Черная шляпа

— Хотя бы не сумасбродный, как ты, — огрызнулся парень.

Ты говоришь да — я говорю нет.

Ты говоришь "стой" — я говорю "уходи, уходи, уходи"

О нет!

Ты говоришь "прощай" — я говорю "привет"!

— Ты фальшивишь! — поёт парень в такт песне.

— Ты тоже, — пою я.

Песня заканчивается, мы включаем её снова. И снова. и снова. Потом нас начинает от неё тошнить и он включает "лимонное дерево".

Мы несемся по пустынной дороге, и впереди нас — только пустой горизонт и синеющее небо без единого облачка, которое пересекает шрам от пролетающего самолета. По бокам — высокая трава, дикорастущие цветы, перекати-поле, репейник, ковыль, полынь. Кажется, я видела сурка, стоящего на одиноком пеньке. Вдали гоготали птицы, хлопали крыльями, поднимались в небо дружной стаей. Ветер перебивал вонь внутри машины, внося аромат горелой травы, дыма и цветов, остужал разгоряченную кожу, взлохмачивал волосы. Солнце светило прямо в лицо. Попутчик разбрызгал средство от насекомых. На шее красовался здоровенный укус слепня.

— Ехать будем долго, — предупредил он, — Надеюсь, ты взяла с собой еду? Потому что у меня её немного.

— Конечно, я… Ой.

Я обнаружила, что не взяла с собой ничего съедобного.

— Класс, — сказал парень, остановившись, — Будем, как первобытные, добывать себе пропитание. Я заточу копьё, а ты ищи давай коренья.

— А потом мы ничего не найдем и съедим друг друга, — мечтательно сказала я, — Ну, у тебя же есть немного еды? Будем экономить, значит…

— Ты же не прожорливая? — осведомился парень, — У меня только две банки консерв, упаковка печенья и газировка. Дам тебе половину банки, одну пачку печенья и 10 глотков газировки. На большее я не согласен.

— Идёт, — сказала я, — Мне этого вполне достаточно. Ем я мало.

Я давилась рыбными консервами, запивая их газировкой и заедая печеньем, которое было очень жестиким и его было не раскусить с первого раза. Стало ещё жарче. Насекомые так и налегали. Вокруг меня принялась кружить пчела. Должно быть, за цветок приняла.

— Долго там? — раздалось откуда-то сзади.

Парень рылся в багаже.

— Закончила, — выдохнула я.

— Через минуту отправляемся, — сказал парень, не вылезая из багажника, — Проветри пока. Не хочу нюхать рыбную вонь.

— У нас итак окно открыто, — пробормотала я.

Попыталась включить вентиляцию. Не работала. Открыла дверцы, принялась махать газетой. Наконец парень закончил возиться с багажом и мы снова отправились в путь.

Вечером мы остановились. Спали прямо в машине. Я смотрела на звёздное небо, темнующую в сумерках траву и асфальт дороги.

Я не видела снов. Только чернильную тьму. Всю ночь она продержала меня в себе и выпустила только утром, да и то от настойчивых возгласов парня.

— Вставай, спящая не-красавица! — говорил он, — Давай, поднимайся.

Я посмотрела на небо.

— Шесть часов, — пробормотала я, — Ты мазохист, что ли? Или садист? Или и то, и другое вместе?

— Не знаю, как ты, а я хочу побыстрее приехать, — сказал парень, усаживаясь за руль.

— Окей, а меня зачем будить? — осведомилась я.

— А просто так, — усмехнулся парень, — Чтобы жизнь мёдом не казалась.

Мы снова гнали свыше дозволенной скорости и горланили старые песни. На сей раз нашей жертвой стали рок-н-ролльные дядьки. Обедали опять ужаснейшей рыбой, жесткими печеньями и газировкой. Ближе к вечеру показался вдали город. Невысокие дома, огни и кусок океана. Казалось, я слышу шепот волн. Что-то мне это наполнило.

— Ты там не обольщайся, — кинул парень, — До города ещё ехать и ехать.

Потом мы пели Фрэнка Синатру, а потом Джона Леннона и Йоко Оно.

— Почему все ругают Йоко? — спросила я, — По-моему, она изменила Джона в лучшую сторону. И вообще, она крутая.

— Мне вообще больше его сольная карьера нравится, — кивнул парень, — Хотя группа тоже ничего такая.

— Особенно Пол Маккартни, — облизнулась я.

