вид.

Меня осеняет. Я бегу на чердак, стараясь быть незаметной. Сливаюсь с окружающей тьмой. Взламываю замок.

Там больше нет старых игрушек, пожелтевших тетрадей с выгоревшими надписями и рисунками, насекомых и пауков. Только гнезда с птенцами, горы пепла и искореженное пианино. Я подхожу к окну с выбитыми стеклами и смотрю вниз.

Отсюда всегда хорошо смотреть. Открывается вид на внутренний двор, широкую дорогу с уличными фонарями, ютящиеся домишки, похожие на спичечные коробки, одиноко стоящие деревья, почти сбросившие листья и поле далеко впереди. Пустынное, заснеженное поле без краев, юга и севера. Вот высится обособленный дом, белокаменный, красивый, с широким садом, собаками и высоким забором. Это дом Тома, который всегда опаздывает и ездит в школу на машине с личным шофером. Или это шофер его родителей… А вот дом с запущенным садиком, перезрелыми яблоками и кормушками для птиц. Это дом Дейла. Сейчас он наверняка сидит в комнате и читает Юкио Мисиму. А вот покоробившийся старый дом около озера. Это дом Германа. Сейчас он либо играет на гитаре, либо слоняется со своей компанией по улице. Наверное, из окна в его комнате открывается вид на озеро и спускающиеся к нему ступеньки. А вот маленький, но аккуратный домик, живая изгородь и множество клумб, но нет деревьев. Это дом Риши. Сейчас она спит дома. Она жаворонок и решила начать высыпаться и правильно питаться. наверное, скоро смоет розовую краску и наденет платье, пылящееся у неё на антрессолях. А вот дом, вокруг которого припаркованно множество машин. В саду блюют люди, в окнах свет. Это дом Миры. В учебное время закатывает вечеринки, на каникулах никого не впускает. Интересно, а где дом парня с автозаправки?

Город небольшой, полон огней, широких улиц и круглосуточных магазинов, стремных клубов, блюющих подростков, пустырей и заброшенных построений. Город, в котором летом жарко, а зимой идет мокрый снег вперемешку с дождем. Нет ни моря, ни озера, только грязный пруд, автоматические поливалки, лужи и шланги. Я в деревне купалась в бочке. Залазала в неё и стояла так, пока не надоест. А пото выросла и не помещалась.

Город у моря был совсем другой. Там был прохладный воздух, запах соли и выпечки, отплывающие корабли, песочный пляж, фотографы и бутики. У витрины стояли куклы, причудливые статуэтки, подвески, ловцы снов. На асфальте было нарисовано солнце. Но это всё равно было не то.

Мне нужно было дальше. Поймать попутчика и ехать куда глаза глядят. не спрашивать, куда: так вся магия пропадет. Просто ехать, вымывая кровь попутным ветром, выбивая тоску громкими песнями. Собрать полевые цветы и сплести из них венок, а старую одежду сжечь. Остановиться в большом городе и всю ночь ходить по его улицам — лучший способ познакомиться с городом. Остановиться в хостеле и написать на стене:

здесь была Клэр

Я подошла к пианино, освещаемому лунным светом. Любой, сыгравши на ней, почувствует себя музыкантом. Но так, как у Вечности, мало у кого получится.

Играю "реквием по мечте". Вкладываю всю ярость и всё отчаяние. В конце в сердцах бью по клавишам кулаком.

— Не мучай ты так пианино, оно ни в чем не виновато.

Вечность. В изъеденном молью свитере и лохматыми грязными волосами, в которых застряло перо. Золотые глаза светятся в темноте.

— Ну, чего? — кивнул он, — Надумала?