Черная шляпа

Я вернулся в родной город. Я ничего не почувствовал, когда шел по проселочной дороге вдоль домов друзей Клэр. Я ничего не почувствовал, когда забрался через окно в психушку. Но когда вернулась муза, я почувствовал жажду.

Была одна проблема: Ворожея не хотела сдаваться. Я утопил её в своей тьме, проглотил её и заточил в своём бездонном нутре, связал своей ненавистью и парализовал страхом. но она всё ещё билась и всё ещё кричала. Ворожея была хитра и запирала нужные воспоминания в старинные шкатулки, а ключи глотала. Когда надо было, она вытаскивала из себя эти ключи.

О, я бы разорвал эту шляпу в клочья. Но я не мог к ней прикоснуться. Я бы разорвал Ворожею в клочья, но её тело обжигало, словно пламя. Вот только пламя мне было не страшно, а вот она…

Поклятая муза мне сразу не понравилась. Слишком жизнерадостная, ребячливая, болтливая… Живая. И сильная. Есть такие люди: с виду невзрачные, неказистые и глупыне, но внутри них скрывается стержень. Они не кичатся своей силой и не стыдятся её: они принимают её как данность. Их не возьмёшь тьмой, она стекает с них, как с гуся вода. Вот и с неё тьма стекала.

И я бы пробил эту защиту, я был в этом уверен. Зубами бы разгрыз её уверенность, когтями разорвал броню. Но не успел. Музу схватил Знающий, муза схватила Ворожею. Пробка вылетела, и образовавшаяся дыра засосала всё. В том числе и зверя. В том числе и ненависть. Но ненадолго. Он не сдастся, пока один из нас не умрёт.

Моя рука сжимает руку Поступи. Рука Поступи сжимает мою. Я судорожно глотаю воздух, как новорожденная. Свет режет глаза, а мир кажется таким ярким. Ковыль гладит мои волосы и что-то говорит, а я что-то отвечаю. что — не понимаю.

Слаба. Слабость разливается по моему телу. Вокруг брызги зловонной крови, пена и слюна. Поступь вся изранена, но своих царапин не замечает. Кит весь в крови и совсем ослаб. Весь дух отшибло, но он об этом не жалел. Он ругал поступь за безрассудство, а Вечностьгладил мои волосы. Ковыль вытирала меня, Отступница пошла за водой.

Кит дал обещание защитить меня, и пылающий взгляд его гипнотических чёрных глаз был устремлён на меня. Тоже безрассудный малый. Но слов на ветер не бросает.

Вскоре к нам ворвались Халаты и уволокли куда-то. Поили таблетками, кололи какую-то дрянь, рассматривали словно в микроскопе. Ругали. Больше всех заходилась Ласка.

— И как я могла этого не предвидеть? — причитала она, — Знала же, что ты нестабильная. Тоже мне, ведущий специалист в области психиатрии.

— Подержать её надо в реанимации, — сплюнул мистер Эррони, — Парочку дней так точно. Мне интересно, почему родители не регулировали такое поведение? Им нормально, что их дочь уезжает хрен знает куда и возвращается в непонятно каком состоянии?

— Не вини себя, — говорила психотерапевт Ласке, — Все ошибаются. Психиатрия — сложная наука.

Продержали меня в реанимации, наблюдали, строчили что-то в блокнотах, пичкали таблетками. Таблетки в каше, таблетки в капсулах, таблетки, таблетки, таблетки. утопала в таблетках. На вене красовался синяк от неправильно сделанного укола, и Ласка на чем свет стоит ругала нерадивую медсестру, сделавшую мне такой "презент".

Потом продержали в Клетке несколько дней. И снился мне только один сон.

— Ты уверен? Это очень сложно.

— У меня всё получится. В отличии от тебя, мне не придется кого-то ждать. И, может быть, я найду эту твою девчонку. Как следует поищу её.

Ворон заливисто расхохотался.

— Ну, попробуй, — с одышкой сказал он, — Я её уже несколько лет ищу.

— Плохо ищешь.

Мальчишка был курносый, кудлатый, с выгоревшими волосами и загоревшей и обветренной кожей. Они сидели на заднем дворе на старой скамье под цветущим деревом. На голову Ворона приземлился лист.