— Избавь меня от своих фантазий, — фыркнул парень.

— А Леди Гага есть? — спросила я, — Или, как в психушке, самому новому диску 20 лет?

— Ты в психушке лежала? — приподнял брови парень, — Тогда ничего удивительного. Нет, новые у меня есть. Нирвана, например.

— И это, по-твоему, новое? — фыркнула я.

— Почему нет? — пожал плечами парень, — Учитывая то, что я слушаю в основном музыку от 20-х до 50-х годов.

— Ну ладно, включай свою Нирвану, — разрешила я, — Слушать всё равно нечего.

Потом мы подпевали не самым приличным их песенкам, а я даже подтанцовывала, привстав с места.

Ночью мы тоже ехали. Приехали к четырем утра. Парень припарковал машину у мотеля.

— Деньги хоть есть? — вздохнул он.

— Деньги есть.

Мы расположились в соседних комнатах. Сразу же после бронирования я побежала к пляжу…

Песня о побеге

Несколько одиночек сидели на песке, расстелив полотенце. Смотрели вдаль, зарывая босые ноги в песок и закрывая лицо панамками. Фотограф возился с фотоаппаратом и лихорадочно читал учебник. Парочка держалась за руки и прогуливалась вдоль берега. Старик читал книгу Харуки Мураками. семья разжигала костер и жарила шашлыки, отец пел под гитару, старший сын возился с мясом, а дочка читала журнал. Из прибережного кафе доносилась музыка и если как следует принюхаться, то можно было почувствовать запах свежей выпечки.

Я рассеянно пела "так и быть", сняв шлепанцы. Ноги едва не обожгло нагретым песком. Галька врезалась в кожу ступней. Они у меня огрубевшие, потому что привыкли к постоянному хождению босиком, но всё равно неприятно. Ветер приподнимал юбку и грозился сорвать шляпу. Люди на меня пялились со странным выражением лица. Ещё бы: летний день, зной, жара, хоть прямо сейчас ложись и помирай, а я вся в черном и длинном хожу, да ещё и выгляжу как ведьма.

Шляпа оказалась в сумке, которую я рассеянно таскала с собой и тут же забыта. Следом за ней там оказалась одежда. И остался только купальник, который я всё это время носила под одеждой.

Подошла к океану и вошла в воду прямо в одежде. как во сне. неведомая сила влекла меня к горизонту. Дальше, дальше, ещё дальше. Туда, откуда не видно берега. Туда, где есть лишь волны, небо и дельфины. Где до дна не достать, даже если тонуть весь день.

Тут не было скал, гор и травы. Только пляж с каменными джунглями с одной стороны и бескрайняя водяная рябь с другой. Вода была тёплой и солёной. Но если отойти подальше, она становилась холодной. Наткнулась на скользкую скалистую поверхность и едва не подскользнулась. Интересно, тут есть медузы? Дельфинов, во всяком случае, не было. Я поняла это только когда погрузилась с головой в воду. Шляпа осталась на поверхности, и я оказалась наедине с липкой влажной тьмой.

Вышла уже не я. Это был кто-то другой. Вселенский зверь, в его глазницах сияли звёзды, а пасть была черной дырой. Его рык был подобен инфразвуку, когти подобны месяцу. Шкура была чернее космической тьмы. как тёмная материя, как абсолютная чернота, как первобытное ничто.

Это был зверь ненависти. И этот зверь был голоден.

Я пил любовь, глотал её жадно, и обращал её в ненависть. Он рыскал по городу и не нашел там пищи, потому что никто не видел черные следы, которые он оставлял после себя. И тогда он вернулся к попутчику и потребовал отвезти его обратно. Попутчик не заметил перемены в голосе "Клэр" и дал ей деньги на поезку обратно, сказав, что не собирается ехать обратно.

В поезде было много людей, и одни были наполнены надеждой и предвкушением новых впечатлений, другие с радостью возвращались домой. Ещё одни с неохотой покидали дом, другие с неохотой возвращались. В светлом поезде не было места черному зверю, из чьей пасти стекала дымящаяся слюна, кислотой прожигающая пол. Никто не заметил ни повреждений, ни слюны, ни чёрной крови. Они видели только оболочку, и в этом не было их вины. если бы они увидели нечто большее, то стали бы из тех несчастных, чей рассудок расколол страх. Их кровь бы окрасилась в чёрный. О да, черная кровь любит страх.