— Я уже встретил Королеву. Она дала мне инструкции.

— Какие, например?

— Нужно ничего не бояться.

— Ты у нас вообще смельчак, каких ещё поискать, — тепло улыбнулся Ворон.

— Кончай издеваться, — насупился мальчик, — Я справлюсь. Я храбрый.

— Настолько, что боишься темноты и писаешься в постель…

— Эй!!!

— Ладно тебе, не сердись. Я любя.

Ворон потрепал русые волосы друга.

И снова лицо друга. О да, он не походил на человека. Да и на живого, в общем-то, тоже. Тот же взгляд, искажённый ненавистью и страхом. глаза, налитые кровью. Слюна, капающая с клыком. Утробный рык. Черной крови не было, была только ярость. Люди пугали его своей живость и непостоянности, и в его голове звучал незнакомый голос, твердивший одно.

Убить.

Растерзать.

Разорвать.

И его сопровождал белый шум. Белый шум, не дававший Ворону покоя ни днём, ни ночью.

— Ну всё, хватит. Не увлекайся чужими воспоминаниями.

На меня смотрит Вечность. Он по ту сторону.

— Так вот как чувствует себя Ворон… — пробормотала я.

— Ну, не совсем… — замялся Вечность, — Я поговорил с Халатами. Тебя утром выписывают.

— Хорошо, — кивнула я, — А то мне уже надоело тут сидеть. Давай иди к себе, пока не спалили. А вот мне поспать уже не удастся.

Занимайтесь любовью, а не войной.

Я знаю, вы слышали это раньше.

Любовь — это ответ, и вы знаете, что это правда.

О да, о да.

— Жесть какая-то, — простонала Зои, — Даже мой пьяный полуглухой дед лучше поёт.

— Жюли, ты меня прости, что я ругала тебя за непоподание в ноты, — сказала Салли, — Я ведь не со зла.

— Ага, и ты меня прости, пошла в задницу, что ругала за слишком низкий голос, — кивнула Жюли.

— Да ну вас, — обиделась я, — Вот уйду от вас опять. Будете сами рыскать по ближайшим пляжам.

Салли — девушка в инвалидной коляске, толстушка и ходячий антистереотип. Пережила анорексию, робостью не отличается, любит МКР, "хор" и футбол. Палец в рот не клади — откусит вместе с рукой. Поступила ещё летом и спелась с Зои. Я с ней редко разговаривала, потому что таскалась за парнями. Но в последнее время мы начали общаться чаще. А что ещё делать, если живем в одной палате? Она научила меня играть в покер, остроумно шутить, играть на гитаре и петь. Узнав, что я битломанка, она вздумала отучить меня уродовать их песни своей манерой фальшивить.

А вот Жюли прибыла совсем недавно. А именно — буквально на днях. Горилла с нежным сердечком, знающая кучу отборнейших ругательств и имеющая двести пар носков. Сросшиеся на переносице брови, карикатурный шнобель и массимная фигура. Ей бы копом работать, сразу же уровень преступности снизится от одного её вида. Но для копа у неё неё недостаточно жесткости.

К нам вошла Зои в красном свитере с оленями.

— У нас пополнение, — хмуро сказала она.

— Это же… Хорошо? — неуверенно спросила я.

— Ага, — озарилась лучезарной улыбкой Кларисса, — У новеньких можно отобрать вещи. Новые люди — новые вещи.

— Да ты зверь, — казалось, волосы на голове Салли стали дыбом.

— Дайте посмотреть, — попросилдась я.

— Только издалека, — строго сказала Зои, — У неё такая аура, закачаешься.

— Летом у всех такая "аура", — хмыкнула я, но всё же послушалась Зои.

И правильно сделала. Мне достаточно было выглянуть в открытое окно и взглянуть на гуляющую в саду девушку в клетчатой рубашке и старомодных джинсах, чтобы захлебнуться этим приторным ароматом. Этот тип сзади её изуродовал до неузнаваемости. Элли назвала их сиамскими близнецами. И впрямь, сиамы. Сеящие тьму. От них трава вянет и холодно становится.

— Это просто жесть, — выдохнула я, — Пожалуй, с ней знакомиться не буду.

Песня о птицах